Из дневников Анатолия Черняева - заместителя заведующего Международного отдела ЦК КПСС (1970-1986 гг.), помощника Генерального секретаря ЦК КПСС и помощника президента СССР Михаила Горбачёва (1986-1991 гг.). См. предисловие здесь
ВПЕЧАТЛЕНИЯ О ВЕНГРИИ: ЗАВАЛЕНО ВСЁ ТОВАРАМИ, ВИДИМОЕ И ЯВНОЕ БЛАГОПОЛУЧИЕ
9 мая 1972 г. День победы. Жуткий день. В нём будто концентрируется вся юность, все главное в жизни, вся твоя значимость реальная и самоуважение. И хочется куда-то вырваться, что-то сделать, побыть с людьми... С какими? С кем?
Вчера я весь день был с Колькой Варламовым. (Фронтовой друг. Сотрудник Общего отдела ЦК КПСС – прим. авт.) Походили вдвоём по улицам. Рассказал я ему всё своё. Потом стали пить, пьяные провожались до его дома. А сегодня уже не сошлись и даже не позвонили друг другу: то ли у него дела, то ли у меня - сознание ненужности портить вчерашний день, потому что делать нам друг с другом больше нечего.
А состояние полного отчаянья - от беспощадной одинокости, из которой невозможно вырваться. Анька (дочь) даже не поздравила меня с праздником. Генька тоже. Из жалости к ней, из врождённого чувства долга, из привязанности к её беспомощности - я самым пошлым образом гублю всё своё, так называемое, «свободное время». У меня столько возможностей видеться с интересными людьми, быть в очень содержательном обществе, такая, резко усилившаяся в последние годы, тяга к интеллектуальному потреблению (особенно через картины - когда в декабре я был в Ленинграде, высшее наслаждение и самое сильное впечатление - «Русский музей», в котором я был около десяти раз, а запасник оставил просто ошеломляющее впечатление) - при всём этом я бессмысленно просиживаю субботы и воскресенья (когда они свободны) в своей комнате (а она лежит в своей) только ради того, чтоб не обидеть, чтоб она была спокойна и... , чтоб я сам не испытывал комплексов. Идиотизм.
Сегодня - в такой день - меня звал Любимов на юбилейные «Зори здесь тихие», а затем на праздничный капустник на Таганке. Ох, как мне хотелось там быть среди этих людей, которым я чем-то нравлюсь, во всяком случае они мне всегда рады. А сами они талантливы и веселы. Но я просидел дома - читал Бжезинского и изредка подходил к телевизору, за которым сидела Генька и смотрела пошлый концерт из театра Советской Армии.
Двухчасовая прогулка с Брутенцем по Москве. Кстати, она на этот раз довольно пустынна. Он рассказал о поездке с Кусковым в Венгрию (по делам антиимпериалистического конгресса).
Впечатления: бурная экономическая активность, завалено всё товарами, видимое и явное благополучие. Но от него больше имеет «средний класс» и интеллигенция, много меньше - рабочие. Увеличивается разрыв, растёт и внутренняя напряжённость. Идеологическая «распущенность», хотя стриптизы прикрыли. В аппарате, как и в верхушке партии - уже «мы» (здоровые силы) и «они», которым «Москвичей» и «Волг» мало, им «Мерседесы» подавай. Предсказывают «нечто», если так будет продолжаться ещё год-полтора.
После того, как насытишься Бжезинским «Между двумя веками» (он всё видит, всё понимает, очень глубок и беспощаден) - становится совсем невозможным что либо серьёзное писать в печать. Всё будет немыслимой пошлостью, демагогией, ложью. А опровергать его можно только логически; т.е. показывая несовершенство его анализа, метода, но опровергать фактически... Нет таких фактов, есть только страстное желание не соглашаться с его умозаключениями и прогнозами.
