Из дневников Анатолия Черняева - заместителя заведующего Международного отдела ЦК КПСС (1970-1986 гг.), помощника Генерального секретаря ЦК КПСС и помощника президента СССР Михаила Горбачёва (1986-1991 гг.). См. предисловие здесь
«Меня либо не замечает искренне, либо презирает как чиновника, который не помог ему уехать в Америку»
17 октября 1972 г. Пушкин - это как тоска по невозвратимой юности. Роман Белова «Кануны» в «Севере» - о коллективизации. Пахнет литературой 20-30-х годов.
Вчера был на премьере «Под кожей статуи Свободы». Бомонд: Арбатовы, Самотейкины, Ефремов с женой- знаменитой артисткой «Современника». Евтушенко с порезанной рукой (обстругивал раму для подаренной картины). Меня либо не замечает искренне, либо презирает как чиновника, который не помог ему уехать в Америку. (Без меня обошлось, но видит Бог, я помогал). Интересно, на какой букве по Маяковскому - «Юбилейное» - он будет стоять в советской литературе: на «Надсоне» или на «Лермонтове»? Спектакль не поразил. Но, конечно, пощечина властям. Ассоциативность, помноженная на любимовщину (технические и режиссерские находки), уже, видно, пройденный этап. И если бы культдеятели всяких управлений и министерств заботились не только о своих местах и могли делать хоть «местную политику», самое лучшее было бы «не заметить», адаптировать, представить скрытый в пьесе протест против советских порядков как шалость, адресованную в сторону.
В воскресенье - выставка в Музее изобразительных искусств портрета с XYI по XX век. Смотрят лица, такие же, как нынешние. «Девушка с горностаем» Леонардо, Ван-Дейк «Автопортрет», юноша в цветастой рубахе Машкова, Толстой (45 лет) Крамского, мальчик на руках княгини Муравьевой и т. д.
Очереди в музей (как и в Манеж на «Лица Франции» - фото за 100 лет) стоят километровые , и в будни, и в субботу, и в воскресенье, под проливным дождем. Интересно, нравится ли это Демичеву или в этом он видит опасность. Вспомнилась Биенналле - ретроспективная у площади Сан-Марко в Венеции. Пустующие залы.
1-го октября, взлетев с Адлера, через несколько минут упал в море Ил-18. 102 человека задохнулись в разгерметизировавшемся фюзеляже. А 13-го при подлете к Шереметьево (из Парижа через Ленинград) разбился Ил-62: 173 человека. О последнем сообщили в «Правде»: там было 38 чилийцев, 5 алжирцев, 6 перуанцев, француз, немец, англичанин. Послам в Чили и Алжире велено было выразить соболезнование (поскольку это дружественные правительства). Об Адлеровском падении в газетах не было: только «Московская правда» и «Вечерка» целую неделю печатали траурные квадратики о трагической гибели (где и как?) одного, другого или семейных пар.
Готовлюсь к поездке в Бельгию. Новое постановление ПБ по Китаю: опять придется письма с объяснениями писать «своей партии» и «братским партиям». Опять разоблачать. Что, как?
До тех пор, пока мы не отрешимся от самовнушаемой концепции: «мы социалистическая страна, они - социалистическая страна, и уму непостижимо, как они могут лаять на «КПСС — партию Ленина», до тех пор мы будем закрывать себе дорогу к пониманию происходящего и к последовательной политике, реалистической и ясной для всех. Нам уже никто не верит, как бы мы ни изображали китайцев и как бы мы ни объясняли свою марксистско-ленинскую чистоту.
Марше просится поговорить с Брежневым «на равных». А Брежнев предпочитает Помпиду, которому уже дано согласие на визит в Москву в январе. Еще по возвращении из Парижа, Брежнев сказал в своем кругу: «Болтает (о Марше, о демократии, хотелось бы посмотреть, что он будет делать, если окажется у власти». «Государственно мыслит (о Помпиду), хозяин, видит все проблемы, умеет охватить их в целом».
Помпиду же, в свою очередь (как и Никсон, как и Брандт) отлично усвоил, что у нас идеология идет лишь на внутреннее потребление, т.е. там, где ее можно практически применить государственными средствами. И мы не такие дураки, чтоб заниматься идеологическими упражнениями в деловых, государственных отношениях с теми, кто спокойно может послать на х...
