Из дневников Анатолия Черняева - заместителя заведующего Международного отдела ЦК КПСС (1970-1986 гг.), помощника Генерального секретаря ЦК КПСС и помощника президента СССР Михаила Горбачёва (1986-1991 гг.). См. предисловие здесь.
20 мая 1973 г. Арбатов награждён Орденом Трудового: «За заслуги в развитии советской науки (!) и в связи с пятидесятилетием». И это (в отличие, что бывало у нашего брата) напечатано во всех газетах. Через Шипшина (якобы потому, что он сам в больнице до вчерашнего дня, - надорвался при переезде в начале мая на новую квартиру, в Староконюшенный) пригласил меня на раут, но solo (мол, народу будет очень много, не поместятся). Я сразу решил, что без жены не пойду. Это вообще свинство, да и не хотел, чтоб она на всю жизнь на него обиделась. Сочинил очень понятную ему в свете Пленума телеграмму. На том и хватит.
БРЕЖНЕВ: «НА ДНЯХ, ВЫ ЗНАЕТЕ, БОЛЬШОЕ СОБЫТИЕ БЫЛО. ПОСТАВИЛИ МНЕ БЮСТ»
20 мая 1976 г. Сегодня мне рассказали такую историю. Брежнев позавчера выступал на совещании партработников областей, республик районов и проч. Об этом было в «Правде». Но текста не было. Можно было понять и оказалось на самом деле, что это совещание представителей орготделов. Раньше они назывались «особый сектор» при парткомитетах разных уровней. Рассказывали наперебой азербайджанец и армянин – участники совещания – в совершенно ошеломлённом состоянии, не зная удивляться, издеваться, возмущаться или что-нибудь ещё...
Собрали, говорят, нас, но народу оказалось мало, зал полупустой. Наверно, потому, что заранее не предупредили и ребята разбежались по магазинам. А не предупредили- сам знаешь почему... Вошёл он сзади, пошёл по проходу, через зал. Все, конечно, вскочили и хлопают, крики... Понятно. Поднялся в президиум и заговорил. Примерно так:
Вот Костя (это секретарь ЦК, зав. Общим отделом Черненко!) заставляешь меня выступать перед вами. А чего говорить – не знаю. Вроде мы с вами встречались два года назад (Черненко вскакивает: «Два года и 31 день, Леонид Ильич!»). Ну, вот... Память-то, видите, у меня какая! Да... Мы вам тогда слово дали? Дали. И сдержали. Тогда вы были зав. секторами, а теперь зав. Отделами. И зарплата другая, и положение другое. Правду говорю?! (Бурные аплодисменты). Ну, вы знаете, съезд мы провели недавно. Большое событие. Будем теперь выполнять. Что вам сказать? Я без шпаргалок (показывает карманы).Говорят, итальянцы, французы болтают про нашу демократию. Не нравится она им. Ну и пусть. Мы пойдём своим путём! (Делает жест, как на ленинских памятниках). Американцы дурят. Просыпаюсь тут утром. Делать ничего не хочется (потягивается)... Приносят шифровку. Мол, Форд просит отложить подписание договора о ядерных взрывах (в мирных целях). Ах, ты думаю... Кладу резолюцию Александрову: «Отложить, но пусть он теперь меня как следует попросит ещё раз – подписывать».
На днях, вы знаете, большое событие было. Поставили мне бюст. А Политбюро вынесло постановление присвоить мне, как Генеральному секретарю и председателю Совета Обороны звание маршала Советского Союза. Это важно. (И шутит...) Вы, конечно, отметили это событие в своих выступлениях на совещании. (Черненко вскакивает: «Да, конечно, Леонид Ильич, все об этом говорили с большим подъёмом...»).
Костя меня уговаривал придти сюда в маршальском мундире... (Черненко: «Да, да, Леонид Ильич, все очень хотели видеть Вас в мундире. Но раз уж Вы... Мы тут...» И поднимает из-за стола президиума портрет Брежнева при полных регалиях. Держит обеими руками перед собой. Овация). Черненко ставит на стол портрет, выглядывает из-за него и кричит в зал: «Леонид Митрофанович, давай...» Из второго ряда поднимается Замятин (директор ТАСС) и несёт в президиум ещё один портрет, тоже в маршальском одеянии, но в красках (первый был – увеличенная фотография)... Два высоко поднятых портрета... Овация!
