Из дневников Анатолия Черняева - заместителя заведующего Международного отдела ЦК КПСС (1970-1986 гг.), помощника Генерального секретаря ЦК КПСС и помощника президента СССР Михаила Горбачёва (1986-1991 гг.). См. предисловие здесь.
АСАД БОИТСЯ ТЕРАКТА ПРОТИВ СЕБЯ. ВЗДРАГИВАЕТ ОТ ЩЕЛКАНЬЯ ФОТОАППАРАТА...
12 ноября 1976 г. Пономарёв и Загладин уехали в Португалию на съезд КП. Я – на хозяйстве. Был на Политбюро: Громыко отчитывался о своих разговорах в Софии с египетским МИД Фахми. Слушал я его, реплики и «обсуждение», и вновь давался диву. Вроде речь шла о том, что Садат, оказавшись в дурацком положении, и не получая от США «ни одной пули», хочет опять «хороших отношений» с нами. У Громыко была директива – держаться жёстко, ставить условием восстановление Договора. Т. е. пользоваться затруднительным положением Садата, чтоб он пошёл на «действительно хорошие отношения». Но зачем нам его хорошее отношение? Зачем вообще какие-то те или иные отношения с Египтом, - это как-то совсем было вне поля зрения... Т.е. сама суть политики (её цель) начисто отсутствовала во всём обсуждении.
Впрочем, чувствовалась и «усталость» от всех этих арабских дел. Фахми считает главным «орудием» восстановления отношений встречу Брежнев-Садат. Громыко заметил по этому поводу: но тогда, мол нужно встречаться и с Асадом. Брежнев: «Не верю я им никому. Единственные, кто может быть честный среди них, это палестинцы». Другие члены ПБ вежливо усомнились. Косыгин сказал, что они все (арабы) радуются, когда кто-нибудь из «их братьев» терпит поражение или его побили. И все, мол, врут и нам, и друг другу. Громыко добавил, что «все они» отвернулись от палестинцев и рады, что тем пустили кровь. Поэтому, «даже Бумедьен, который был их яростным защитником, теперь плюнул на них». И т.д. в этом духе. Асад, закончил наш министр со слов Фахми, боится теракта против себя. Вздрагивает от щелканья фотоаппарата... Ну и что?!
Потом обсуждали записку Громыко: применить «свои меры защиты интересов СССР», если Западный Берлин втянут в избрание общеевропейского парламента (до этого он в доступной форме пытался объяснить, что это такое). Может быть, такой подход и есть классовый: «моё не тронь, а то!..» Но ведь Западный Берлин – «не моё»... И разрядка вообще что-нибудь означает? Чего мы хотим в проблеме Западного Берлина? Какова перспектива? Т.е. опять – есть ли политика?! Ведь этак и Австрийский договор не надо было бы в 1955 году допускать!..
Сегодня был на Секретариате ЦК. Записка Б.Н.’а Пономарёва (в его отсутствие) о его беседах с Аксеном (то, что мы с Загладиным сочинили на Воробьёвых горах). Отвергли её с раздражением. Особенно Кириленко и Зимянин. Под тем предлогом, что, во-первых, почему мы с одними немцами занимаемся этими вещами (т.е. договариваемся, как приводить в соображение колеблющиеся и занимающиеся антисоветизмом братские партии Запада), а, во-вторых, если они, эти партии, узнают – это ведь обида и ссора на 10 лет вперёд... Аксен болтун, а если ещё другим сказать (соцстранам), так утечка обеспечена.
Мораль, которую одну только и можно вывести, из этого обсуждения: хрен с ними, с этими Марше и Берлингуэрами, пусть что хотят, то и делают, лишь бы на нас не лаяли, лишь бы «хорошие отношения»...
И это мудро, это правильно. Это то, о чём я уже писал, оценивая «взгляды и поведение» Черненко в Дании (в отличие от Б.Н.’а, обременённого догмами и идеологическим зудом всех учить, воспитывать, побуждать читать нравоучения!).
