Репортаж из зала суда. В среду 29 января судья Мосгорсуда Сергей Груздев продолжил рассматривать по существу дело бывших высокопоставленных сотрудников Следственного комитета РФ Александра Дрыманова, Михаила Максименко и Алексея Крамаренко, обвиняемых в получении взятки - 1 миллиона долларов от «вора в законе» Захария Калашова (Шакро Молодого) за смягчение обвинения, а затем освобождение из-под ареста криминального авторитета Андрея Кочуйкова (Итальянца).
САМ ВЫЕЗЖАЛ НА РОЧДЕЛЬСКУЮ УЛИЦУ
Мосгорсуд, 11.00, 29.01.2020 г. На этом заседании был допрошен второй обвиняемый – бывший начальник СК по ЦАО Москвы Алексей Крамаренко. Как и в случае с Максименко, он начал свою речь с длинного монолога, а затем ответил на вопросы участников процесса.
По словам Крамаренко, для него вся эта история началась в конце марта 2016 года, когда его вызвал к себе заместитель главы ГСУ СК России по Москве Денис Никандров и поставил в известность, что он в ближайшее время собирается выделить «дело Кочуйкова и Романова» в отдельное производство и передать его для расследования в СК по ЦАО. Само дело о перестрелке на Рочдельской было Крамаренко знакомо – в декабре 2015-го он сам выезжал на место происшествия, его сотрудники проводили первоначальные следственные действия – осмотр места, трупов, изъятие видеозаписей с постов охраны, назначение первоначальных экспертиз, допросы задержанных.
«Никандров мне сказал, что он вместе с коллегами из отдела процессуального контроля усматривает в действиях Кочуйкова и Романова самоуправство с применением насилия. Добавил, что это дело никакой сложности не представляет, ситуация проста и предельно понятна, так как есть аудио и видеозапись всего, что происходило в тот день в кафе «Элементс» и около него. Моя задача - расследовать его в кратчайшие сроки… Дело ещё не передали в ЦАО, как тогда же - в конце марта - мне позвонил, а затем заехал ко мне на работу Смычковский».
О РОЛИ СМЫЧКОВСКОГО
Со Смычковским они познакомились в 2007 или 2008 году, когда Крамаренко расследовал дело о контрабанде товаров народного потребления из стран Ближнего Востока через аэропорты РФ - по нему обвинялся ряд высокопоставленных сотрудников МВД, ФТС, ФСБ. В рамках расследования этого дела был арестован и длительное время содержался в «Лефортово» близкий друг Смычковского – некто Тугуз Нурдин, в связи с чем в качестве свидетеля был допрошен и сам Смычковский. Претензий к нему не было, но и никаких неформальных отношений с ним не возникло. Следующий раз они встретились только пять лет спустя, когда Крамаренко уже руководил СУ по ЦАО.
Оценивая личность Смычковского, подсудимый отметил, что тот – крупный бизнесмен, был хорошо знаком со многими высокопоставленными сотрудниками властных структур и правоохранительных органов, дружил с тогдашним руководством ГСУ (Яковенко и Синяговским, которые были его земляками), бывал на праздничных мероприятиях ГСУ, их днях рождения. Крамаренко также начал поддерживать с ним приятельские отношения, но общался только во время редких встреч в ГСУ – не чаще пяти раз в год.
«Смычковский приехал ко мне в марте 2016-го, когда уже произошла смена руководства в ГСУ – пришёл генерал Дрыманов со своей командой. Цель его визита – то, что его знакомые (руководящие сотрудники среднего звена оперативных подразделений ФСО) неформально попросили его познакомить со мной – их интересовало дело некого Поткина, которое я контролировал. В ходе общения он завёл разговор о перестрелке на Рочдельской. Как оказалось, он уже был в курсе, что скоро «дело Кочуйкова и Романова» поступит в ЦАО и их действия квалифицируются как самоуправство. Поинтересовался моим мнением. Я ответил, что пока материалов дела не видел и никакого мнения у меня нет. На этом мы расстались и больше никогда с ним эту тему не обсуждали. Никаких разговоров о деньгах мы с ним никогда не вели. Считаю, что он не того сорта и полёта был бизнесмен, чтобы «решать вопросы».
ИЗ-ЗА ЧЕГО НАЧАЛАСЬ СТРЕЛЬБА
10 томов этого уголовного дела поступили в ЦАО 21 апреля 2016 года. Крамаренко расписал его своему заместителю – начальнику отдела по расследованию ОВД СУ полковнику Хурцилаве. Вскоре к нему на приём пришёл один из адвокатов Кочуйкова – Константин Трапаидзе.
