«Андропов-Черненко, обоих держит на поводке»

Из дневников Анатолия Черняева - заместителя заведующего Международного отдела ЦК КПСС (1970-1986 гг.), помощника Генерального секретаря ЦК КПСС и помощника президента СССР Михаила Горбачёва (1986-1991 гг.). См. предисловие здесь

«Если бы не Красная Армия, некому было сейчас эмигрировать в Израиль - ни из СССР, ни из любой другой страны»

7 ноября 1976 г. Был на Красной площади. Пошел на прием в Кремль. Самое сильное там впечатление – роскошные жены высокопоставленных чинов: меха, бриллианты, барская манера держаться – словом, соль Земли.

С 28 октября по 3 ноября – в Англии. Впервые делегация КПСС у лейбористской партии. Возглавляет Пономарев. В делегации Афанасьев («Правда»), Иноземцев, Пименов (ВЦСПС), Круглова (ССОД) и я. Сопровождающие переводчики – Джавад Шариф, Лагутин, Михайлов. Накануне, примерно за 10 дней, английская пресса и радио устроили антипономаревский шабаш: он – главный инспиратор оккупации Чехословакии, он – главный антисемит, он – со времен Коминтерна учит компартии, как ликвидировать демократию, и сейчас его главная задача – подрывать западные режимы. Транспаранты – No wanted in Britain!, - т.е. так, как обычно пишут об уголовниках.

Сам Ян Микардо – председатель иностранной комиссии лейбористской партии, за день до нашего приезда заявил Би-Би-Си, что, действительно, Пономарев «нежелателен», но не они, лейбористы, определяют состав делегации, также, как мы, когда ехали в Москву в 1973 году, не позволили бы ей определять состав нашей делегации, ибо в этом случае меня-то уж, еврея и сиониста, ни за что бы в Москву не пустили. Я по должности вынужден принимать Пономарева, а моя жена вместе с другими будет демонстрировать на улице против притеснения евреев в СССР. С момента прибытия в Хитроу почувствовали, что такое британское security. Потом мы с ними пивали коньяк. Рыцари своего дела. Любо-дорого смотреть, как работают. Нашим учиться и учиться.

Б.Н. с самого начала и до отлета дул в одну дуду: мы за мир, против гонки вооружений, за советско-английское сотрудничество, за торговлю, за дружбу между нашими народами. Нигде не давал себя сбить. Один раз только вышел из себя – в парламентском комитете, но об этом позже. В парламенте чуть было не дошло до скандала. Мы находились на галерее для гостей. Внук У. Черчилля, тоже Уинстон, а также Маргарэт Тэтчер, «красавица и стерва» (как тогда я ее оценил, впервые увидев) и другие, особенно сионистский лидер Дженнер, демонстративно

явившийся на заседание в ермолке, устроили обструкцию дискуссии по обычной повестке дня. Спикер то и дело стучал жезлом и выкрикивал: «Order! Order!» Но парламентарии не унимались.

В конце концов кто-то крикнул: «В парламенте - чужой!» Это средневековый парламентский пароль, и если его произносят на заседании, то спикер обязан объявить голосование (divisions, т.е. парламентарии расходятся, кто влево, кто вправо, в зависимости «за» они или «против»). И если большинство «за» - галерея немедленно должна быть освобождена от посторонних. Голосования по такому вопросу, говорили нам, не было в британском парламенте 150 лет. Выручил премьер-министр Каллаган. Он встал и пошел из зала, дав тем самым понять нам, что он готов изменить время намеченной встречи с Пономаревым и провести ее немедленно в своем кабинете, тут же в здании парламента. Мы поднялись и потянулись к выходу, сопровождаемые презрительными возгласами парламентариев. (В газетах на другой день писали: делегация, мол, хотела избежать унижения, если б ее стали выводить. Впрочем, голосование оказалось совершенно неожиданным - 198 проголосовало за то, чтобы мы остались, и только 8 - против!)