ВМЕСТО ДВЕНАДЦАТИ ОХРАННИКОВ, КАК ОБЫЧНО, КОСЫГИНУ ИХ УВЕЛИЧИЛИ ДО СОРОКА ПЯТИ
9 мая 1973 г. День Победы сегодня. Виделись, как всегда с Колькой Варламовым. Походили по улицам, навесив планки. Посидели, выпили водки. О войне не говорили. Говорили о текущем. О повседневной суете нашей: он в Общем отделе, я в своём. Он вспомнил, как чуть было не сшиб с ног Сталина, столкнувшись на лестнице в Кремле (он работал тогда в особом секторе). Я поддакнул, как чуть было на днях не сбил с ног Суслова, возвращаясь утром через 1-ый подъезд с тенниса. Разница!
Старые становимся. Правда, я вижу это больше на других. В себе старость не чувствую и не очень-то она на мне видна. Тем не менее - 28 лет уже только после войны...
Вчера перед концом рабочего дня очередная «интимная» сцена у Пономарёва. Советовался со мной, как ему отказаться от редакторства 12-томной «Истории КПСС». Я ему говорю: «10 томов вышло. Там вы значитесь. И как «общественность» поймёт отсутствие вас в 11 и 12 томах? Однозначно, как отстранение в связи с историей 5 тома». Он отложил дальнейший разговор.
Вообще, говорит: «Стараешься, стараешься - и многотомники, и статьи, и делегации, и бумаги, и ему (?) материалы готовишь... А потом найдут какую-нибудь у тебя фразу и всё летит к е…не матери...»
Неожиданно перешёл на другую, но ассоциативно вполне уместную, тему: «Возьмите нашего премьера... (Речь идёт об Алексее Косыгине – прим. FLB).Ведь ходил с петлёй на шее. В конце 40-ых мы были близки домами. И жену я его хорошо знал и дочку, нынешнюю жену Гвишиани, ещё маленькой знал. Сам я работал тогда в особом секторе при Политбюро... Он сам мне говорил, как, будучи кандидатом в члены ПБ, из рассылки материалов допроса Кузнецова и Попкова (ленинградское дело) узнал, что он, оказывается, вместе с ними планировал передачу Ленинграда Финляндии и т.п. Сказал мне, тогда помню: «Осталось мне несколько дней». Вскоре после этого часа в два ночи позвонил мне Поскребышев:
- Ты материалы ПБ всем рассылаешь?
- Да, как всегда.
- Косыгину не посылай!..
- Почему?
- Не твоё дело. Сказано - не посылай.
Я тогда, говорит Б.Н., убеждён был, что его возьмут вот-вот. Тем более, что вместо двенадцати охранников, как обычно, ему их увеличили до сорока пяти. Однако, как-то пронесло...
А теперь? Ведь к месту и не к месту то и дело вспоминает Сталина: «Сталин сказал так-то», «Сталин велел делать так-то»... «Сталин решил бы этот вопрос так-то» и т.д. и т.п. Вчера принимали Асада (президент Сирии), так он даже и здесь сумел вставить о Сталине. Бюст на Красной площади - это его работа. Да ещё Шелепина. Брежнев сдержанно относился к этой идее, не торопился. Но Косыгин добился, настоял. Что происходит? - Не пойму».
И перешёл к своей статье в энциклопедии о Коминтерне.
- Написал её я лет 7 назад для исторической энциклопедии. С тех пор она раза три перепечатывалась. Сейчас должна была идти во 2-ое издание БСЭ. Но Ковалёв - главный редактор - как только пронюхал о решении Секретариата по Vтому «Истории КПСС», сразу прислал поправочку к абзацу о культе личности, приведшему к ликвидации некоторых партий в 1938 году и многих видных деятелей Коминтерна.
В общественной жизни «прорвало». После Пленума и упоминания в резолюции о «личном вкладе» идеологическая атмосфера быстро заполняется Генеральным: речь с мавзолея 1 мая, речь в Варшаве при вручении ордена Ленина Тереку, телевизор: отъезд - проводы - встречи, отъезд в ГДР, там опять будут речи, потом будет вручение «Ленинской премии мира», потом ФРГ, потом США... И все речи и речи, по несколько раз передаваемые радио и телевидением. Никто не чувствует «обратноq» реакции простого человека, массы, не говоря уже об «интеллихенции».