«Он выразил удивление позицией следствия: застреливший двоих и ранивший несколько человек (в том числе Кочуйкова) Буданцев разгуливает на свободе, а его подзащитные (на тот момент обвиняемые в хулиганстве) длительное время находятся под стражей. Он достаточно аргументированно обосновал свою позицию об отсутствии в действиях Кочуйкова и Романова хулиганства – у них не было намерений нарушать общественный порядок».
Адвокат сообщил ему, что Эдуард Буданцев – бывший или действующий сотрудник ФСБ, поэтому негласно это дело «сопровождают» сотрудники Центрального аппарата ФСБ России. Чтобы помочь ему избежать ответственности за двойное убийство, ФСБ фабрикует это дело на статью о «вымогательстве». Трапаидзе настаивал, чтобы следователи СК по ЦАО прослушали аудиозапись, сделанную Жанной Ким, и посмотрели видео, мол, сразу станет ясно, кто инициатор перестрелки, и что в действиях Кочуйкова и Романова было максимум самоуправство, да и то с большой натяжкой. Его подзащитные, добавил адвокат, готовы признать свою вину в самоуправстве и активно способствовать завершению расследования.
Алексей Крамаренко отметил, что о принадлежности Кочуйкова и Романова к организованной преступности, криминалитету ни ему, ни Хурцилаве с Бычковым известно не было – оперативные сотрудники им об этом не сообщали, а в деле никаких справок или рапортов на этот счет не имелось. «Там были две справки, что оба были судимы в конце 90-х годов, но судимости в начале 2000-х погашены».
«В конце апреля Хурцилава доложил мне, что материалы дела (в том числе записи) изучены, допрошены все свидетели и картина преступления им со следователем Бычковым понятна».
В ходе той встречи в кафе на Рочдельской (её инициатором была его владелица Жанна Ким), обсуждались финансовые разногласия с её контрагентом – дизайнером Фатимой Мисиковой. Это было второе или третье кафе Ким, которое ремонтировала строительно-дизайнерская фирма Мисиковой, они дружили. Однако в 2015 году между ними возник гражданско-правовой спор – одна сторона оказалась недовольна качеством ремонта, другая настаивала на выплате 8 млн рублей по долговым обязательствам. На встрече присутствовали юристы с обеих сторон, руководители строительных фирм, прорабы, то есть разговор вёлся исключительно в юридической плоскости – никаких требований о передаче чужого имущества под угрозой насилия ни одной стороной не высказывалось. Переговоры шли несколько часов.
«Буданцев приехал в кафе в нетрезвом виде, с огнестрельным оружием, с вооружёнными помощниками и в переговорах вообще не участвовал, юридической помощи Ким не оказывал. Сидел в фойе со своими друзьями и употреблял спиртные напитки. Кочуйков приехал за 10 минут до окончания переговоров. На выходе из кафе между ними произошла словесная перебранка, спровоцированная Буданцевым. Уже на улице она переросла в драку. Как хорошо видно на видео, «адвокат» Буданцев выхватил пистолет и открыл стрельбу. Оружие применялось также другими приехавшими с ним лицами (при том, что ни у Кочуйкова, ни у Романова оружия не было). Результаты известны: два трупа, раненные, у Буданцева - фингал и сломанная челюсть... Хурцилава с Бычковым пришли к выводу об обоснованности квалификации действий обвиняемых как самоуправство».
КТО ВЫПУСТИЛ КОЧУЙКОВА И РОМАНОВА ИЗ СИЗО
Как следовало из рассказа Алексея Крамаренко, 29 апреля он написал докладную записку на имя начальника столичного ГСУ СК Александра Дрыманова, передал её его заму Денису Никандрову и настоял на проведении оперативного совещания по этому делу. 4 мая (на совещании, помимо него и Никандрова, который председательствовал, присутствовали Хурцилава, Бычков, начальник отдела процессуального контроля ГСУ Пахомов и его сотрудник Тер-Аспиатуров) после докладов и их обсуждения было единогласно решено: «повода квалифицировать действия Кочуйкова и Романова как вымогательство – нет, усматривается только самоуправство». Никандров поставил задачу: закончить расследование к 15 июня, то есть через месяц и пять дней.
