Из дневников Анатолия Черняева - заместителя заведующего Международного отдела ЦК КПСС (1970-1986 гг.), помощника Генерального секретаря ЦК КПСС и помощника президента СССР Михаила Горбачёва (1986-1991 гг.). См. предисловие здесь
ВЕЧЕРОМ ДАВАЛИ УЖИН В РЕСТОРАНЕ «РАСПУТИН» ЗА СЧЁТ СОВЕТСКОГО «НАРОДНОГО БАНКА»
6 октября 1980 г. С 26 сентября по 3 октября был в Англии. Пригласили коммунисты, но замыслил попасть на лейбористскую конференцию. Она оказалась совсем не рядовой: главное отменили порядок (с 1907 года) выборов лидера только из парламентской фракции.
Разговор в посольстве о тактике: коммунисты пригласили, а разговаривать в общем не хотят. Потом, уже в Блекпуле (там проходила конференция лейбористской партии) Дик Кастелло сказал кому-то: «они (т.е. делегация КПСС, приехавшая к коммунистам), мол, почему-то очень хотели попасть на лейбористскую конференцию. Мы им устроили... Больше от нас ничего не нужно».
Днём пошли в ЦК КПВ. Обычное жалкое зрелище. Встретил нас все тот же Берт Рамельсон, винницкий еврей, увезённый в 1913 году, теперь он даже не член исполкома, пенсионер. Вроде бы «подменял» покойного Уоддиса. Необязательный странный разговор, очень неопределённо условились о переговорах с руководством КПВ на 1 октября, т.е. по возвращении из Блекпула, с конференции.
Ужин в посольстве. Келан, Быков (зять Громыко). И вообще в Лондоне гнездо детей «одарённых родителей». Суслов, зав. отделом МИДа пожаловался как-то: я, говорит, превратился просто в блатмейстера – внук М.А. Суслова, зять Громыко, сыновья трёх зам. завов Отделов ЦК – Киселёва, Соловьёва, Щербакова...
В воскресенье с утра на машине поехали в Блекпул. Хотели ехать поездом, но для нас очень дорого. Заехали в Бирмингам. Пустой в воскресенье. Походили по центру. С эстакады необозримое море кирпичных двухэтажных домиков и корпуса заводов. Центр Midland’a, который я изучал по книгам 30 лет назад, когда писал диссертацию.
Примерно часа два были в Блекпуле. Курортный городок, но простенький, пролетарский курорт. Ярмарочная атмосфера и толпы людей. Остановились в гостинице, хозяин которой поляк, бывший во время войны лётчиком королевских ВВС. Все стены увешаны картинками и фото самолётов.
Екименко (первый секретарь посольства) бросился выяснять наш статут: ведь нас же официально не приглашали на конференцию, а лишь как «гостей» по случаю нашего пребывания в Лондоне. Как и нас, не пригласили чехов – тоже из-за «прав человека», а нас – конкретно из-за Сахарова и Афганистана.
Национальный Исполком. Ответ на письмо ЦК по ракетам средней дальности. И сменили позицию по нашей «делегации»: пустить, как всех других – в качестве наблюдателей.
Вечером приём в профсоюзе транспортников. Дженни Литтл показалась даже красивой, но уж больно худа. Она пыталась посадить меня рядом с Каллаганом, но он прошёл мимо, как мимо столба. Её попытка, явно неуместная, смутила её самоё. Но зато за наш стол сразу же подошёл Аткинсон с женой (казначей лейбористов, недавно был в СССР и за это подвергался травле, как «человек Москвы». Да и наши тоже! Выудили у него интервью для «Известий», конечно подправили... и пошло). Однако, он на виду у всех обнимался со мной. Мужество! Его вновь выбрали казначеем подавляющим большинством.
На утро – пешком на конференцию. Зал. Все не как у нас - манера вести заседание, дискуссия, полемика, резолюции с мест – основа работы конференции. Вечером приём Нацисполкома для иностранных гостей. Я не пошёл. Отправил Екименко и Джавада (Шариф Джаваж – зав. сектором Великобритании в международном отделе ЦК КПСС – прим. FLB). Причины: а) устал; б) плохо говорю по-английски, чтоб непринуждённо общаться; в) они не включили нас в розданный на конференции список гостей, т.е. всё-таки дискриминировали, хотя de facto обращались с нами, как со всеми.
Джавад принёс подробности об обсуждении письма ЦК на Исполкоме, о замыслах Хейварда (генеральный секретарь лейбористской партии). Вообще хорошо поговорил с Хейвардом. Он прорепетировал международную часть своей речи на завтра, оттолкнувшись от только что состоявшейся встречи с югославским послом, который ему рассказал о мемуарах бывшего югославского посла в Москве, только что вышедших. Там было и о Хрущёве, о его манере выбирать на приёме в качестве мальчика для битья какого-нибудь посла и говорить всё, что он хочет сказать другим. Вспомнил он и о башмаке в ООН, но у меня, мол, не тот характер и не та власть, чтобы позволить себе такое. Шутил, словом.