Пошлое и подлое интервью Любимова «Нью-Йорк таймс» (о бюрократии, консерваторах, Иосифе Прекрасном и т.п.). Он делает очередное турне по Италии и Югославии. Какой мелкий, глупый человек.
Как может в таком держаться большой талант?!
Ю. Любимов
ДОЛГАЯ ОВАЦИЯ ШЛА ВОЛНАМИ, ТО УТИХАЯ, ТО РАЗГОРАЯСЬ
12 ноября 1982 г. Был на Пленуме. Я пришёл в Свердловский зал, как всегда, загодя, чтобы успеть занять место. Неприятно поразило поведение людей, когда начали сходиться и рассаживаться. Поцелуи взасос «старых друзей» (полгода не виделись!), «партейные» шуточки, пустяковые разговорчики, хаханьки, подначки. Будто ничего такого не произошло... Как обычно: демонстрация душевного бескультурья и внутренней неуверенности, прикрываемая бодряческой показухой своей значительности.
Зал, как всегда притих на несколько минут до 1-ти. Все напряжённо ждали, кто появится первым из дверей президиума.
Первым вышел Андропов, остановился почему-то тут же у двери. За ним - Черненко, через пару шагов - остальные. Поднялись к столу президиума. Зал встал. Так продолжалось около минуты. Потом Андропов спустился к трибуне и стал говорить. Никто никому слова не давал. Закончил словами: «Пленум чрезвычайный и мы должны решить сейчас один вопрос - об избрании Генерального секретаря ЦК КПСС. Прошу высказаться по этому вопросу». И пошёл на своё обычное место рядом с Устиновым.
Без паузы встал Черненко, спустился к трибуне. Проговорил 7-10 минут. Я шепнул Бовину: «У К.У. речь-то получилась выразительнее, чем у Ю.В.» Он мне: «Так тому писали Шишлин и Блатов, а этому - его помощнички - не справились, недоучли».
Но в обеих речах уже нет культизма, нет явных подхалимских преувеличений, есть завышенные оценки, диктуемые политическими соображениями. И это – естественно. Когда Черненко «от имени Политбюро» назвал кандидатуру Андропова, разразилась долгая овация, которая шла волнами, то утихая, то разгораясь. Очень уж «устали» от прежнего.
Черненко держался спокойно, уверенно и, показалось, искренне - за Андропова.. И в общем-то тогда, наверное, понимал скромность своих возможностей и явное превосходство Ю.В. Так что - свершилось! Потом гурьбой, группками пошли через обычно запертые Никольские ворота к Колонному залу. Демократично, без рангов окружили гроб - кто где успел встать. Справа - человек 50 родственников и волкодавы - мрачная охрана. Плачущая Виктория Петровна, рядом сын, тоже плачущий. Б... дочка. Смотрит на всех зло. Баба видная, явно ещё далеко не утешенная... Минут через 20 пришли Андропов и члены Политбюро, смешались с общей нашей толпой. Так простояли минут 15. Потом главные пошли соболезновать «родным и близким покойного», а остальные - на выход.
Дочь Брежнева Галина отплясывает на столе
Арбатов, когда мы с ним и Бовиным шли в толпе ЦК’овцев прощаться с гробом, переключился на тему, что сейчас немедленно, не откладывая должен сделать Ю.В., изложил свою «программу для Андропова»:
а) прогнать премьера (Тихонова) и поставить на его место Горбачёва;
б) прогнать Федорчука (после ухода Андропова в ЦК он был назначен председателем КГБ) и поставить на его место Крючкова, тем самым обеспечить себе прочный тыл для всех дальнейших дел;
в) посадить умных ребят переделывать подготовленный для Брежнева доклад к 60- летию СССР. Ибо это будет - тронная речь Андропова;
г) создать параллельно с аппаратом ЦК и впредь до его коренной перестройки личную канцелярию («А тебя во главе», - съязвил задыхающийся на быстром ходу Бовин);
д) прогнать из пропаганды Трапезникова (который, как опять же добавил Бовин, ни разу не сделал «ладушки-ладушки», когда пленум приветствовал избрание Андропова). Это будет сигнал, который хорошо воспримет интеллигенция;
е) прогнать Щелокова, в частности, и в целях восстановления морального престижа власти.