«Включить в английское издание работу Маркса «Разоблачения дипломатической истории XVIII века», где он клевещет на Петра и Калиту, и вообще несет ненависть к России»
17 октября 1981 г. Лондон и Брайтон далеко позади. На работе – тексты, тексты, совсем другие. Б.Н. неугомонный придумал в ответ на Пентагоновскую «Советскую военную мощь» сделать контр-книгу по типу «Американская военная мощь». Подговорил Устинова. Я ездил к генералам на ул. Фрунзе в Генштаб. Обсудили план. К концу года издадим. А пока – статья в «Правде», которая вот-вот появится. Тоже подготовлена генералами, но потом я ее сильно правил. Вчера Б.Н. разослал ее по Политбюро.
Одновременно, на эту же тему «письмо братским партиям», которое мы сочинили за одни сутки в прошлую пятницу, а в генштабе выверяли наши цифры целую неделю. Поток текущих дел и бумаг. Интервью Брежнева для «Шпигеля» в связи с предстоящим визитом в Бонн. Статьи Г. Миса для «Правды» и «Коммуниста». Я их отложил на потом, после визита. Приветствия ЦК Макленнану в связи со съездом КПВ в ноябре и со 100-летием Галлахера (бывшего генсека КПВ). Бумага о согласии, наконец, включить в английское издание работу Маркса «Разоблачения дипломатической истории XVIII века», где он клевещет на Петра и Калиту, и вообще несет ненависть к России (был об этом крупный разговор у меня с Макленнаном в Лондоне, но - угрожают прекратить все издание!). Думаю, Зимянин опять заартачится, будет шуметь, хотя Б.Н. вроде бы примирился.
И все это фактически приходится самому. Прав Жилин: структура Отдела, его состав страшно отстали от характера работы Отдела. Главное, что из него выходит, так или иначе должно проходить через консультантов, через меня, Загладина, Брутенца. Сектора в большинстве своем не приспособлены к литературно-политической работе, писать «на вынос» не умеют, но консультантов (настоящих) в Отделе – 4-5 человек! Оттого и страшные перегрузки у одних, и безделье - у большинства, при почти одинаковой зарплате.
Б.Н. собрался на съезд ФСП к Миттерану. И тут думает море поджечь, а главное - хочется во Францию. Коммунистов это озадачило, Гремец назвал (послу) «большим подарком» (уровень). Б.Н. долго колебался, но советовался не со мной. Тем более, что в проектах документов съезда порядочно и «советской угрозы», и «довооружения» (из-за СС- 20), и атлантизма, и Афганистана, и Польши, и даже прав человека.
Пришел том I четырехтомника Байрона, «Дон-Жуан». Гениально все-таки. А читать хотя бы минимум из журналов и книг – совсем некогда. Плохо это.
Московские булочные оскудели, а к вечеру в них уже практически пустые полки. И уж тебе никакого хлебного разнообразия. А Суслов перед кафедрами общественных наук распинался в Кремле на днях о «зрелом» и «развитом» социализме. Даже Б.Н. рассказывал мне, какие замечания он делал по предварительному тексту и по просьбе докладчика. Горько и зло «усмехнулся» на этот счет: со мной такое себе позволяют (я то, мол, Секретарь ЦК, знаю действительное положение дел!).
«Пономареву уже никогда не загнать овец в коминтерновскую овчарню»
17 октября 1984 г. Принял польского посла, болгарского посла. Просили рассказать о встрече в ЦК с делегацией КП Великобритании. Был целенаправленно объективен.
«Учел» замечания и правку Б.Н. записки в ПБ об МКД. Но опять же хитроумной редакцией и перефразировкой оставил реалистический подход к современному МКД, ибо другого нет и не будет, как бы это не хотелось Пономареву. Итальянцы в ответ на нашу статью к 20-летию смерти Тальятти в «Новом времени» опубликовали статьи самых видных руководящих своих деятелей, начиная с генсека Натты – на 16 полосах «Униты», доказывая, что именно от Тальятти идет критическая линия в отношении КПСС и СССР, и утверждение полной «автономии» ИКП. Еще одно доказательство, что никакому Пономареву уже никогда не загнать овец в коминтерновскую овчарню.