Пономарев был «заведен» на еврейской теме до предела. И когда по возвращении из Шотландии состоялась встреча с группой парламентариев-лейбористов в помещении их фракции в Вестминстере, произошло следующее.

Уселись за большим круглым столом. Председательствовала Джоан Лестор. Явился и Дженнер в ермолке, демонстративно выложил в центр стола Библию, подписанную 250 членами парламента и «рулон» Великой хартии вольностей. Но как только Дженнер затронул еврейскую тему, Пономарев взорвался. Произнес экспромтом самую выразительную речь, какую я когда-либо слышал из его уст; разошелся, потерял самообладание, стучал по столу, указывал перстом. Быстрый Женя Лагутин, референт нашего отдела, едва успевал переводить. Начал тихо, но с каждой фразой разгорался: «Я хотел бы знать, объяснял ли кто-нибудь когда- нибудь этим мальчикам и девочкам, которые шумят за этими стенами «Ponomariev out!» [он так и сказал, по-английски], что если бы не Красная Армия, вообще некому бы было сейчас эмигрировать в Израиль - ни из СССР, ни из любой другой страны?! Не было бы вообще еврейского народа как такового!»...

Достопочтенные джентльмены были сначала ошеломлены, иронически улыбались в ответ на его горячность, переглядывались, а потом посерьезнели и стали неодобрительно поглядывать на Дженнера. А один, воспользовавшись паузой в пономаревском шквале, бросил «спасательный круг», предложив перейти к вопросу об англо-советской торговле. Б.Н., опомнившитсь, принял нас. На утро газеты вышли с большими заголовками: «Mr. Ponomariev shouts on M.P's» («Пономарёв кричит на членов парламента»)

Так представил дело и Дженнер на своей пресс-конференции. Но Джоан Лестор, которая дала свою пресс-конференцию, заявила в ответ на вопросы, что сидела рядом с Пономаревым и не видела и не слышала, чтобы он стучал по столу и кричал на членов парламента. Между тем, при отъезде в аэропорту она же вручила мне большую пачку писем с просьбами о разрешении на выезд наших евреев. А Б.Н. в «задушевной беседе» с делегацией в самолете сказал, подводя итоги: «Надо с еврейским вопросом что-то делать. Мы недооцениваем отрицательного влияния этого вопроса на результаты нашей внешней политики и вообще на возможности продвигать идеи социализма на Запад».

Еврейская тема присутствовала, как сквозная в течение всех дней. Уже в Хитроу нас встречали плакатами на тему – освободить евреев, и так повсюду. Демонстранты более или менее крупными группами провожали нас лозунгами: «Гражданские права советским евреям!», «Хельсинки – это вам не шутка!», «Долой Пономарева – организатора зажима евреев!», «Свободу Буковскому!» и т.д. Плакаты такого и подобного содержания были

выставлены и возле отеля, где жила делегация, и у Транспорт-Хауза, у парламента, у Вестминстерского аббатства. Здесь разыгрывались целые сцены: переодетые в красноармейскую форму парни хватали и волокли по тротуару людей, одетых в форму зэков, закованных большими цепями с висящими на них ядрами. В Глазго появились еще и украинцы: «Мистер Пономарев! Освободите 49 миллионов украинцев!»

У Вестминстерского аббатства высший иерарх приветствует Пономарева словами: «Высокая честь для нас!» Это через секунду после того, как мы прошли сквозь строй демонстрантов, оглушенные оскорблениями, барабанами и свистульками. Зам высшего иерарха ведет нас по Собору. По-английски остроумно и иронично комментирует, показывая усыпальницы и прочие «предметы», оставшиеся здесь от величия и мелочности тех, кто делал британскую историю.