И не тянуть. Промедление означает втягивание, привыкание, а потом окажется - поздно. Тогда пойдёт все на круги своея и лопнут все надежды.
Вернулся в Отдел. Б.Н. опять поразил своими «инициативами». Использовать в пропаганде съезд «гостей» – представителей от государств и партий, чтоб показать, как во всем мире высоко оценивают нашу партию и её политику. Завтра мне писать записку в ЦК на эту тему, но при этом сообщу о том, что мне по телефону сказал Замятин. Ему позвонил Андропов и сказал: «Действуй без всяких решений, чтобы средства массовой информации использовали «Ильичеву смерть» в нашу пользу».
Поток соболезнований и просьб прибыть на похороны, действительно, ошеломляющий и по содержанию, и по количеству. С именем Брежнева связали значимость нашей страны и политики в мире.
ОНИ ПОЛУЧАЮТ ПО ПОЛ ТЫСЯЧИ В МЕСЯЦ, КОРМУШКУ, ПОЛИКЛИНИКУ, ДАЧУ И Т.П.
12 ноября 1983 г. Провели «мини-Совещание МКД». В «доме Павлова» (управляющий делами ЦК, «народное» название – как издевательский намёк на «дом Павлова» в Сталинграде 42-го года) – новой партийной гостинице, стоившей советскому народу, как выяснилось, 30 миллионов! Но – со вкусом. Роскошь, но не купецкая.
На этот раз собрались «наши друзья» охотно. Только итальянцы ещё раз проявили провинциализм: прислали делегацию на празднование Октября, но запретили участвовать в «коллективных акциях». Б.Н. (Пономарёв) прочитал им почти полуторачасовую лекцию. И тут же велел её адаптировать, как статью для «Коммуниста». Афанасьев – главный редактор «Правды» и академик представил сначала совершенно убогий текст, который, между прочим, содержал и такой пассаж: год назад умер лидер партии и народа Леонид Ильич Брежнев... Отрицал наличие нового периода в развитии советского общества... Нет! – Это не оппозиция: просто равнодушие и глупость.
Мы с Загладиным забраковали этот текст. Тогда он сказал, что будет выступать без текста. Это получилось даже «откровенно», по-просту. Поэтому, хоть и непроходимо для нашей печати, - вполне уместно для «друзей». Тем не менее перед раздачей на языках мне пришлось его основательно отредактировать.
Загладин устранился от всего этого – от всего мероприятия, я имею в виду: и от Б.Н.’ова доклада, хотя тот его просил специально, и от подготовки организационной и политической. И даже от участия во встрече, - посидел вначале несколько часов, за это время написал поденную статейку о 70-летии Куньяла для «Правды» и исчез, а на другой день уехал в Берлин на встречу замов Международных отделов соцстран.
Жилин так же, как всегда при большом деле, сумел сачкануть, хотя по штату и доклад Б.Н., и текущая информация о встрече, и информация об её итогах – это его служебная обязанность, не говоря уже о редактировании соответствующих текстов для печати. До встречи он побаливал, на праздниках и в «ходе» самой встречи был заметно пьян.