И это при всём том, что его заслуга в деле мира - безусловна а, значит, и в общем повороте мирового развития - к действительному сосуществованию, т.е. к совсем новой эпохе, в корне отличной от той, которая была прямым наследием Октября и Войны.
Карякин зовёт к Неизвестному. А мне не хочется. Наверное, потому что весь разговор уйдёт в обсуждение казуса с государственной премией за Зеленоград. И что я скажу?!
Последние дни, несмотря на большую «текучку», много занимаюсь многотомником по рабочему движению. Встречаюсь с авторами томов. Могло бы быть всё это очень интересно. Но требуется: а) время; б) отсутствие Трапезникова, чтоб действительно вышло нечто новое и приличное.
БРЕЖНЕВУ ДАЛИ МАРШАЛА И В ДНЕПРОДЗЕРЖИНСКЕ ОТКРЫЛИ «БЮСТ»
9 мая 1976 г. День Победы. Уже меньше шума, чем в прошлом году. Но... Брежневу дали маршала и в Днепродзержинске открыли «бюст» (как выразился Щербицкий). Вся программа «Время» по телевидению была посвящена этому событию.
Объяснений может быть много. Но – если искренне – я лично ничего понять не могу. Неужели «там» (как говорит человек с улицы) не понимают, что подобные мероприятия на 95 % имеют прямо воздействие обратное тому, что задумано!
Ходил с другом Колькой Варламовым (командиром пульвзвода из бригады морской пехоты – 1942 г.) по улицам Москвы. Говорили о войне и повседневных пустяках. Пил водку. Вернулся домой. По телевизору – минута молчания. Стало почему-то очень грустно...
В ПЕНЗЕ ЧЕРНЕНКО СЛАВИЛСЯ НА ВСЮ ОБЛАСТЬ, КАК ПЬЯНИЦА И БАБНИК
9 мая 1984 г. День Победы. Ходили с фронтовым другом Колей Варламовым по улицам. Дошли до Новодевичьего монастыря, но туда не пускают. Он что-то скис и мы вернулись на Кропоткинскую, стали пить и сплетничать. Он много знает о Генеральном, лет 15 работал у него под началом, когда тот был зав. Общим отделом ЦК, открывал к нему дверь, по Колькиному выражению, коленкой. Главное, что запомнил: это не Суслов, у этого на первом плане – личное, семейное. И чтоб положили потом за Мавзолеем. (Речь идёт о Константине Черненко, который стал Генеральным секретарём ЦК КПСС 13 февраля 1984 года – прим. FLB).
Болезнь (у Генсека) пустяшная. Астма, осложнение после воспаления лёгких году в 1974-75. Больше ничем не болел. Когда был секретарём в Пензе – славился на всю область, как пьяница и бабник. Тщеславен. Недаром же ездит по городу с помпой, до которой даже Брежнев не дошёл, и количество мальчиков вокруг ЦК увеличилось в 10 раз. И (почти в тех же выражениях, что Пономарёв вчера) – быстро входит во вкус встреч с иностранцами... В эти дни принимает испанского короля. (А Загладин мне хвалился, что они попробовали новую форму памятки – обозначение вопросов на карточке... Без всякого текста и прочих всяких выдуманных оборотов речи. Получилось. Даже по TV показали: они с королём сидят не друг против друга за бюрократическим столом, а в креслах поодаль друг от друга. В такой позе не станешь зачитывать памятку, уткнувшись в бумажку! Слава богу, если так. У Андропова это хорошо получалось).
Умён и хитёр. Пока осторожничает, но попозже и Громыку приструнит (это мне понравилось). Будет делать свою политику.