А в целом-то, как и речь на конференции на следующий день, в основном в нашу пользу, во всяком случае против милитаристской истерии Тэтчер. Я тем временем сидел в гостинице, поглядывал на телевизор и записывал впечатления и соображения для шифровок в Москву, которые предстояло сочинять по прибытии в Лондон.
Кстати, о телепередачах: развлекательные программы очень пошлые и совсем не смешные. Но передачи, посвящённые технике, быту, сельскому хозяйству, другие учебные – высокого класса и умно сделанные. Лучше нашей и международная информация. Документальная же основа её – просто не сопоставима. Например, получаешь полное, зримое представление об ирано-иракской войне. Дают даже репортаж с передовой.
В кулуарах конференции столкнулись с Макленнаном, генсеком КПВ, который на этой конференции был просто безымянным галерошником. Он пригласил зайти к нему на Kingstreet (штаб-квартира КПВ в Лондоне) между тремя и четырьмя часами. Ясно было, что им не удалось от нас «уйти» в стиле Кастелло... Видно, Макленнан «назначил» для переговоров с нами Маккея (новый глава ПБ) и того же Рамельсона, который хоть и не член ничего, фактически выступал в роли главного. Переговоры свелись к тому, что они попросили меня изложить точку зрения КПСС на конференцию лейбористов; сообщить им по Китаю, Польше; ирано-иракской войне, по МКД/международному комдвижению то, «чего мы не знаем». В течение двух с половиной часов я довольно бурно говорил им по всем этим вопросам, попутно захватывая и другие. Метод донесения нашего «фэ» по поводу некоторых их позициий, например по Польше, избрал такой: «кошку бьют, невестке поветку дают»!
И хоть выложился и был доволен собой, ощущение по окончании «переговоров» было гадкое: они, коммунисты, в Англии, ничего не значат, они на обочине, они лишь наблюдатели в рабочем движении и вообще в общественной жизни страны. Поэтому и волнуются по поводу наших диссидентов, нашей демократии, Афганистана, «еврокоммунизма»... (Кстати, именно в дни лейбористской конференции они не нашли ничего лучше, как поместить в Marxism to day статью Аскарате (один из лидеров компартии Испании) о «еврокоммунизме». Кому это интересно в Англии? Зачем вся эта дохлая возня?)
После этого я поехал в посольство писать шифровку в Москву о лейбористах, хотя конференция именно в этот день вступила в бурную стадию.
Вечером Келин и Созин (секретарь партбюро) давали ужин в ресторане «Распутин» за счёт «Народного банка» (советского). Мы были предметом внимания, явно вдохновляли оркестрик. Они без умолку выдавали одну за другой русские (в том числе белоэмигрантские и нэповские) мотивы и песни, но и много – просто советских, лучших мелодий. Исполнение заслуживает самой высокой похвалы. Почти не было и налёта развесистой клюквы. Гитара – цыган, фортепьяно – молоденькая русская девушка. Пели по-русски (он с цыганским шармом) почти без английского оттенка. И с таким упоением они это для нас делали, что было трогательно. И вновь меня посетило чувство, которое вдохновило Маяковского на стихи о «Советском паспорте». Всё-таки мы «для них» и сила и загадка. И притягиваем, и любопытно, и странно, и непонятно, чего ещё можно ждать от этих русских.
Утром, накануне отъезда, опять писал шифровку на этот раз о встрече с Маккаем и Рамельсоном. В 10 часов официальная встреча с Бертом Карлсоном, генсеком Социнтерна: передача протоколов о прошлогодней встрече в Москве делегации ЦК КПСС и рабочей группы Социнтерна.
ПОЧЕМУ НЕ ЛЮБЯТ И НЕ ВЕРЯТ ЧЕРНЕНКО?
6 октября 1984 г. Попался в руки Карамзин. Об Иване Грозном. Такое впечатление, что Сталин хорошо прочитал Карамзина и действовал точно по его схеме – в зверствах. А может быть, такова биологическая логика тиранов. Карамзин заканчивает главы о Грозном: Злопамятна история, народ – не злопамятен. То же самое с народным отношением к Сталину.
Почему не любят и не верят Черненко? Не только же потому, что он не смотрится по TV и задыхается. Он произносит прекрасные, умные, справедливые речи (что перед писателями, что перед народными контролёрами). Но все знают, что он вернул Щёлокову все регалии и определил его на службу в его же министерство старшим инспектором. Ему не прощают, что Медунов вместо того, чтобы сидеть в тюрьме, живёт в Москве на хорошей пенсии. А теперь вот главный московский лихоимец и вор Гришин получил вторую звезду Героя.
(См. запись Анатолия Черняева от 9 мая 1984 года «В Пензе Черненко славился на всю область, как пьяница и бабник» - прим. FLB).
Смотрел «Время желаний» с Папановым. Великолепно и мудро, и очень во всем современно сделанный фильм. Впервые читал стихи Арагона по-французски. Любопытно. Он в своё время был просто просоветским... Опять обратился к Герцену. Дневник 1842-45 годов. 30-летний человек. Гигантский ум и феноменальная образованность. И опять же – всё про нас сегодняшних.