Пышков, которому поручено было возглавить группу информации, подготовил две постыдные бодяги, которые я забраковал. Последний вариант, который «успел одобрить» Загладин (думаю, не читая) я подверг разбору в присутствии всей его группы (там же во «дворце встречи»). Он вёл себя ужасно, перебивая меня на каждой фразе. В конце концов мне пришлось стукнуть по столу и заставить слушать меня. На утро был представлен текст получше, который, однако, мне пришлось самому фактически переписать. А один из его группы, сказал: «Раз ему всё не нравится, пусть пишет сам. И вообще, к чему выпендриваться, какая разница, как написать: никому это не нужно, никто это там (т.е. в ПБ) всё равно читать не будет». Последнее правильно. Такую же фразу произнёс вечером Пономарёв, когда правил записку в ЦК (к которой «информация» служит приложением) и переносил из информации в записку кое-какие места. Я начал было возражать, но он дважды меня урезонил: «Кто эту информацию будет читать?!» Хотя сам на встрече, обернувшись (я сидел сзади него) поручил мне «срочно» её подготовить и насытить «интересными» мыслями и заявлениями из выступлений участников.
Во всей этой истории раздражителем для меня осталось поведение Пышкова, а потом Ермонского. Пышков вёл себя, как «любимчик Пономарёва», которому всё позволено, и явно демонстрировал (в том числе перед людьми из других отделов), как он может разговаривать с зам. завами. Между тем, он давно уже паразит, который составляет для Б.Н. доклады для внутренней аудитории, нарезая их из наших сочинений для того же Пономарёва, но «с международным акцентом». В остальное время пьянствует, превратив свой кабинет в забегаловку.
Ермонский – баловень теоретических дач (в этом году он пробыл там три четверти года): то доклад Зимянину к 70-летию РСДРП, то статьи для Черненко в ПМС/«Проблемы мира и социализма» и «Коммунист», то доклад Романова к 7 ноября... Его просят туда, сам Зимянин звонит и называет его. Он, действительно, пишущий, хотя и не очень образованный. Раньше был вполне приличным парнем. Теперь он рядовую, чёрную работу консультанта делать не хочет, нос воротит. Это должны делать Вебер, Козлов, теперь и Рыбаков – люди в общем-то более высокого класса, чем он, но не потерявшие чувства порядочности и долга перед службой, за которую они получают зарплату. Почему, однако, я так реагирую, хотя речь идёт действительно о никому не нужной продукции.
Во-первых, потому что доделывать за всех: Загладина, Жилина, многих консультантов, зав. секторами приходится самому. Но почему доделывать? Ведь и так прошло бы, никто не обратил бы внимания. Чувство достоинства ремесленника за своё изделие не позволяет поступать иначе. Во-вторых, потому что мне претит, когда люди пренебрегают и даже презирают «своё дело», равнодушны к нему и все их помыслы направлены на то, чтобы «спихнуть на другого» или «сбыть с рук». Хотя за это «их дело», которое они не хотят делать порядочно, они получают по пол тысячи в месяц, кормушку, поликлинику, дачу и т.п. Это не порядочно, как минимум! Да, люди устали, люди видят бессмысленность вкалывания. Масса энергии уходит в корзину. Но кто вас держит? Поищите себе (на шестом десятке) работу, где вы видели бы прямой результат и были бы удовлетворены.
Вчера перелистал больше сотни шифрограмм со всех концов света. Одна – с тревожной припиской Андропова, в которой он даёт поручение «сделать всё возможное, чтобы предотвратить вторжение Рейгана в Никарагуа (по примеру Гренады), ибо это будет страшный удар и по Кубе, по всей политике Кастро, а значит и по нам – и как великой державе, и как оплоту социализма и освободительного движения».
Это, между прочим, к вопросу о том, что «империализм терпит одно поражение за другим», - теория, которую Б.Н. навязывал и навязал в своё выступление на вышеупомянутой встрече. И это пойдёт в «Коммунист». Надо, впрочем, втихоря вычеркнуть это место, пусть потом машет руками. Но хоть спасу от позора журнал.