Исторический акт по Афганистану
17 октября 1985 г. Сегодня был на Политбюро. Исторический акт по Афганистану. Горбачев, наконец, решился кончать с этим. Обрисовал свой разговор с Кармалем. Он, рассказывает Горбачев, был ошарашен, никак не ждал такого поворота, был уверен, что нам Афганистан нужен больше, чем ему самому, и явно рассчитывал, что мы там надолго, если не навсегда. Поэтому пришлось выражаться предельно ясно: к лету 1986 года вы должны будете научиться сами защищать свою революцию. Помогать пока будем, но не солдатами, а авиацией, артиллерией, техникой. Если хотите выжить, расширяйте социальную базу режима, забудьте думать о социализме, разделите реальную власть с теми, кто пользуется реальным влиянием, в том числе, с главарями банд и организаций, сейчас враждебных вам. Восстанавливайте в правах ислам, обычаи населения, опирайтесь на традиционные авторитеты, сумейте сделать так, чтобы народ увидел, что он что-то получает от революции. И превращайте армию в армию, кончайте, наконец, со свалкой между халькистами и парчамистами, поднимите жалованье офицерам, муллам и т.д. Позаботьтесь о частной торговли – другой экономики вам долго еще не создать. И т.д. в том же духе.
Зачитал несколько душераздирающих писем. Все не анонимные. Там много всего: интернациональный долг?! А во имя чего? Сами-то афганцы хотят, чтобы мы выполняли этот долг? И стоит ли этот долг жизни наших парней, которые не понимают, за что они воюют?.. И что же вы (советское руководство), бросаете молодых новобранцев против профессиональных убийц и гангстеров, обученных лучшими иностранными инструкторами и вооруженных лучшим оружием, способных вести бой вдесятером против целой бригады?! Тогда уж добровольцев что ли набирайте...
Помимо писем, где плач, горе матерей по убитым и искалеченным, душераздирающие описания похорон, письма – обвинения: Политбюро, мол, допустило ошибку и надо ее исправлять,- чем скорее, тем лучше – каждый день уносит жизни людеи?.
Излагая все это, Горбачев явно нагнетал эмоции, но не давал своей квалификации содержащимся в письмах оценкам, например, была это ошибка или нет. Заключил так: «С Кармалем или без Кармаля мы будем твердо проводить линию, которая должна в предельно короткий срок привести нас к уходу из Афганистана».
Маршал Соколов дважды брал слово и было видно, что он с готовностью будет оттуда сворачиваться и никаких поблажек Кармалю давать не собирается. Держал слово Громыко, произносил поправки к рекомендациям, которые должны быть на днях переданы Кармалю. Надо было видеть иронические лица его коллег, в том числе Горбачева, на них будто было написано: что же ты, мудак, здесь теперь рассуждаешь... втравил страну в такое дело и теперь, по-твоему все мы в ответе. Думаю, что еще до съезда Горбачев скажет народу об этом решении.
Вечером он мне звонил, расспрашивал о Франции, где я только что был. Только, говорит, говори, как на духу, не приукрашивай обстановку после моего (Горбачева) визита. «Полил» основательно Жору (Марше) и Гремеца. С моими оценками согласился. Принимал я венгерского посла, объяснял ему все про Англию перед визитом туда Кадара.
«Лукьянов призывал к жестким мерам. Его поддержал Крючков»
17 октября 1990 г. Сегодня, кстати, роковая дата: 16 октября 1941 года паника в Москве. И именно в этот день, вчера, Ельцин произнес в Верховном Совете РСФСР речь. Это объявление войны Горбачеву. Смысл ее: президент изменил договоренности с Ельциным. Программа рынка, которую он предложил на Верховном Совете СССР, невыполнима. Это предательство России, и теперь ей, России, надо выбирать из трех вариантов:
1. отделяться (свои деньги, своя таможня, своя армия и т.д.),
2. коалиционное союзное правительство пополам: половина от Горбачева, половина от демократов, от России,
3. карточная система, пока не обвалится программа Горбачева. А там в хаосе разберемся, народ выйдет на улицу.