Прием в генсовете тред-юнионов: Мэррей, Джонс и др. Б.Н. все учил их марксизму- ленинизму, всю беседу вел очень неудачно, хотя эти умные, вежливые, масштабные деятели настроены к нам самым дружеским образом. Они терпеливо выслушивали сколько стоит в СССР хлеб, какая квартплата, сколько платим в метро и т.п. Было стыдно. А когда Б.Н. упрекнул их: что же вы, мол, не остановите гонку военного бюджета, то получил спокойный отлуп. Тем не менее все кончилось по хорошему, «тепло». Не успели мы уехать из Транспорт- Хауза, как Мэррей, представляющий 11,5 миллионов членов профсоюза заявил прессе: «Демонстранты против советской делегации не представляют рабочего движения Великобритании».

Ужин в посольстве. Приехали Веджвуд Бенн, Хейворд, Аткинсон (казначей) и тощая англичанка, которую Б.Н. в тостах все время игнорировал, а она оказалась влиятельной дамой и в конце концов, опять же с британской иронией, стала кричать «discrimination!!»

29-го утром были у Кросленда (Форин Оффис). Те же проблемы, что и с другими. Днем улетели в Глазго. Вечером прием в региональном совете Глазго. Председательствовала представитель местной шотландской лейбористской партии в длинной, естественно, шотландской юбке. Атмосфера, такая, будто мы в Венгрии или ГДР, подкалывают самих себя и присутствующих здесь «людей из-за границы» (так в Шотландии величают англичан). Поразительная способность к ораторству: шутка, ирония органично перемешаны с серьезной политикой. Говорить все любят. Тост Пономарева, довольно посредственный, но был скрашен за счет мастерского перевода Лагутиным.

Утром 30-го, в субботу, митинг с шоп-стюардами и простыми рабочими... Коммунисты-профлидеры. Ответы-вопросы. Мне достался еврейский вопрос и я произнес «пламенную речь» о роли евреев в советском обществе. Б.Н. стал меня осаживать и в конце концов меня оборвал. Обстановка была тоже, как в хорошей братской компартии, хотя судя по всему коммунистов в аудитории почти не было.

Поездка в Эдинбург. На футболе. Экскурсия по городу. Знаменитый Кастл, место рождения Конноли, памятники Вальтер Скотту, Бернсу. Склоны холмов, покрытые вереском и красные от упавших листьев, залив, овцы в черте города. Прием в Совете большого Эдинбурга. Поразительное доброжелательство. Тост Б.Н.’а на сей раз более или менее удачный – стал подражать шотландцам в манере (сквозь политику пропускал футбольную тему).

Ночной переезд в Глазго на машинах. А 31-го в воскресенье, поездка по озерам и заливам Шотландии. Ничего красивее я нигде, ни в одной стране не видывал... Разговор Б.Н.’а по дороге, в том числе у харчевни Св. Катерины с рыбаком и шахтером, как изобразило это телевидение. Вечером прием у руководства лейбористов и Конгресса тред-юнионов Шотландии. Та же председательница. Тосты, подарки... Разговор с соседом – зам. генсека шотландских тред- юнионов (оказалось, он коммунист, да и разговор вел со мной «доверительный»). Утром 1-го – самолетом в Лондон. Перед этим пресс-конференция в аэропорту. Вопросы вроде иссякли. В 15.00 главная беседа в ИК лейбористов. Но пришло всего пять человек. Б.Н. выложил всю «главную памятку» московского производства, несмотря на то, что Микардо в начальном слове явно дал понять, что серьезный разговор они вести не хотят. Да и не уполномочены (трепался о трех причинах трудностей в отношениях между LP и КПСС). 3-го, в среду улетели в Москву.

На другой день сочинил ему памятку для ПБ. Он не ждал, что его заслушают. Однако, это произошло. И он вернулся довольный: с интересом, говорит, слушали, задавали много вопросов и сказали: «так держать». Итог? Да, никакого. Социал-демократы никогда с нами не пойдут на мировую, какими бы «хорошими» мы себя ни представляли и как бы вежливо ни вели с ними «идеологическую борьбу». Поразителен, однако, контраст между отношением к нам «простого народа» и отношением «верхов», сдержанным и неохотным. Будто вынужденным. Впрочем, если бы не еврейская проблема, дело могло бы пойти, и лет через пять можно было бы завязать и «официальную дружбу».

