Из дневников Анатолия Черняева - заместителя заведующего Международного отдела ЦК КПСС (1970-1986 гг.), помощника Генерального секретаря ЦК КПСС и помощника президента СССР Михаила Горбачёва (1986-1991 гг.). См. предисловие здесь.
ЧТОБ ЧЕРЕЗ РУМЫН НЕ ПРОСОЧИЛОСЬ
14 июля 1973 г. Давно не писал, потому что был отправлен «в лес» - Волынское 2. Это неподалёку от дачи Сталина. Там жил, говорят, в своё время Жданов, а по соседству, в домике поменьше - маршал Василевский (во время войны). Огороженный полуразвалившимся (но «зелёным») забором участок в несколько гектаров. Райский уголок: раньше явно было большое имение, потому что до сих пор ещё просматриваются аллеи, теперь уже более чем столетних лип и вязов. Заросший, в буйной и густой зелени, трава - в рост человека, а промежду - асфальтовые дороги для авто - к дачам, впрочем, повторяющие изгибы старых, конных. Там прохладно даже в очень жаркие дни.
Ну так вот: вызван я был туда самим Александровым-Агентовым, собрались (для памяти), помимо него самого, который, естественно, был за главного, - Блатов, Смирновский Михаил Николаевич (МИД, бывший посол в Англии), ещё один из МИД’а, который пять месяцев провёл в Вене по разоружению, Шахназаров, Пекшев (руководитель экономической консультантской группы из отдела Катушева), Горбачёв (оттуда же), Жилин. Потом подъехал Загладин и зам. МИД Ковалёв (прямо из Хельсинки). Задача уже упоминавшаяся: материал для встречи Брежнева с Тереком, Гусаком, Кадаром и т.д. Но теперь уже — не пономарёвская «самодеятельность», хотя и предпринятая по решению ПБ, а текст на главный вынос.
Из существа: за мир — совершенно искренне и безусловно, без обмана. Разоружение — и хочется и колется. Т.е. — присутствует абстрактное желание сократить расходы на эту прорву. Но при полной уверенности, что этого всё-равно не будет сделано. Потому что всё, в конечном счёте, основано на убеждении: и внешние успехи, и внутренняя стабильность - результат, главным образом, мощной и беспрекословной военной машины (кстати, именно в дни наших сочинений в Волынском Брежнев из Завидово (где он с другой группой готовился к речи при вручении ему медали за мир и дружбу и к вступительной речи по случаю 70-летия IIсъезда РСДРП) летал на вертолёте в Кубинку осматривать «новые боевые машины», как выразился Александров.
По Китаю - ничего нового и ничего путного. По-прежнему, несмотря на всё раздражение, впрочем, вполне справедливое, и на все грозные термины осуждения, фактически исходим из того, что это социалистическая страна и можно её в конце концов урезонить. Единственная оригинальная идея, вытекающая из такой установки - «может быть послать китайцам совместное обращение?» Идея Катушева.
(См. запись Анатолия Черняева от 19 марта 1977 года «Самым крупным событием было «освобождение» секретаря ЦК КПСС Катушева» - прим. FLB).
В просторечии мы её называем — письмо запорожцев турецкому султану. Я всячески выступал против этого дурацкого предложения, пытался даже высмеивать. Но меня отвергли. Впрочем, убедительно: «А что ты предлагаешь?» В самом деле, не ядерную же кастрацию Китая предлагать...