ПУТЕШЕСТВИЕ ФРОЛОВА С ЖЕНОЙ И КОМАНДОЙ ПО ФРАНЦИИ, ИТАЛИИ. ДВЕ НЕДЕЛИ ВМЕСТО ДВУХ ДНЕЙ ЗА СЧЁТ КАЗНЫ И «ДРУЗЕЙ»
6 октября 1990 г. Вчера после встречи с МОТ – (Хансенном) М.С. оставил меня, чтоб поработать над его выступлением на Пленуме ЦК. Приехал Шахназаров и опять переписывали. Просидели до 9 вечера. Как всегда часто отвлекались... Ругал «Известия» – что поддерживает все антигорбачёвское. Я возражал.
Позвонил ему Фролов, жаловался на разгром, который ему учинили на партсобрании редакции «Правды»... Я прислушивался к разговору... М.С. говорит ему в трубку: не надо ничего публиковать, разберёмся, это дело Секретариата ЦК. Стенограмму мне пошли. Успокаивал, но не очень одобрял.
А когда закончил разговор, подошёл к нам.
Я: «Быстро Иван довёл дело до бунта на корабле. И знаете, что переполнило чашу? Его путешествие с женой и командой по Франции, Италии. Две недели вместо двух дней за счёт казны и «друзей», да ещё в такое время у нас в стране!
- Да что там... Эти пьянчужки, которые с Афанасьевым (бывший редактор «Правды») мило гуляли, всё взбаламутили... Направлено против меня...
- Это понятно. Иван фразы не скажет, чтоб не сослаться на то, как Вы его любите и во всем поддерживаете.
- Брось, Анатолий. Ты не объективен, я знаю твоё отношение к Ивану...
- А как быть объективным?!
- Два с лишним года был помощником, нагло и вызывающе ничего не делал. Единственное, что сделал – стал академиком... А что ничего не делал – вот живые свидетели (показываю на Шаха, секретарш), и можно все машбюро привести, как они перепечатывали в который раз издаваемую им книгу двадцатилетней давности «о человеке и о Лысенко» – за казённый счёт и на казённой бумаге! А Вы его секретарём ЦК, редактором «Правды», членом ПБ!!
- Ладно, Анатолий! Говорю тебе, что ты не объективен. А необъективность – ни в науку, ни в политику не идёт! Вишь, как ты возбудился! На том и кончился разговор...
(См. запись Анатолия Лукьянова от 10 июля 1988 года: «Страшная слабинка в этом пункте (P.M.) у М.С. и опасная для его авторитета. Поговаривают, что и Фролова он любит и смотрит сквозь пальцы на его наглое безделье и эксплуатацию своего положения помощника в академических целях потому, что Раиса Максимовна училась вместе с его женой и они чуть ли не подруги в прошлом».)
Когда речь зашла с Горбачёвым об очернительстве на телевидении (в отношении нашей истории), он опять «соскочил» на то, что Сталин ненавидел крестьянство и изничтожал его сознательно. Но на телевидении у нас «всё это, мол, вранье, будто раньше в деревнях жилось хорошо, на самом деле – я-то знаю: рвань, нищета, бесперспективность».
Когда М.С. решил ввести в своё выступление надоевшую уже тему, как на Ленина обрушились, когда он вводил НЭП, я ему сказал: «Главное и самое актуальное не то, что обрушились, а то, что не поняли, не приняли, отвергли, потому и такие последствия. Всё пошло наперекосяк».
Купил «Так говорил Заратустра» Ницше. И нахлынуло на меня. Ведь я её в студенчестве читал, до войны, достав у букиниста. И как упивался! Как запомнил впечатление от неё. А теперь – трудно доходит. Наверно, всему своё время и в индивидуальном развитии.
Читаю белогвардейца Романа Гуля «Ледовый поход» – все переворачивается. Вся история наша предстаёт иной. /«Ледяной поход» (с Корниловым).
Был у меня Наумов – «бригадир» по написанию «Очерков истории КПСС». Подняли такие пласты, что мир перевёртывает. Не было у нас истории почти целый век. То, что мы знали и чему нас учили – сплошная липа и ложь. Это касается и своих – революционеров, большевиков. Это касается и Белой России, касается и всего народа в революции и потом. Однако, я вспоминая своё детство в Марьиной роще – какие-то материальные трудности – да... после 1929 года... Что-то с колхозами,... как на дачу ездили в голодные годы, как ждали отца на станции - мешочек хлеба привезёт. Но в целом-то всё радужное... Видимо, материна квази-дворянская инерция спасала от повседневности: рояль, немецкий, французский язык, бонна, особность в среде рощинской голытьбы – «белая кость». Книги, книги. А потом элитная школа.
См. предыдущую публикацию: «Как писатель он весь «вторичен». Особенно это видно стало в «Августе 1914». Но как мемуарист-разоблачитель он силён художественно, ловок и фанатичен. Но и только». Что было в Кремле 5 октября: в 1975, 1984 и 1989 годах.