Я всё не о том пишу. Может быть, для того, чтоб не писать о себе. Меня мучает радикулит. Боли бывают страшные, однажды едва до работы добрел. Лечиться некогда, да и не хочется – не верю. И все думаю – обойдётся, пройдёт. Всё ещё уповаю на своё безотказное тело, которое сумело остаться молодым до 60 лет. Вчера проглядел книгу о Ландау. Книжку об Энштейне так пока и не дочитал. Схватился сегодня за Байрона («Манфред») с подачи TV, которое по учебной программе давало его тетради. Давно, кстати, не обращался к его дневникам, как и к блоковским. Надо бы освежиться. А то я разучусь писать собственный.
Был банкет после встречи коммунистических деятелей печати (а фактически представителей ЦК) в том же «доме Павлова». Б.Н. произнёс тост, хорошо, что по бумажке, которую мы ему заготовили, хотя добавил про ленинскую «Искру». Впрочем, он обладает поражающим всех нас свойством искренне считать (после произнесения), что все доклады, речи, тосты, статьи, заявления и т.п. он делает сам. Постояв в президиуме, я пошёл в обход, зацепился с Берецом (теперь редактор «Непсабадшаг» (центральныий орган партии), а раньше был зав. отделом ЦК ВСРП), с американцем, с ямайцем, который, кстати, очень хорошо выступил на встрече, с австралийцем, с французом из «Юманите»... Тут меня позвали к телефону. Пономарёв, который уже «отъехал», звонил из машины. В коммюнике о завершении встречи надо добавить, что он выступал в заключение (не надо, что на банкете!), что выразил «политическую суть» и какую ответную речь от всех произнёс чех. Отошёл я в сторону, на диване сочинил два абзаца. Отдал Афанасьеву, он – мальчику из «Правды». Полосу, конечно, остановили, хотя было уже 10 часов вечера, и «внесли».
АКАДЕМИЧЕСКАЯ СРЕДА ВОРЧИТ И НЕГОДУЕТ
12 ноября 1984 г. Приближается встреча с Холландом (личным представителем Киннока), который во главе делегации лейбористской партии приедет к Черненко 21 числа. Холланду я должен буду объяснить рамки встречи на высшем уровне. Между тем, о том, что именно я должен с ним говорить, знает только Пономарёв, который не может дать мне никаких официальных инструкций, потому что сам их не знает. Правда, по моему настоянию Политбюро поручило МИДу и Минобороны подготовить позицию – что можно ответить на объявление лейбористами своей страны безъядерной зоной. Но это будет готово лишь к приезду Киннока, который, однако, хочет знать нашу позицию заранее. Вот так у нас делаются дела: в одних случаях все зажато, в других – полное безразличие к тому, что может иметь реальные политические последствия. Буду трепаться на «философские» темы.
Был у меня Волобуев (академик, бывший друг), передавал сплетни о том, как восприняли в Академии статью Бугаева и всю эту историю. Академики по такому случаю с карандашом прочитали статью Амбарцумова и пришли к выводу, что он прав (включая такие авторитеты, как столетний Дружинин, Ким и даже Минц). Вообще же академическая среда ворчит и негодует. Богомолов, где работает Амбарцумов, несмотря на грозную речь инструктора Отдела науки ЦК, заявил после обсуждения статьи в институте: ЦК нам поручил разрабатывать сложные проблемы, в том числе о противоречиях и кризисах при социализме. В этой работе могут быть и огрехи, ошибки, разные мнения. Но ЦК поощряет обоснованный риск в научном поиске. А то, что написал Бугаев, - не вклад в научный поиск, а административный окрик. Так, что, - заключает Волобуев, - твой моральный престиж в академической среде только укрепился из-за всей этой истории, а твоё заявление об отставке из редколлегии «Вопросов истории», хотя и не одобряется, но вызывает восхищение. В наши времена такие поступки большая редкость.
ОБСУЖДАЛИ СОСТОЯНИЕ МАШИНОСТРОЕНИЯ. АХОВОЕ
12 ноября 1985 г. Видел записку Горбачёва о том, как он собирается вести дело с Рейганом в Женеве. Политбюро, естественно, одобрило.
- Не отступать от провозглашённых в Париже позиций плюс дополнения, которые были сделаны для третьего раунда в Женеве.