«Наши» проблемы комдвижения в общем не вызывали споров: поставлена будет на обсуждение идея Берлингуэра о «2-ой Карловарской» конференции европейских КП и идея нового «большого Совещания» (впрочем, Брежнев на этот раз сам предложил: в разделе о Совещании - ни слова о Китае, чтоб через румын не просочилось, тогда и треть компартий не доберёшь!). Однако, если вдуматься, реальный смысл и того и другого может быть только антикитайский. Характерно в связи с этим: мои попытки включить в текст упоминание, что мы поддерживаем линию на «левые блоки» коммунистов и социалистов в Италии и Франции и что видим в их эвентуальном приходе к власти фактор необратимости позитивных сдвигов в сторону мира — не прошли. Александров это дважды выкидывал. (Хотя оставил упоминание о социал-демократических правительствах в этом же смысле — достижения необратимости: мол, это не выходит за рамки внешнеполитической деятельности, а поддержка «левых блоков» - это вмешательство во внутренние дела с целью изменения социального строя). Ясно, что так будет и дальше: мы не будем втягивать комдвижение в наши державные дела, оно нам будет тут только мешать. И в самом деле — будет мешаться! Значит (хотя об этом и не говорится), оно нам нужно, как фактор антикитайский, для моральной изоляции Китая и для безвредного (с точки зрения отношений в государственных верхах) поддержания нашего морального престижа в революционном общественном мнении, которое как определённый миф ещё существует.
Большие споры в нашей волынской группе были по поводу «обмена идеями и людьми» - пункт повестки для Общеевропейского совещания государств. Ковалёв убеждал, что нам сорвут это совещание, если мы чего-нибудь не придумаем. Похоже судя по всей мировой печати, что так и будет. Они (на Западе) довольно откровенно пишут, что Запад хочет получить компенсацию, которая, просто говоря, состоит в том, чтобы с помощью «своих идей» создать в СССР «свободное общественное мнение», способное реально влиять на политику (и на состав руководства) и, таким образом, исключить «коварство»: мол, Советы всех усыпят своим «мирным сосуществованием», а потом - раз - и захватят всю Европу.
В некоторых их статьях рассуждения о том, чтобы «восстановить Европу», какой она была 200 или 100 лет назад; о том, что «настоящая разрядка» - это, когда все люди, где хотят, там и живут, что хотят, то и читают, куда хотят, туда и ездят.
Примитив (или сознательно идеологический подход) всех этих рассуждений в том, чтобы противопоставить наше руководство народу, который, как выразился Дуглас Хьюм в Хельсинки, хочет повсюду очень простых вещей: прилично питаться и одеваться, иметь жилье, чувствовать себя в безопасности и использовать возможности, имеющиеся у каждого.
Но наше руководство тоже не хочет войны: искренне и навсегда. Но на Западе никак не могут понять, что - Чехословакия - это внутренняя идеологическая проблема, а не выражение «подлинной внешней политики Советов».
В поддержку Ковалёва выступил Блатов, другие присоединились. И тут Воробей (помощник Брежнева по международным делам Андрей Александров-Агентов – прим. FLB) нахохлился и стал произносить речи: мы, мол, не понимаем, что существует одна альтернатива — либо мы позволим себя идеологически размягчить, либо не позволим (тезис о недопустимости идеологического проникновения) и всё равно своего добьёмся. Потому что им (Западу) всё равно деваться некуда: мы им насчёт нерушимости границ, а они от нас стребуют свободной циркуляции идей, т.е. право на вмешательство в наши дела. Любой обыватель, рассуждает Александров, понимает, что эти неравнозначные вещи и безумие - отказаться от одного, если не позволят делать второе. Конечно, в тактическом плане он прав. Но в плане исторической перспективы - это страусизм.
Коллизия между двумя этими подходами далеко не осознанными, смутно различаемыми самими участниками, продемонстрировано в пятницу, 13 июля. Имело место торжественное собрание в Большом Кремлёвском дворце по случаю 70- летия IIсъезда РСДРП. Брежнев произнёс вступительную речь, Суслов доклад.
Накануне Пономарёв мне сказал, что решили приподнять это мероприятие (раньше планировалась лишь научная, конференция в ИМЭЛ’е), - чтобы «сбалансировать, а то у нас последнее время всё внешняя политика, да внешняя политика, может создаться впечатление, что мы отходим от своих классовых целей».