«Ну, что вам ещё сказать, - продолжает Брежнев. - Событий много. Пусть шумят, кому мы не нравимся. А мы пойдём своим путём! (и опять ленинский жест).
На днях Б.Н. попросил почитать шифровку из Пекина. Австралийский посол Фицджеральд рассказывал нашему послу Толстикову о приёме у Мао новозеландского премьера Малдуна. Кормчего ввели под руки. Подвели Малдуна. Мао протянул руку, а смотрит в сторону (у него потеря координации). Китайские церемонии – рассаживание. Малдун, чтоб подыграть, начинает разговор почти цитатой: «В Поднебесной происходят большие волнения. Народы мира поднимаются на борьбу за независимость. И они непременно победят!» Мао помолчал, потом сказал: «Нет!»
Малдун: «Конечно, если у них будут настоящие вожди!»
Мао: «Нет!»
Малдун не унимался: «И если они объединяться»
Мао: «Есть ещё Советский Союз».
На этом аудиенция закончилась, так как кормчий утомился и его повели. Философский диспут продолжался 10 минут.
ДОКАЗАТЬ, ЧТО ПЛЮЩ ШПИОН - НЕВОЗМОЖНО. ЕГО ВЕДЬ ДАЖЕ НЕ СУДИЛИ... ОН ПРЯМО ИЗ ПСИХУШКИ – В ПАРИЖ
20 мая 1979 г. Я озабочен завтрашним выступлением Б.Н. (Пономарёва) об НТР у Иноземцева с участием западных коммунистов больше - чем он сам. Его заботит не то, что меня, а именно - Плющ в Париже подал на него в суд за то, что на Софийской конференции он назвал его в ряду тех, кто сотрудничает с иностранной разведкой. Журналу L’etude sovietique, который перепечатал его речь, это грозит штрафом в 10.000 долларов и оплатой публикации опровержения и извинения в 10-ти газетах. Червоненко разослал этот «эпизод» по большой разметке. Вызвав дополнительное негодование Б.Н.’а. Пытался он и на меня навалиться: зачем, мол, такое вписали. Но я ему с текстами в руках быстро доказал, что фразы, относящейся к Плющу, не было ни в черновике доклада, ни в рассылке по ПБ, ни даже в тексте, который он произносил в Софии (стенографистка фиксировала, какие поправки он вносил при произнесении и этот экземпляр у меня). Фраза о Плюще появилась впервые в болгарском ротаторном варианте после произнесения. Б.Н. чувствует, что сам виноват, пытается искать виновных среди тех, кто просматривал вёрстку перед изданием. Возможно, это был я...
Но дело не в этом. Все печатные тексты, на всех языках содержат эту фразу. И это – вполне законное основание для иска о клевете. Доказать, что Плющ шпион, да ещё задним числом, - невозможно. Его ведь даже не судили... Он прямо из психушки – в Париж.
Б.Н.’а беспокоит, как на это отреагирует его начальство. А отреагирует ясно как: выступает, мол, в печати по три раза в месяц, чорт-те что там ему пишут, а он всё произносит, да ещё печатает в самых авторитетных печатных органах. «Авторитет» по всем вопросам – от разоружения, Коминтерна и социал-демократии до НТР и кризиса капитализма, не говоря уже о реальном социализме и т.д. Его академическо-теоретическая плодовитость вызывает раздражение давно и у Брежнева, и у Суслова, и у Кириленко, практически у всех.
Я уже не раз отмечал: мы, замученные этим его «творчеством» никак не можем понять, зачем это ему нужно. Ведь очевидно, что оно имеет обратный для его карьеры результат. А с точки зрения теории и выхода в марксистско-ленинскую мысль?! Вклад в неё может быть только объявлен сверху, а отнюдь не «внесён».
На днях был в гостях в одной интеллигентной семье. И опять я оказался в перекрестье обывательско-интеллигентской дискуссии – о том, почему нет мяса и почему, например, эстонцы, которые производят 180 кг. на душу в республике, должны кормить узбеков, а сами оставаться без мяса?
Порадовала статья Глушковой в «Литературной газете», которая зло высмеяла «нравственную критику» современной советской поэзии, напомнила знаменитое пушкинское насчёт «нравственного»: это, мол, «совсем другое дело» и заявила, что пора от этих слюней отходить (от этой жалкой моды) и судить поэзию по законам культуры и историзма, а не по «критериям нравственности», в которые каждый вкладывает свой капризный смысл.