«Уж слишком опошлено и обюрокрачено это празднество»

7 ноября 1982 г. На парад, после долгих колебаний, не пошел. И правильно сделал. И хоть во мне не извелся еще «боевой конь», который по трубе бьет копытом..., но уж слишком опошлено и обюрокрачено это празднество, которое когда-то было таким вдохновенным и идейным. Не пошел и во Дворец Съездов. Но буквально за час до приема в Кремле был вызван (срочно и непременно) Пономаревым в ЦК. В чем дело? – Приветствия от ИКП и ФКП по случаю 65 – летия Октября. У итальянцев, кроме «полной автономии» в отношениях, более или менее вежливо. Во всяком случае – настолько обще и завуалировано подана их «концепция», что можно и напечатать: не каждый догадается.

А французское – просто нахальное. Все, что Марше наговорил в Китае, все там есть – в спрессованной форме: и о необходимости демократии для социализма, и о возможности мира и разоружения, если будут уважаться суверенитет и независимость всех народов, и о «модели» социализма, которой нет и которую нельзя ни экспортировать, ни импортировать, и о «трагических ошибках», допущенных нами в ходе социалистического строительства, и о том, что ФКП также выдвинула свои предложения по разоружению (наряду с нашими), а наши, как и все другие заслуживают того, чтобы их изучить и обсудить. И т.д. и т.п. Разве, что нет похвал в адрес Хрущева, которыми Марше разразился в одном из интервью в Пекине. Б.Н., видимо, пришел в ярость. Особенно его завели «трагические ошибки»... А никто из замов под рукой не оказался. Загладин в театре, вот и вызвал меня, но я опоздал. Он уже уехал на прием. Взял с собой эти тексты, телеграммы, чтоб «согласовать». Представляю себе удовольствие Андропова или Черненко, когда он полезет к ним за праздничным столом со своими «вонючими» бумажками от братских партий, которых он, Пономарев, «распустил» настолько, что они шлют нам такие вещи по случаю праздника!

На текстах Б.Н.’овы пометки, из которых следует, что он склонен редактировать их, но это – скандал. И Марше (если не итальянцы) такой скандал, не задумываясь устроит публично. Я написал ему записку (Балмашнов помчался к нему в Кремль): мол, итальянцев я бы напечатал, а с французами потянул бы, потом можно бы и в перечень загнать. И ни в коем случае не править: себе дороже обойдется. Так вот: начинаем получать бумеранги. Ведь именно Б.Н. ввел в практику превращать послания съездам братских партий в поучения и в междустрочные намеки, чем мы недовольны в их теории и практике и как это нехорошо и опасно «для них самих» - иметь такие-то взгляды. Вот теперь французы прибегли к такой же методе..

Нет, Борис Николаевич, не спасти вам Коминтерновского коммунистического движения, не быть вам секретарем обкома, отвечающим за порядок в нем! На глазах все растекается и уплывает.

Вместо парада походили с Арбатовым по кропоткинским переулкам. Он, Бовин, Цуканов и Ко только что закончили в Волынском-2 речь Брежнева на предстоящем 15.11. Пленуме. Арбатов так ее охарактеризовал: поскольку Брежнев почему-то очень возлюбил премьера (Тихонова), а этот последний и слышать не хочет ни о недостатках, ни о проблемах в экономике, то, несмотря на поддержку Андропова и Горбачева, ученым евреям в Волынском ничего не удалось внести в эту речь. На прежних Пленумах хоть какие-то мысли высказывались, предложения были, пусть потом никто их не выполнял...А на этот раз даже и мыслей нет. Вся работа впустую.