В 10 утра Горбачев собирает президентский совет. Не все даже успели прочитать речь Ельцина. Пошел разговор. А в моей «исторической» памяти - картина заседания Временного правительства в Зимнем Дворце в октябре 1917 года: Смольный диктует, в противном случае штурм.
l
Лукьянов призывал к жестким мерам. Его поддержал Крючков. Ревенко уклончиво за то же, добавив, между прочим, что Украина уже отвалилась, а после речи Ельцина пойдет цепная реакция и промедление смерти подобно. Академик Осипьян пространно анализировал, почему Ельцин выступил именно сейчас. Только Шеварднадзе выступил против конфронтации и против того, чтобы М.С. выступил по телевидению с разгромом Ельцина. Медведев тоже призывал «продолжать законодательный процесс», не нарываться, не подыгрывать Ельцину, отвечая ему тем же, грубостью и угрозами. Рыжков бушевал: Сколько можно! Правительство - мальчик для битья! Никто меня не слушает. Я, председатель правительства, вызываю какого-нибудь чиновника, - он не является. Распоряжения не выполняются. Страна потеряла управление. Развал идет полным ходом. Все СМИ против нас. Все - в оппозиции. Даже ВЦСПС и партия тоже. А мы ведь сами коммунисты, шумел Николай Иванович, мы же от этой партии! «Известия» и даже «Правда» работают против нас. Надо вернуть нам хотя бы газеты, которые являются органами ЦК. А половину людей из телевидения прогнать. Распутин выступил в этом же духе. Словом, все в испуге. И смешно, и горько, и постыдно было наблюдать этот высший ареопаг государства. Насколько мелкие люди в него входят, не в состоянии ни мыслить, ни действовать по-государственному. М.С. сидел и поддавался эмоциям, ярился, соглашался, что именно ему надо выступить сегодня же по телевидению и дать отпор.
Но вот 12 часов. Время, назначенное Горбачевым для встречи с Чейни (министром обороны США). Перешли в другую комнату. И Горбачева как подменили. Опять на коне, опять лидер великой державы, владеющий всей ситуацией, точно знающий, что надо делать, уверенный в успехе. Американцу рта не дал открыть.
Вернулся в комнату, где заседал Президентский совет. Там уже встали, начали расходиться. Ему на ухо что-то шепнул Лукьянов. М.С. обернулся к Шеварднадзе: «Эдуард, переноси некоторые заграничные поездки, а другие отмени вовсе, в том числе в Испанию, Францию»... Я опешил. Такой подарок Ельцину. Такая демонстрация потери власти и самообладания. М.С. пошел к себе через анфиладу. Его догнали и окружили Петраков, Шаталин, Игнатенко и я. Стали убеждать отказаться от выступления на телевидении. Он крыл нас всех подряд. «Я уже решил, этого спускать нельзя. Смолчу, что народ скажет? Это трусость, козырь Ельцину. Этот параноик рвется в президентское кресло, больной. Все окружение науськивает ему. Надо дать хорошо по морде».
Пошел дальше, к себе. Подскочил Игнатенко: «Анатолий Сергеевич, надо все это поломать». Мы вдвоем двинулись вслед за Горбачевым. Я говорю иронически: «Михаил Сергеевич, что - подготовку материалов к Испании остановить?». Он мне: «Зайди?». Игнатенко ринулся за мной. Оба навалились. Я говорю: «Чего испугались? Рыжков до того дошел, что запугивает: мол, дело приблизилось уже к тому, что в лучшем случае нас расстреляют, в худшем - повесят. А мне вот, например, не страшно. Ельцин шантажирует, блефует. Нет у него возможностей осуществить угрозу. Не из кого ему делать российскую армию, таможню и т.п. Вам надо подняться над этой очередной провокацией».
Стоит перед нами, молчит. Снял трубку. Шеварднадзе не оказалось на месте. Дали Ковалева. Спрашивает: «Ты уже отбой послал в Париж и Мадрид?» «Нет еще», - отвечает Ковалев. «Повремени».
Убедившись, что он не сделает глупости, не откажется поехать в Мадрид, мы с Игнатенко опять завели речь о выступлении на телевидении. В конце концов он позвонил Лукьянову и обязал его это сделать вместо себя.
См. предыдущую публикацию: «Обстановка в верхотуре партии и страны почти тупиковая» «Болезнь и умственный упадок Брежнева становятся очевидными для всех. Суслов с сегодняшнего дня ложится в больницу на операцию глаз, т.е. месяца на полтора»