РАХМАНИН С ПОМОЩЬЮ ПОЛИТБЮРО РЕШИЛ УТВЕРДИТЬ СЕБЯ В КАЧЕСТВЕ ЛЫСЕНКО ДЛЯ КИТАЕВЕДЕНИЯ
29 мая 1982 г. Китайская проблема. Моё столкновение с Рахманиным. Ещё в начале мая – как я есть член редколлегии «Коммуниста» – прислали мне статью Капицы (МИД) на книгу Борисова (?). Кто такой Борисов я не составил себе труда подумать, но позвонил Косолапову и сказал, что я категорически против такой статьи. Это была сплошная апологетика книги и ругань в адрес Китая, как будто никакой ташкентской речи Брежнева и в помине не было.
11 мая в Софии состоялся очередной «Интеркит» – тайное совещание замов шести соцстран по китайскому вопросу. От нас, конечно, Рахманин, который сначала навязал ЦК «директивы» для себя в Софию, а там – протокольную запись (как основу для политической пропаганды и научной работы в странах участниках – и на вынос). Однако, произошла первая осечка. Немцы (Бруно Малов) сначала внесли 100 поправок к проекту этой протокольной записи, а потом отказались её подписать. Видимо, Малов же донёс Рахманину, что Хоннекер «вообще рвёт и мечет» по поводу этого Интеркита. Он, мол, собирается 15 лет, записывает всякие громкие фразы по Китаю (диктатура, военно-бюрократический режим, альянс с империализмом, перерождение, сдача позиций капитализму и т.п.), а жизнь идёт своим чередом. КПСС, мол, наделала кучу ошибок с Китаем, пора бы и «извиниться». Во всяком случае – у нас есть «свои» интересы и должна быть «своя» политика в отношении Китая. Вот так-то!
Вернувшись в Москву, Рахманин внёс в ЦК «отчёт» за подписью четырёх отделов. Позвонил мне – и в своей манере «быстро-быстро»: подпиши, там всё согласовано. Я почитал и решил, что подписывать не буду, о чём и сказал референту, принесшему бумагу. Вместо этого послал Ульяновскому. Тот тоже почитал и прислал мне на другой день «соображения» - также против Рахманина. Вечером влетает ко мне «лично» Олег Борисович:
- Где бумага?
- У Ульяновского...
- Зачем? Всё согласовано. Сегодня была комиссия Политбюро (по Китаю), там фактически одобрили мою записку, даже ещё велели «ужесточить» статью И. Александрова для «Правды»... Вид у него был угрожающий, злой, не терпящий возражений...
- Я бумагу эту подписывать не буду...
Он повернулся и трахнул дверью.
Кстати, о статье И. Александрова... Она была разослана по Политбюро накануне. Я сделал для Б.Н. поправки, убрав упоминания фамилий китайских лидеров и несколько резкостей – атавизмов «холодной войны» с Китаем. Статья, подготовленная не рахманинцами, а скорее всего на Лубянке, написана была в ташкентском духе и коренным образом отличалась и от записки Рахманина, и от протокольной записи. Такой она и вышла 20 мая... Несмотря на...
Действительно, в тот же день, когда ко мне врывался Рахманин, состоялась китайская комиссия. На утро мне Б.Н. рассказал, что вот, мол, обсуждали: он (Б.Н.) и Андропов выступали за налаживание отношений с Китаем («ну, конечно, когда надо – и давать отпор!»), а Громыко, мол, удивил тем, что требовал нажимать на китайцев, не давать им спуску. И вообще был резок, хотя казалось бы, дипломату надо бы быть погибче.
От Пышкова (через трёп референтов, скорее от Рахманина, который член комиссии ПБ) поступило «тревожное» сообщение, что комиссия заняла ещё более жёсткие позиции, чем в записке Рахманина и в протокольной записи. Тем не менее, я вернул эту записку Рахманину, не подписав, хотя он грозил уже по телефону, что доложит Черненко, что Международный отдел отказывается подписывать. Однако, я счёл необходимым (да и по службе полагается) коротко на бумажке изложить Пономарёву, почему я это сделал.