«Мы пытались возразить, что этот срок с учётом майских праздников недостаточный – ведь предстоит ещё ряд следственных действий, кроме того, необходимо было получить заключения по двум экспертизам. Но наши возражения признали неубедительными. 16 мая Хурцилава доложил мне, что Бычков предъявил Кочуйкову и Романову обвинение по части 2 статьи 330 УК РФ («самоуправство с применением насилия»), однако вину они не признали. И напомнил, что предельный срок их содержания под стражей истекает 15 июня. Я доложил об этом Никандрову. Никаких указаний от него об отмене прежнего постановления и предъявления нового обвинения не поступило. Примерно в тот же или на следующий день вновь на приём пришёл адвокат Трапаидзе с ещё одним защитником. Несмотря на то, что арестованные свою вину не признали, они высказали заинтересованность, чтобы это дело побыстрее было направлено в суд».
В начале июня Крамаренко согласно рабочему графику ушёл в очередной отпуск и с семьёй проводил его за пределами РФ. О том, что удалось продлить срок следствия по этому делу до августа 2016-го, он узнал от Хурцилавы и Бычкова, когда вышел на работу – в двадцатых числах июня.
«Вечером 14 июня прокурор ЦАО изъял у нас это дело и в тот же день оно было передано с нарочным в УВД ЦАО. 15 июня в связи с истечением предельного срока содержания Кочуйкова и Романова под стражей Следственный изолятор их выпустил. В тот же день они были задержаны и арестованы сотрудниками полиции».
То есть, подчеркнул Крамаренко, никто из сотрудников СУ СК по ЦАО никаких постановлений об отмене или изменении меры пресечения Кочуйкову и Романову не выносил, никаких эпизодов не прекращал – дело было передано в УВД по ЦАО в полном объёме.
О СУМКЕ С МИЛЛИОНОМ ДОЛЛАРОВ И «ДРУЖБЕ С ШАКРО МОЛОДЫМ»
«Мы уже забыли об этом деле... Однако в начале июля в интернете появились сообщения, что сотрудники СК изменили меру пресечения Кочуйкову и Романову за деньги. Сначала мы посмеялись. Но когда в середине июля «слили» информацию, что Шакро Молодой лично привёз в СК по ЦАО и передал сотрудникам сумку с миллионом долларов, стало уже не до смеха. 19 июля в служебных кабинетах у меня, Хурцилавы и Бычкова были проведены масштабные обыски, нас доставили в СУ ФСБ, где меня долго спрашивали, куда я дел миллион долларов. Нас отпустили – вроде претензий к нам не было. Потом в ходе служебной проверки мы все давали пояснения».
Как утверждает Крамаренко, он никогда лично не встречался, не общался с Захарием Калашовым (Шакро Молодым) и с ним не знаком.
«Что касается его визита в здание СУ СК по ЦАО 23 мая 2016 года, то, как выяснилось позже, он приходил вместе с адвокатами Кочуйкова и Романова. Я об этом визите узнал уже на следствии, когда мне стали задавать на эту тему вопросы. Само утверждение, что я, руководитель следственного органа, «ходил в обнимку с каким-то криминальным авторитетом на глазах изумлённой публики – всех сотрудников СК и Прокуратуры ЦАО и якобы «договариваюсь с ним о получении взятки»… Бред полный!»
О ДОХОДАХ И «НЕМЫСЛИМЫХ БОГАТСТВАХ»
В конце июля Крамаренко принял решение выйти на пенсию по выслуге лет и написал рапорт об увольнении из органов. Получив причитающееся ему выходное пособие в размере 1 млн рублей, стал пенсионером. В начале 2017 года устроился в госкорпорацию на руководящую и высокооплачиваемую должность (по информации FLB.ru – в «Роснефть») с зарплатой около миллиона рублей в месяц.
«Мой доход за 2017 год составил более 10 млн рублей, о чём имеются соответствующие документы. Так что изъятые у меня в квартире при моём задержании в конце декабря 2017 года 1,5 миллиона рублей – это фактически моя месячная зарплата. С 2012 года у меня в собственности из недвижимости была только трёхкомнатная квартира, в которой я жил с детства, и всё. В связи с этим меня особо удивили показания Никандрова, где тот утверждает, что у меня было столько недвижимости, что я не справлялся с оплатой налога на него. Это не соответствует действительности».
О СВОИХ «ПОДЕЛЬНИКАХ» - ДРЫМАНОВЕ, НИКАНДРОВЕ И МАКСИМЕНКО
Алексей Крамаренко отметил, что следствием установлено: он никаких денег в качестве взятки не получал (как считает обвинение, «по неустановленным причинам»), но, тем не менее, однозначно назван участником организованной преступной группы в составе Дрыманова, Максименко и Никандрова.