Разумеется, всё это решалось вместе с Брежневым и с его согласия. Но, если внимательно сопоставить его речь при вручении Ленинской медали мира 12 июля и даже его упомянутую вступительную речь с докладом Суслова, - разница бросается в глаза. Доклад состоит из наших железных штампов: «крушение империализма», «классовая внешняя политики», «бескомпромиссная идеологическая борьба, которая будет обостряться», и весь пафос - только наш путь правилен, только такая партия, как наша приводит к победе... Мирному сосуществованию (при всех высоких оценках, которые, конечно, налицо) отведено его надлежащее место: исключение ядерной войны.
Подход Брежнева шире и мудрее. В США он сказал, что человечество выросло из кольчуги «холодной войны», оно хочет дышать вольно и свободно. На это обратили внимание. И, по-видимому, это не только красивый образ. Брежнев понимает, что отказ от «холодной войны» и действительно коренной перелом в мировой обстановке не может не иметь глубоких социально-психологических, а значит и идеологических последствий... Что нельзя, открывая дверь иностранному капиталу и рассчитывая всерьёз использовать международное разделение труда, а значит - выводя огромное количество советских кадров на прямой контакт (и на новые формы профессиональной деятельности) с Западом, - полагать при этом, что сухие догмы, унаследованные от «Краткого курса», могут неколебимо оставаться реальным мировоззрением сознательной части общества. Лицемерие и двоемыслие и так уже до основания растрясло нашу официальную идеологическую жизнь. И закрывать на это глаза - значило бы сознательно идти на то, что общество рано или поздно зайдёт в тупик.
Что делать конкретно (даже в связи с совершенно практической задачей, порождённой Общеевропейским совещанием), ни Брежнев, ни даже «волынские мудрецы» вроде нас не знают. «Не знают», в частности, и потому, что Суслов, олицетворяющий незыблемость официальной идеологии, и многомиллионная армия её служителей по всему Советскому Союзу, не допустят даже мысли о каком-то новом подходе к классовой борьбе на мировой арене, которая действительно идёт, но которую вести надо как-то иначе, если хотеть настоящей победы и заботиться о духовном здоровье своего народа.
Кстати, аудитория в Большом Кремлёвском дворце очень горячо встречала Суслова. Не мудрено - там ведь был самый цвет «служителей».
Не могу думать за Брежнева и, конечно, ничего не знаю на этот счёт, однако, не верю, чтоб он не замечал разницы в его собственном подходе и подходе Суслова. (Не важно, что исходные материалы в обоих случаях готовят не сами ораторы. Но в одном случае - это ИМЭЛ и, возможно, отдел науки, а в другом - Александров, Блатов, Загладин, Арбатов и т.п. под непосредственным наблюдением Брежнева).
Как показывает опыт, Брежнев в кадровых делах - великий тактик. Я не хочу сказать, что он может быть недоволен Сусловым уже сейчас. Нет... Суслов до какого-то предела может быть даже выгоден: ведь Брежнев учитывает, что его международная сила связана также и с тем, что он представляет идеологическую державу. Однако, не уверен я, что Брежнев, слушая Суслова, не испытывал и некоторой неловкости. Ведь на фоне этого доклада, его слова, его манера держаться с людьми на Западе, больше того - сама его политика может показаться там лицемерием и сознательным, ловким обманом. И наверняка (завтра это всё можно будет прочесть в ТАСС) многие скажут: «Вот, что мы говорили! Всё это брежневское мирное сосуществование — одно сплошное русское («восточное») коварство. А истинная суть советской политики и советских намерений — в докладе Суслова, который Брежнев освятил и своим присутствием и своей вступительной речью».
И в самом деле: с точки зрения тактической - так уж ли надо было торопиться с этим идеологическим evocation? Сделать бы одно дело, а потом уж и опять за своё! Хотя бы провести Общеевропейское совещание, не подставляя собственную ногу, чтоб оно споткнулось на полдороги! Всего этого не мог не понимать ни Брежнев, ни Громыко, ни многие другие, кто реально смотрят на вещи. Однако, идеологический комплекс слишком силен, чтоб кто-то осмелился возразить против подобного «баланса», инициатором которого был Суслов. (Недаром же он то ли проговорился, то ли неудачно пошутил, то ли сознательно выпустил жало, когда встречали Брежнева на аэродроме из США. «Хорошо, говорит, что ты, Леонид Ильич, не забыл, что ты коммунист и встречался с Гэсом Холлом и Марше»).