А именно: записка расходится с ташкентской линией, в ней главная задача (ставится) – разоблачать гегемонизм китайцев, она исключает разумную перспективу, создавая пропагандой атмосферу, которая лишит возможности налаживать нормальные отношения. И потому ещё, что положение в Китае там охарактеризовано, как «сдвиг вправо». «Вправо, - писал я Б.Н.’у, - это известно что означает в нашей партийной терминологии. Это значит, «стало хуже». Но по сравнению с чем? С тем, как было при Мао, как было при Хуа Гофене, как год-два назад? И, наконец, нельзя допускать, чтобы рахманинская линия блокировала ташкентскую линию, а это происходит, потому что исполнение политики фактически отдано в руки Олега Борисовича, к которому я по-человечески всегда хорошо относился.
Это я послал Балмашнову для передачи Б.Н., когда тот вернётся с комсомольского съезда. Он, прочитав, и верный принципу «как бы чего не вышло», тут же подослал мне на 12 страницах на меловой бумаге «Выводы комиссии Политбюро по китайскому вопросу»... Половина текста была посвящена Хоннекеру – с выводом «надо принять меры», тем более, что он и по германскому вопросу, и по польскому крутит... и вообще.
О китайцах – в стиле Рахманина, но вдобавок было предложено приструнить тех «некоторых советских коммунистов», связанных с китайской проблематикой в институтах, в средствах массовой информации, которые неправильно понимают политику партии, ведут разговоры, будто партия и правительство не используют всех возможностей для нормализации отношений с Китаем и т.п. Что, мол, надо «провести работу» с директорами и руководителями ведомств...
Таким образом Рахманин с помощью Политбюро решил прищучить всех своих конкурентов и оппонентов, утвердить себя в качестве Лысенко для китаеведения. Я понял для чего Балмашнов поторопился подсунуть мне этот документ: чтоб знал своё место и не высовывался, а то так и Пономарёва подвести можно, тем более, что он тоже член китайской комиссии и его подпись, как и Черненко, Андропова, Громыко, Кириленко, Зимянина, Замятина, Рахманина, - также стояла под этим «докладом», предназначенным для утверждения на заседании Политбюро в четверг.
На другой день после заседания Политбюро вызывает меня Пономарёв. Поговорили о том, о сём, в частности, о том, что надо готовить новое издание биографии Брежнева для США.
- Да, кстати, - говорит вдруг Б.Н. – о записке по Китаю. Сейчас было Политбюро...
- Борис Николаевич, - перебиваю я. – Я прочитал доклад комиссии по Китаю. Меня многое там удивило. Если Вы прочли мою записочку, то мне нет надобности говорить ещё, что он (доклад) расходится с ташкентской линией, там нет по существу политики – куда идти, какова цель, чего мы хотим в своих отношениях с Китаем... А кроме того, нельзя позволять, чтобы Рахманин делал политику такой государственной важности.
Б.Н. в свою очередь хотел меня остановить, но меня понесло.
- Не знаю, известно ли Вам, что Рахманин за эти 15 лет, как он ведает Китаем в Отделе ЦК и особенно после того, как он стал первым замом, написал десятки статей, брошюр, даже книги, с помощью, конечно, института Сладковского и своих референтов. И всё об одном – как надо громить Китай. Он прекрасно понимает, что если отношения изменятся, вся эта его «литература» летит в мусорный ящик. А он ведь уже выставлялся на выборах в Академию наук и не склонен оставить этот замысел. Так что, он сделает всё, чтобы наша линия по отношению к Китаю осталась такой, какой она обрисована в его статьях и брошюрах под четырьмя псевдонимами. Но я думаю, что не гоже этот жизненный участок наших государственных интересов отдавать в личный бизнес Рахманина.
Б.Н. насторожился. Воспринял с явным интересом: такие причины ему особенно понятны, он любит такое. И, наконец, взял слово.
- Да, ладно, Анатолий Сергеевич, - постановление ЦК (Политбюро) будет совсем другое, не такое, как в докладе комиссии. Выступил на ПБ Леонид Ильич, - вот я записал, - (поднял листочек)... и сказал: «Надо продолжать инициативную политику в отношении Китая, надо налаживать отношения. Думаю, надо поручить соответствующим товарищам подготовить новые наши шаги с целью урегулирования отношений на базе того, что я сказал в Ташкенте!»