- Не заводиться по региональным проблемам, но и не поступаться нашим правом «быть солидарными» с «борцами за независимость», не признавать «жизненных интересов» США где угодно.
- Согласиться на то, что это встреча лишь начало большого и регулярного диалога и вообще – «надо уметь жить вместе», мы разные, но надо научиться уважать эту разность.
- Словом, не гневить Рейгана, чтоб не усиливать угрозу, не подыгрывать ястребам.
Был на Секретариате. Обсуждали состояние машиностроения. Аховое. Всего 21% станков на уровне мировых стандартов, да и то «с натяжкой». Ещё серьёзней другой вопрос: о состоянии материальной базы культуры. Положение просто из рук вон. Даже в Москве. Например, в столице столько же театров, сколько их было в 40-ом году, а население с тех пор удвоилось. Если каждый в Советском Союзе захочет сходить в театр, он сможет сделать это лишь один раз в шесть лет. Число театров по Союзу уменьшилось с 1950 года вдвое: сейчас их 600 с чем-то.
На образование и науку в относительных цифрах расходы уменьшаются с 1960 года, хотя в абсолютных немного растут. И чудовищно отстали от расходов на это дело по сравнению с США, Англией.
Поразило, что сначала Зимянин, а потом и сам Лигачёв обрушились на «тезис», которым долго прикрывали урезывание средств на социально-культурные нужды, а именно – оборона! «Надо, конечно! Но надо и покончить с этим предлогом, из-за которого довели дело до такого состояния».
РУГАЛСЯ МАТОМ
12 ноября 1989 г. На работе я в цейтноте. Пора готовиться к Италии, к Мальте уже вплотную, а у меня текучка: Дюма, Зюсмут, Коль – (вчера М.С. говорил с ним по телефону). А вечером скинул опять на меня текст своего предстоящего выступления на студенческом форуме (после Медведева, Ивана Фролова, Яковлева). Весь вечер вчера и сегодня сидел над этим. «Обычная работа» – выявлять мысль с помощью литературного слова. Попутно убрал кое-что, например, опять ругань в адрес прессы. Не знаю, заметит ли.
Долго вчера разговаривал с ним. Он звонил из машины. Его задела записка, которую я ему написал о А.Н. Яковлеве (насчёт того, как он его поставил под начало Медведева по подготовке съезда партии) и что это значит в свете предстоящего «диалектического преодоления Ленина»... Оправдывался: мол, важно дело, а не амбиции (любимое словечко). А главное – ругал интеллигентов, которые его ругают за то, что он обрушился на левых. Обрушился потому, что интеллигенты провоцируют правых, «мобилизуют» их своими криками и атаками на Ленина, Октябрь, социализм... Поднимают панику, не понимая, что мне (Горбачёву) дорога вправо и назад заказана. Я обречён идти вперёд и только вперёд и, если отступлю, сам погибну и дело погибнет. Как же они могут думать, что я с Лигачёвым т п.?! Ругался матом.
Между прочим, Яковлев мне рассказал, что он присутствовал при сцене, когда к М.С. зашёл Ванька и сообщил: М.С., я в праздники был в нескольких своих компаниях и (говорил весь дрожа!) пришёл к выводу, что я обязан Вам сказать: убирайте Лигачёва. Презрение к нему и ненависть беспредельна. А главное – растёт ощущение, что Вы с ним заодно! И только делаете вид, что Вы перестройщик... Я спросил у А.Н. – как реагировал М.С.? Заходил, говорит, по кабинету. Молчал. Потом сказал: Ну, и задал ты мне задачу... На этом эпизод закончился.
См. предыдущую публикацию: «Вчера умер Брежнев.Долго ругал медицину, Чазова – бездарного врача, проныру и даже как никудышного организатора: реанимация приехала только через 20 минут! Это надо же!» Что было в Кремле 11 ноября: в 1982, 1984, 1985 и 1991 годах.