Но симптомы недовольства нашей идеологией появляются.Загладин рассказывал в Волынском, что во время сидения в Завидово (после возвращения из Америки) Брежнев неоднократно и в присутствии всех, в том числе обслуги и врачебного персонала, высмеивал и просто грубо поносил Демичева, отзывался о нём с явным презрением, как о невежде и бездари. Однако, вскользь «пропустил»: «пусть, мол, пока живёт», тем более, что его даже на пищевую промышленность не поставишь, он и там ничего не понимает, хотя и химик. Загладин полагает (и другие тоже, кто все это наблюдал), что здесь - проблема ротации: Брежнев, мол, сказал, что сначала надо людей как следует накормить... (т.е. по закону ротации имеет в виду решить вопрос сначала с Полянским).
Вчера заехали к Сашке Митте. Недавно был в Японии. Увлечён новым своим фильмом. А «Точка, точка, запятая» идёт как конкурсный на фестивале по разряду детского фильма. Талантливый и добрый человек. Детдомовец, между прочим. И Лиличка его, прелесть, знаменитая кукольная художница и оформитель детских книг. А начинала уборщицей в театре Образцова. Теперь они радуются как дети новой мебели, где один диван стоит аж 4000 рублей.
НАС НЕ ПРИЗНАЮТ СОЦСТРАНОЙ
14 июля 1978 г. Весь Запад обезумел по поводу Щаранского и Гинзбурга. От Картера до французских коммунистов, которые впервые вынесли свой протест против нас «на улицу» и участвовали в массовой антисоветской демонстрации вместе с сионистами, троцкистами, фашистами, социалистами, разными демократическими и антидемократическими организациями. Лозунги: «Гитлер-СССР», «Долой антисемитское государство», «Новый нацизм» и т.п.
Сегодня разговаривал с Бертом Рамельсоном, старый еврей из Винницы, в Англии живёт с 1913 года, до последнего съезда был членом Политбюро компартии Великобритании. Мудрый и всезнающий, верный наш друг. И заключил он так: «Я то ещё в состоянии вас понять, залезть в вашу шкуру. Но убедить у себя простого рабочего парня я уже не могу. Впрочем, и я, как и такой парень, не понимаю вот чего: если, сажая инакомыслящих в тюрьму, вы уверены в своей правоте, то почему вы не пускаете на суд иностранных журналистов? Раз вы этого не делаете, на Западе вам никогда не поверят...»
Он, как и Тюрф (зам. председателя КП Бельгии), с которым мы вместе с Загладиным вели беседы две недели назад, говорит о самом страшном: «Антисоветское мировоззрение массы населения в наших странах - это реальность. Новые поколения не знают и не почувствовали на себе ваших великих исторических заслуг. Интенсивная и умная пропаганда с помощью могущественных современных средств создала в глазах среднего и молодого поколений отталкивающий образ вашей страны. Их даже не коробит сравнение СССР с гитлеровской Германией. Поэтому разгул антисоветчины в связи с преследованием у вас диссидентов легко принимает всеохватывающий, универсальный характер. Никакие ваши аргументы не в состоянии ничего изменить. Прошлый ваш престиж и революционное обаяние у молодёжи, ваш подвиг в войне с фашизмом - всё это давно сметено, стало древней историей. Никого этим уже не проймёшь и не остановишь. Создан непреодолимый барьер и возврата нет. Рассуждают так: да, пусть у нас, при капитализме, плохо. Но в СССР, хуже, много хуже, и не дай нам Бог такого, как там».
Прочёл я в № 6 «Нового мира» сильную и оригинальную статью Александра Панкова – «о любви» в советской литературе последних двух-трёх лет.