Вот те раз! А произошло, видно, следующее. Андрей, получив доклад комиссии, сразу усёк, что это рахманинское дельце, и тут же продиктовал памятку для выступления Л.И. на Политбюро. Б.Н. сомневался насчёт «информации» Рахманина о Хоннекере и проч. А где же вы раньше были, члены и кандидаты в члены Политбюро? Или комплекс великодержавия срабатывает автоматически?! Во имя его на веру можно взять что угодно, даже «освятить» монополию Рахманина на китайские дела, которая означает, что ЦК собственными руками закрывает возможность получать объективную информацию (и изучение) о Китае, поскольку вся наука уже подпала под лапу Олега Борисовича!..
Финны. Их чрезвычайный съезд закончился «прощальным» заключительным словом Сааринена, который «проклял» вмешательство КПСС в дела их партии..., вмешательство, которое и привело её теперь к расколу. Публично - на всю Финляндию и на весь мир. Вот радость-то для еврокоммунистов... А товарищу Пономарёву – как с гуся вода!
ГОРБАЧЁВ СОЗДАЁТ ИНОЙ ИМИДЖ СОВЕТСКОГО СОЮЗА
20 мая 1985 г. Прошёл съезд КПВ. Победили «еврокоммунисты». «Наших» выгнали. Либо глупцы, либо, действительно, сработала агентура, либо настолько яростные антисоветчики, что теряют здравый смысл. Ведь в их, английских, условиях нет пространства для социал-демократической (антисоветской) коммунистической партии, а сейчас тем более, когда мы начали обниматься с Кинноком и Хили. Фактически их съезд означает курс на самоликвидацию. Формально содержание его – еврокоммунизм, но реально в их ситуации - совсем другое... Особенно, когда Горбачёв создаёт иной имидж Советского Союза как мировой величины и начинают рассеиваться страхи перед советской угрозой.
И НА СЪЕЗДЕ НЕ БУДУ НИ КАЯТЬСЯ, НИ ОПРАВДЫВАТЬСЯ
20 мая 1990 г. Вчера, в субботу, М.С. позвал в Ново-Огарёво обдумать концепцию к XXVIII Съезду КПСС. Приехали Яковлев, Примаков, Фролов, Шахназаров, Болдин, Петраков и я. Весь день дискутировали. Попутно услышали такие его рассуждения «о своей доле». Жизнь что? Она одна. Её не жалко отдать за что-то стоящее. Не на жратву же или на баб только. И я ни о чём не жалею. Раскачал такую страну. Кричат: хаос, полки пустые! Партию развалил, порядка нет! А как иначе? История иначе не делается. И как правило, такие большие повороты сопровождаются большой кровью. У нас пока удалось избежать её. И это уже колоссальное достижение. И весь мир теперь размышляет в духе нового мышления. Это что? Так себе? И всё ведь - к человеку, всё в русло цивилизаторское. А дефициты и полки пустые переживём. Колбаса будет. Ругают, клянут! 70 процентов аппарата ЦК и самого ЦК против меня, ненавидят. Не делает это им чести: если поскрести - шкурничество. Не жалею ни о чём и не боюсь. И на съезде не буду ни каяться, ни оправдываться.
Целый день говорили вокруг этих проблем. Он даже согласился с моим заявлением (а это я уже не раз ему говорил), что перестройка означает смену общественной системы. Согласился, но добавил: в рамках социалистического выбора. Ну и ладно пока...
А в итоге поручил Примакову, Шаху и мне все обобщить и через два дня представить проспект доклада Съезду.
Сегодня я весь день писал. Сочинил 14 страниц. Как быть дальше? Мне ведь надо готовить материалы для Вашингтона, тут ещё конь не валялся. Значит, сесть рядом с Шахом я сейчас не могу, а доверить моё ему я тоже не могу – изуродует по своему. Наверно, придётся отдать всё-таки ему + Яковлеву, пусть покрутятся пока мы «ездим по Америкам».
Вчера я в Ново-Огарёве произнёс ещё одну горячую речь – насчёт того, что нужно по-новому поставить на Съезде и женский вопрос.
См. предыдущую публикацию: «Брежнев в ФРГ. Телевизор работает на полную мощность. Да, это, безусловно, символ новой эпохи, причём не в затрёпанно-пропагандистском смысле этого слова, а по-настоящему». Что было в Кремле 19 мая в 1973 и 1979 годах.