Большую часть времени Юра посвятил своим столкновениям с Пономаревым по поводу своей идеи образовать «международное отделение» в Академии наук, куда вошли бы Институт США, ИМЭМО, ИМРА, Институт Африки, Институт Латинской Америки, Институт Китая и что-то еще – а себя назначить академиком-секретарем. А кого еще? – спросил я у Бори!!- говорит мне Арбатов. – Не хотите, не надо, но на других я работать не буду... Словом, это – малоинтересная тема. Зато, походя он мне сообщил следующее: их с Бовиным вызывал Андропов по поводу предстоящего ему доклада о 100-летии Маркса и выступления перед идеологическими работниками. И, между прочим, (может быть, специально – для утечки в массы) сказал: Брежнев звонит – спрашивает – кто у нас кадрами занимается? Отвечаю: Черненко. «Неправильно, - говорит Брежнев, - ты должен взять это в свои руки».

Андропов: «Я вообще Леонид Ильич, не понимаю, что происходит. Пока Черненко был в отпуске, мне вроде бы приходилось делать то, ради чего меня назначили Секретарем. Но вот он вернулся, ведет Секретариат, все сходится к нему, и я, грешным делом, подумал, а зачем собственно я-то... И уж не для того ли меня перевели сюда, чтоб освободить место для Федорчука?»... Брежнев, якобы: «Нет, нет, это неправильно». В результате этого разговора на прошлой неделе Секретариат вел уже опять Андропов. Хотя вчера на торжественном заседании в Кремле Черненко шел сразу вслед за Брежневым, и сидел рядом, а Андропов – слева, категория «премьера».

Юрка комментирует: Леня ушлый по части кадровых дел, его недооценивали первоначально и некоторые потом пожалели об этом. А он смотри: никогда не продвигал одного кого-нибудь, всегда пару (Подгорный-Косыгин, Суслов-Кириленко, а когда Кириленко стал стремительно сходить – выдвинул Черненко). Вот и теперь: Андропов- Черненко, обоих держит на поводке и «невидимо» образует ситуацию соперничества..., чтоб они нуждались в нем, как в арбитре. А если один кто-нибудь заберет лишку по части власти, зачем ему арбитр, зачем ему «первый»? К тому же – при беспомощности нынешнего «первого» его очень легко и подвинуть, если «второй» будет один. А так их два! И надо сначала конкурента «подвинуть», а тем временем хозяином остается «первый».

Юрка, конечно, Миттерних и Талейран. И, конечно, человек дела и огромных способностей. Его не интересует суть вещей, он занят игрой явлений, тем, что на поверхности власти и что определяет судьбы людей, а для народа, для государства имеют косвенные, производные последствия, как правило – плохие. Так было при царях. Это российская традиция, российская модель делания политики.

«Очень сложные переживания: сравнения с демонстрациями школьных и студенческих лет»

7 ноября1983 г. Парад. Очень сложные переживания: сравнения с демонстрациями школьных и студенческих лет, отзвуки войны (солдаты, строй, техника, музыка), но в затылок пошлые разговоры бодрящихся сановников – «господствующий класс», для которых нет ничего святого, никаких идей, тем более – воспоминаний и сожалений. Довольно веселые демонстранты: истовые ортодоксы, кричащие лозунги, ироничная и готовая на озорство (в дозволенных на Красной площади рамках) молодежь – а в целом ощущение вынужденной непосредственности: почему бы не прошвырнуться по улицам и не пошуметь! Неприятная (особенно зная, что на трибуне много зарубежных друзей и недругов) живая цепь из дружинников, которая отделяет демонстрантов от Мавзолея. Но хорошо, что уже нет школьников с цветами и перемерзших «спортсменов» за час для массовых представлений. Не было, как и вчера во Дворце Съездов, Андропова. Значит, болен. И не думаю, что излечим, учитывая, что говорил Колька.

Дважды заезжал на работу. С пономаревским докладом пока ничего не происходит. Никто его в ПБ в праздничные дни, конечно, не читает. Но завтра придется все доводить, ведь 9-го утром он начнет его читать на одиннадцати языках.