За последнее время прочитал «Южноамериканский вариант» С. Залыгина в «Нашем современнике» (№ 1-2, за 1973 год), К. Воробьёва «Вот пришёл великан» на английском языке, С. Крутилина «Пустошель» в «Дружбе народов», Ф. Искандера «Морской скорпион» в «Нашем современнике» (№ 7-8 за 76 год), В. Тендрякова «Затмение» в «Дружбе народов», М. Рощина «Воспоминание» в «Новом мире» (№ 5-6 за 1977 год).
Сейчас читаю Семёнова «Уличные фонари». Очень высокий профессиональный уровень у нашей современной прозы!.. Чтение вот этой литературы – прозы в общем высокого класса вновь и вновь наводит на мысль о всё большем отдалении у нас политики от повседневного потока жизни. Там ведь не только ни слова - о «партии и правительстве», «о строительстве коммунизма», «о трудовом энтузиазме», даже о роли властей вообще. Не только ни слова в буквальном смысле. Там это отсутствует по существу. Там нет событий повседневной политической жизни, нет судеб людей в привязке к этим событиям, о которых ежедневно – в печати, по радио, теле, на собраниях и т.д. Прямо, как при Чехове или Куприне: правительство «там» проводило какую- то политику, какая-то история страны складывалась, а литература была сама по себе, она занималась внутренним миром человека и «межличностными», как сейчас бы сказали, отношениями, которые теперь, оказывается, тоже очень далеки от политики и вообще от «официальной» жизни.
Таким образом, что бы ни говорили на Западе о командовании партии в духовной сфере, что бы ни писали в наших информационных средствах, литературный (как и вообще художественный процесс) складывается вновь по своим извечным законам, в общем-то, стихийно. К этому уже привыкли – даже органы, которым положено его «направлять». А они его просто терпят и лишь следят, чтоб там не было открытой антисоветчины.
В службе полное затишье. Вчера встречался с Каштаном (генсек КП Канады). Пыжится он, но нет у него ни партии, ни политики. Полтора месяца он отдыхал (опять же, как у нас в прошлом году – со своим многочисленном в трёх поколениях еврейско-антисоветским семейством) сначала в Болгарии, потом в Румынии. Теперь вот неделю у нас (но уже без семейства), а потом поедет во Вьетнам. Мы с Кулышевым (референт) составили большую объективку о его партии. Б.Н. не стал её читать. Лишнее расстройство. Ему нужна не КП в Канаде, а «верный голос» в МКД. Нам известно, что говорят про него его коллеги (про Каштана): ему бы только «выжить», получая деньги от КПСС, которыми он ни копейкой ни разу не поделился ни с одной парторганизацией своей партии. Но это всё так – к слову.
Серьёзнее – «Коммунистический университет» в Лондоне, куда по приглашению КПВ мы посылали профессора Коваля (зам. директора Института международного рабочего движения). Позавчера он нам подробно рассказывал об этом, по его оценке, антикоммунистическом и антисоветском университете. В целом подтверждение того, о чём я уже писал: нас не признают соцстраной. И коммунистической партией КПСС не считают. Атмосфера открытой ненависти и враждебности ко всему советскому. Под гром аплодисментов принято предложение об организации публичного международного суда над советским руководством за 1968 год в Чехословакии. Наши «диссиденты» изображаются, как та самая кучка революционеров-интеллигентов, которая, как и во времена Ленина в конце XIX начале XX веков, оторвана от народа и «поэтому их так легко сажают». Надо, мол, помочь им «внести (как учил Ленин!) свои идеи в массы, помочь им добиться поддержки советского народа (в этом интернациональный долг КПВ), чтобы потом можно было всерьёз поставить вопрос об «изменении бюрократического режима» в СССР. И т.п. Удручающая ситуация.
ГОРБАЧЁВ СТАНОВИТСЯ МНЕ ПО-ЧЕЛОВЕЧЕСКИ НЕПРИЯТЕН
14 июля 1990 г. Вчера подготовил для Горбачёва материал к Колю. В конце написал – чтоб договорились о том, какой ответ Коль будет давать насчёт согласия Горбачёва на вхождение Германии в НАТО. Ведь мир ещё не знает об этом согласии, данном Бушу в Вашингтоне, и может получится так: Буш, мол, не уломал Горбачёва, а этот, немец, быстро купил согласие за кредиты.