После обеда пошёл я на прогулку по Москве. Моросил то и дело дождь. Дошёл до Красной площади, мимо Александровского сада. «Социологическое наблюдение»: меняется характер празднования. К могиле неизвестного солдата очередь до самых Боровицких ворот, многие с цветами и почти исключительно молодёжь, во всяком случае – не ветераны.То же самое на Красной площади – с планками, с орденами один на сотню. Конечно, ветераны к этому времени, перепившись уже возлежали по домам. Однако, раньше, даже в прошлом году, на улицах не было столько народу – не участников войны. Что бы это значило? Не думаю, что – рост «патриотической сознательности» (и признательности) у новых поколений. Скорее тяга к неофициальности празднования – самого факта праздника, особо на фоне забюрокраченных и заорганизованных 1 мая и 7 ноября, которые близко к сердцу не воспринимают поколения, не знавшие ни революционного энтузиазма 20-30-х годов, ни послевоенной сплочённости в голоде и разрухе. А предлог – сентиментальный – поминовение павших, вообще «ушедших».
Но и эта непринуждённая, казалось бы, атмосфера испорчена «страхом властей» перед народом. На самой Красной площади и всех улицах и площадях, прилежащих к ней, батальоны, если не полки внутренних войск. Наши люди привыкли, конечно, вроде бы и не обращают внимания на эти колонны: у исторического музея, у ГУМа против Мавзолея, у Василия Блаженного, на площади Свердлова и проч. – готовые по команде ринуться «наводить порядок». Стоит, однако, хоть на секунду задуматься над этим, - какой позор! Какое оскорбление советскому человеку! То чувство меры, о котором Черненко говорил уже не раз по разным поводам, здесь начисто отсутствует. Неужели не понимают, что появление какого-нибудь идиота-диссидента с антисоветским плакатом – менее вредно, чем вот такое массовое и вызывающее по своей открытости неуважение к народу! Нет! Логика «порядка» о которой Маркс писал в «18-ое Брюмера» - страшная вещь. Она превыше всяких разумных аргументов.
На службе текучка. Загладин сидит в Серебряном бору и вместе с другими сочиняет главы Программы КПСС. Между прочим, мою попытку включить в записку ЦК по итогам совещания редакторов братских партий мысль о том, что это mini-совещание представителей партий - именно так к ним относится большинство участников - Б.Н. (Пономарёв)решительно вычеркнул. Боится, что наверху заподозрят в претензиях. Но, поздравляя Отдел с предстоящим днём Победы и выражая благодарность за отличное проведение упомянутой встречи, Б.Н. произнёс, оценивая её значение, именно те мои фразы, которые вычеркнул из записки. Вот, такова моя «c’est la vie».
МНОЖАТСЯ СПЛЕТНИ, РАИСА МАКСИМОВНА ПЕРЕЖИВАЕТ
9 мая 1989 г. 7-го мая готовил для М.С. материалы для встречи с Бейкером, но - не по директивам, которые дал МИД, и, конечно, не по их заготовке, которая сгодилась бы и год назад – для Шульца-Рейгана. Отсутствие воображения и чиновничья инерция в «понимании» и философии, и текущего момента просто обезоруживает.
М.С. вроде готовился встретиться с корреспондентами, чтобы «поговорить» о своей личной жизни. Когда кончили с японцем Уно, он оставил меня и Шеварднадзе и стал советоваться: мол, множатся сплетни, Р.М. переживает, мне скрывать нечего, я готов открыто обо всем говорить.
Я высказался, предложив сделать это после Съезда, когда Вы станете президентом. Тогда это будет выглядеть естественнее. А сейчас вроде бы какое-то заискивание перед обывательским общественным мнением. Он не согласился со мной и Э.А. тоже. Готовился, но потом... корреспондентов не позвал. Не знаю, может, передумал и вспомнил мой совет.
3-го его встреча в Моссовете с депутатами. Опять обаял... проблема Гдляна. Сволочь. А на Арбате уже плакат: «Ельцин, Грузия, Гдлян... кто следующий?»
8-го писал международный раздел для М.С. на Съезд. Трудное дело, всё вроде сказано. Решил полемически направить против Пленума ЦК (Бобовикова и Ко).
См. предыдущую публикацию: «Брежнев ставил свою подпись. Долго-долго выводил фамилию. В больших зелёных глазах канцлера за очками на мгновение мелькнула ирония и сочувствие, скорее жалость, снисходительность». Что было в Кремле 8 мая: в 1972, 1976, 1978 и 1982 годах.