«Сан Саныч Дрыманов – глубоко уважаемый мной человек, с которым меня связывали сугубо рабочие отношения. Никогда у нас не было неформальных бесед за пределами кабинета, я ни разу его не посещал в нерабочее время или за пределами ГСУ, мы с ним не употребляли вместе спиртные напитки. Уголовное дело Кочуйкова и Романова мы с ним ни разу не обсуждали. Более того, при всём моём уважении именно с приходом Дрыманова я получил больше взысканий, чем за 22 года моей службы, из-за чего я вообще не знал, есть ли у меня перспектива в СК на 2016 год. А кроме того, я уверен и утверждаю: Дрыманов по своей сущности просто не способен совершить преступление».
Что касается его отношений с Максименко, то, начиная с 2011 года, они конфликтовали, и он прекрасно знал о неприязненном отношении Максименко к нему от общих знакомых. Единственная его встреча за последние годы, по словам Крамаренко, произошла рано утром 11 мая 2016 года, когда он по указанию начальника собственной безопасности ГСУ по Москве Гусева отвозил нетрезвого Максименко из центра Москвы домой и это единственный раз, когда он оказался в его служебной квартире и употребил с ним спиртные напитки и то по просьбе Максименко.
«Запись этого «общения» оглашена прокурором и из неё чётко видно, что, кроме претензий и обвинений в свой адрес, я ничего не услышал. Максименко обвинял меня в передаче материалов уголовных Золотову в ФСО, в том, что «сажаю» невиновных, «стучу» и таскаю деньги в ФСБ. Он сетовал, что, если бы не мои близкие отношения с ФСБ, если бы я «дружил с ним, давно был бы генералом. За весь разговор – ни слова о наличии между нами какой-либо договорённости. О какой совместной преступной группе может идти речь, если в июне 2016 года он мне позвонил ночью и обвинил, что я «крышую» обменники в ЦАО (якобы это подтверждается аудиозаписями и фотографиями «моих поборов»), а потом поставил Гусеву задачу рассмотреть вопрос о моем увольнении?!»
Никандрова Крамаренко охарактеризовал как «человека специфического», с которым у него также были исключительно рабочие отношения.
О «ПРИВАТНОМ» РАЗГОВОРЕ С НИКАНДРОВЫМ В ЗДАНИИ СУ ФСБ
По словам полковника, в феврале 2018 года после второй их очной ставки в кабинете следователя ФСБ Гладышко у них Никандровым состоялся разговор. Поводом для новой очной ставки было то, что Никандров заключил досудебное соглашение и в корне изменил свои прежние показания, за что ему изменили статус – вместо обвиняемого он стал свидетелем.
«Его новые показания были лживыми по своей сути, - резюмировал Алексей Крамаренко. – Пока его 7 адвокатов и мой защитник Федулова знакомились с протоколом очной ставки, я и Никандров около полутора часов курили у окна и обсуждали эти его изменённые показания. Я спросил, зачем он лжёт, оговаривает себя, Дрыманова, Максименко и приплетает меня к этой истории. Он заявил, что у него другого выхода нет, он устал бороться, на него оказывалось колоссальное давление со стороны ФСБ. Следователи и оперативники периодически угрожают ему, обещают включить в состав ОПГ без права дальнейшего заключения с ним досудебного соглашения и надежды на смягчения наказания в суде».
По утверждению подсудимого, Никандрову угрожали возбуждением против него ещё ряда уголовных дел, он жаловался, что практически ослеп, а ему не дают встречи с офтальмологом, отказали в свиданиях с родственниками. «Он мне признался, что пытался свести счёты с жизнью...»
(FLB: на этой фразе судья в резком тоне прервал Крамаренко и заявил, что суд не рассматривает суицидные наклонности Никандрова и тему изменения кем-либо из участников процесса своих показаний, и потребовал рассказывать только об обстоятельствах предъявленного ему обвинения. Но в редакции есть фрагмент речи, который Крамаренко не удалось озвучить. Публикуем самые яркие его откровения.)
«Никандров прямо сказал: он хочет начать жизнь с чистого листа, с новой женой, семьёй, работой. За эти показания ему пообещали 4-5 лет общего режима, из которых половину он уже отсидел. Похвастался, что теперь у него всё наладилось: к нему ходит офтальмолог, женился и жена его посещает два раза в неделю, у него в камере домашняя пища... В ходе этого разговора я понял, что никаких угрызений совести Никандров не испытывал и не сомневался в правильности выбора, так как, с его слов, «его все бросили, уволили из СК без приговора суда по нему, а Дрыманов вместо того, чтобы его поддерживать, стал увольнять сотрудников, которых привёл Никандров».