На съезд не хожу. Там идёт постыдная возня из-за абзацев, слов и фраз. Поносят «Демплатформу» – Шестаковского, Собчака, Лысенко, «которые опозорили съезд», требуют тут же исключить их из партии и даже лишить их учёных званий, потому что их диссертации, наверно, не основаны на марксизме-ленинизме. Вот – партия, за которую так сражался Горбачёв.
Горбачёв набрал в свою квоту членов ЦК... и это нечто! Среди них явные враги перестройки, вроде замзавов из аппарата: Бабичев, Дегтярев, Афонин и проч. Ваньку (Фролова), говорят, хочет сделать членом ПБ. (См. запись Анатолия Черняева от 10 июля 1988 года «Потому, что Раиса Максимовна училась вместе с его женой» - прим. FLB).
Приходил Яковлев, печальный. Он в положении «мавр сделал своё дело...» Я в общем тоже. Писарчуки по сравнению с Ванькой. Яковлев оскорблён ещё тем, что Горбачёв «под конец» уволил его помощника Кузнецова за бабские дела и пьянки, а на самом деле за дружбу с генералом Калугиным, из-за которого скандал в КГБ. Впрочем, Крючков превратился в вульгарного доносчика, к тому же мстительного.
Жутко не хочется в этой ситуации лететь с ним и с Колем на Кавказ. Может, пронесёт? М.С. становится мне по-человечески неприятен.
ОТ ОДНОЙ СИСТЕМЫ УШЛИ, А ДРУГОЙ НЕТ
14 июля 1991 года. Вечер. Перед отъездом в Успенку (на дачу). Позвонил М.С... делился мыслями о том, что он скажет на «7» - не только, мол, у нас, но и в мире сейчас переходный период. Тоже от одной системы ушли, а другой нет. А механизмы создавались под «холодную войну». Югославия показала - что не готовы встретить новые вызовы. (Это он к тому, что в Лондоне соберутся не министры финансов, а главы крупнейших государств).
Я ему: не накололись ли мы, заявив в «концепции», которую послали участникам «7», о консолидации долгов (я и Щербаков в Волынском тогда резко возражали, чтобы это включать. Но он послушался Абалкина и Медведева)... А теперь взвился: потому что не прав, и потому что Буш в письме (ещё до получения «концепции») и Миттеран после получения, а Андреотти задолго до того - не советовали этого делать: есть психология банкиров...
М.С. стал мне доказывать, что надо быть до конца честным, правдивым... От этого (т.е. от ситуации с долгами) никуда не уйти.
- Да о ситуации и так весь мир знает, - возразил я. - Но когда сами признаем себя банкротами, это что-то значит для кредиторов!..
Долго «убеждал» меня, что «я ничего не понимаю»!
Гулял в Успенке... Пошёл вокруг Ново-Дарьино. Сделал круг по лесу и «заплутал»: в ту же деревню вошёл, только с другого конца, воображая, что далеко от неё.
Утром (до звонка М.С.) готовил ему материалы для беседы с Бушем в Лондоне. Предложил по аналогии со встречей в Хельсинки (по Саддаму Хусейну) также совместно высказаться по Югославии, чтоб обозначить «присутствие» двух сверхдержав в конфликте. Тем самым и перед югославами, и перед западноевропейцами... выбросить флаг и дать острастку.
Гонсалес, помнится, говорил Горбачёву: как бы не пришлось звать американского дядюшку, чтоб спасать Европу из-за югославов... Так вот - лучше вместе с «дядюшкой» нам выступить спасителями.
См. предыдущую публикацию: «Москва Олимпийская: пустынные улицы, на каждом шагу патрули. Говорили «в народе», что в дни Олимпиады Москва будет завалена товарами и продуктами. Пока ничего этого не заметно». Что было в Кремле 13 июля: в 1974, 1975, 1979, 1980 и 1985 годах.