«Когда я стал ему говорить, что это глупый поступок, надо было терпеть и до конца бороться за своё честное имя, он ответил, мол, «лучше синица в руках, чем журавль в небе» и настоятельно посоветовал мне прислушаться к советам следователей и дать те показания, которые они требуют. На это я ответил ему не совсем вежливо, разговор перешёл на повышенные тона, нас развели, усадили за стол, дали возможность ознакомиться с протоколом очной ставки. Мы её подписали и после этого нас развели по камерам».
О ДАВЛЕНИИ НА КРАМАРЕНКО СОТРУДНИКОВ ФСБ
27 марта Крамаренко неожиданно доставили из камеры СИЗО «Лефортово» в кабинет начальника следственной группы по этому делу Савицкого. Тот поставил арестованного в известность, что запланирован его допрос.
«В течение 30-40 минут он требовал от меня дать показания на Дрыманова. Такое происходило неоднократно, иногда в присутствии адвоката, что совсем уже вопиюще. Я в очередной раз заявил, что не знаю ни о какой преступной деятельности Дрыманова. На что Савицкий говорил: «включи фантазию, невиновных сотрудников СК не бывает. А так… Условия содержания тебе поменяем, обещаем 4 года по приговору, а может, и домашний арест изберём, и с женой дадим встретиться».
Услышав в ответ, что взяток он не брал, об ОПГ ничего ему неизвестно и он ни в чём не виновен, Савицкий, по словам Крамаренко, заявил ему, что даже если это так, то он все равно сядет, так как «группа в составе Дрыманова, Максименко и Никандрова без него выглядит неубедительно».
«Он добавил, что вот-вот из Лондона доставят Смычковского, с которым уже имеется договорённость. Мол, он приедет, даст нужные показания и в отношении него дело прекратят, как и по Шайхаметову (бизнесмен, который дал показания по первому уголовному делу Максименко, по которому экс-полковник получил 13 лет, - FLB)».
ЕЩЁ ОДИН РАЗГОВОР С НИКАНДРОВЫМ
После этого Крамаренко отвели в кабинет следователя Гладышко, где кроме следователя и адвокатов, находились Никандров и его жена Анастасия.
«Никандров с женой и адвокатом сидели за столом, где лежали тома уголовного дела и еда, которую принесла Анастасия. Они пили кока-колу, один к одному разбавленную виски, которыми позже в ходе разговора меня настойчиво пытался угостить Никандров. Я отказался, встал у окна, закурил… Он тоже достал сигарету и у нас был ещё один разговор на ту же тему. Я вновь говорил, что на меня тоже давили и давят, но буду сидеть сколько нужно и бороться за себя, поскольку ни в чем не виновен и надеюсь на справедливость суда. Он отвечал, что «поздно что-либо менять».
(Расшифровка этого записанного ФСБ разговора, который прослушивался в открытом заседании, см. в репортаже «Давай, давай показания на Дрыманова. Дрыманов – оптимальный вариант»)
«Мы обсудили с Никандровым звуки, шум, который по ночам слышится в камерах, плач женщин, которые также содержатся в «Лефортово». Далее Никандров предложил мне выпить кофе и тут запись неожиданно прерывается, хотя после этого мы вполне дружелюбно ещё общались несколько часов. Он познакомил меня со своей женой Анастасией, которая, как выяснилось, работает в Центральном аппарате СК России. Она рассказала, что её пытаются уволить и оказывают давление из-за Никандрова, а она его любит и готова ради него на всё. И о том, что они неформально встречаются в кабинете Гладышко, она носит ему еду, стирает грязное белье и с нетерпением ждёт его освобождения».
По мнению Крамаренко, приобщённый к материалам дела фрагмент этого разговора, объективно подтверждает, что полную его невиновность и напротив – подтверждает, что Никандров, оговорив других, лжёт.
«Совершенно очевидно, что это разговор не двух соучастников, объединённых преступными задачами, а двух лиц, один из которых вообще не понимает, что происходит вокруг и пытается выяснить у другого, почему он оказался в СИЗО. Продолжаю настаивать, что я ни в чем не виноват», - этими словами закончил свой допрос Крамаренко.
Подробности прежних слушаний:
- «Генерал Никандров оговором Дрыманова купил себе свободу. Лично я так считаю»
- «С тебя миллион долларов!»
- «Давай, давай показания на Дрыманова. Дрыманов – оптимальный вариант»
- «Смыч «поклялся детьми, что взятку для Дрыманова и К не передавал»
- «Мучают ли кошмары экс-генерала Дениса Никандрова?»
- «Следствию не интересно, куда генерал Никандров «спустил» $200 000»
- «Ходили слухи, что Крамаренко агент ФСБ»
- «Из-за чего подрались два полковника Следственного комитета»
