На другой день после последнего в истории заседания Политбюро ЦК КПСС

Из дневников Анатолия Черняева - заместителя заведующего Международного отдела ЦК КПСС (1970-1986 гг.), помощника Генерального секретаря ЦК КПСС и помощника президента СССР Михаила Горбачёва (1986-1991 гг.). См. предисловие здесь.

«ПРОХОДИМЕЦ» - В СМЫСЛЕ ПИШУЩИЙ НА ПРОХОДИМОСТЬ В ПЕЧАТЬ

1 июля 1972 г. Соколов (консультант из моей группы в Международном отделе) - со своими наивно-жалкими заботами и бегатней вокруг подготовки докторской защиты изображает и Иноземцева как препятствие. Со слов Хавинсона - будто против Соколова интригует жена Иноземцева. А скорее всего она просто против его концепции западной интеграции и вообще оценок современного капитализма: ведь Игорь в общем консерватор, «проходимец» (в смысле пишущий на проходимость в печать, для защиты диссертации). Я с этим остро столкнулся ещё при подготовке материалов к XXIVсъезду. А Максимова (жена Иноземцева) думает смело. Её разработки по Общему рынку (для ЦК) повлияли на изменение нашей позиции, на то, что уже указано готовить в смысле установления контактов с ЕЭС, и на речь Брежнева на XV съезде профсоюзов.

ГОРБАЧЁВ НЕОЖИДАННО ДЛЯ ВСЕХ НАЗВАЛ ШЕВАРДНАДЗЕ

1 июля 1985 г. Был на Пленуме, который продолжался полчаса. Горбачёв, не выходя на трибуну, в своей свободной манере начал говорить: завтра сессия Верховного Совета, нам надо обсудить её вопросы, в том числе организационные. Первый – о председателе президиума Верховного Совета. Вы знаете, что с 1977 года этот пост совмещался с постом Генерального секретаря ЦК. Тогда это может было оправдано. Теперь времена другие, другие задачи и другая ответственность у разных органов. Генеральный секретарь должен сосредоточиться на роли и деятельности партии.

И без всякого перехода предложил в качестве кандидата на пост председателя Верховного Совета Громыко. Охарактеризовал его очень сдержанно, не отплатил за громыкинскую речь на мартовском Пленуме, ещё раз показав, что «личностный» аспект для него не имеет значения. Сказал только, что Андрей Андреевич давно в партии, всегда последовательно проводил её линию, привержен принципу коллективного руководства... И всё! Ни об его уме, ни об его знаниях и способностях.

Перешёл к задачам Верховного Совета и вообще Советов, сказал о необходимости поднять роль постоянных комиссий ВС, наделив тут же их правом не только обсуждать работу министерств, но и оценивать работу министров, даже выносить суждение об их соответствии должности.

Сказал о прокуратуре, «работа, которой оставляет желать лучшего», о том, что она обязана охранять законность для всех и пресечь практику, когда министерства и ведомства не только комментируют законы, применительно к своим нуждам, но даже корректируют их.

Назвал кандидатуры на посты председателей комиссий и зампредов самого председателя, кстати ни словом не обмолвившись о его (Громыко) роли во внешней политике. На это все обратили внимание.

Затем - о министре иностранных дел. Мы, говорит Горбачёв, обстоятельно обсудили этот вопрос на ПБ и предлагаем на этот пост товарища Шеварднадзе. Даже для нас, аппаратчиков, это был гром среди ясного неба.

А на Политбюро, о чём мне рассказал под страшным секретом Пономарёв, дело было так. Горбачёв неожиданно для всех назвал Шеварднадзе, откомментировал так: у нас выросли крупные дипломаты, достойные быть министрами, например, Корниенко, Червоненко, Добрынин. В этот момент встрял Громыко и назвал Воронцова. Но Генсек бросил на него косой взгляд и не отреагировал. Этот участок работы, продолжал он, должен быть непосредственно в руках партии и поэтому мы должны выдвинуть на этот пост товарища из руководства партии. Пономарёв добавил ещё по поводу Воронцова: М.С., мол, потому «не заметил» этой фамилии, что отдать МИД Воронцову, чуть ли не родственнику Громыко, значило бы оставить всё как было.

На заседании ПБ Горбачёв дал характеристику Шеварднадзе: он сумел справиться с труднейшей обстановкой в Грузии, ему присуще чувство нового, смелость и оригинальность подходов. Пленум, естественно, перевёл Шеварднадзе из кандидатов в члены ПБ.

Я считаю все это очень показательным, это означает конец громыкинской монополии и власти МИДовского аппарата над внешней политикой.

Кроме того, Романова вывели из ПБ и сняли с поста секретаря ЦК «согласно его заявлению, в связи с ухудшившимся здоровьем». Объяснений Горбачёв никаких не дал, и неизвестно, был ли какой-либо повод или просто решили избавиться от бездари и сволочи.

Зайкова, ленинградского секретаря обкома, избрали секретарём ЦК. Будет заниматься вместо Романова оборонной промышленностью. Назначили секретарём ЦК Ельцина, недавнего секретаря Свердловского обкома, оставив за ним пост в аппарате ЦК – зав. отделом строительства и капиталовложений.

ЛИГАЧЁВ ПОТРЕБОВАЛ, ЧТОБЫ ГОРБАЧЁВ УШЁЛ С ПОСТА ПРЕЗИДЕНТА И ЦЕЛИКОМ ПОСВЯТИЛ СЕБЯ ПАРТИИ

1 июля 1990 г. Горбачёв сидит на даче и правит последний раз свой последний доклад съезду партии. Иногда приезжает в Волынское-2, сидим там до двух, четырёх утра. Иногда перемещаемся в Ново-Огарёво. Последнее такое сидение там было в четверг. Обсасывали каждую фразу, то и дело возвращались к уже отредактированному. Мы – это Яковлев, Медведев, Фролов, Болдин, Шахназаров, Петраков, Биккенин и я, грешный. Больше всего хлопот доставлял экономический раздел. Горбачёв всё норовил показать успехи, манипулируя цифрами. Удалось убедить его свести успехи к минимуму.

Вечером в этот день он созвал в Ново-Огарёве Политбюро. Нас на заседание не пустили. Просидели они до 12 часов ночи. Перебирали кандидатуры на председателя КПСС (или Генсека) и на первого зама (новая должность). Почти все заявили, что они уходят из ПБ. Кандидатами в лидеры КПСС назывались Рыжков и... Фролов. Оба отказались – первый, чтобы это не выглядело его бегством из правительства. Что ж – благородно! Второй кокетничал: мол, я пока занялся бы в ПБ идеологией. Ванька скачет...

Называли ещё Бакатина. Лигачёв потребовал, чтобы Горбачёв ушёл с поста президента и целиком посвятил себя партии. Хитрый ход!

Горбачёв занял такую позицию: либо я безальтернативно иду на первое место – Генсеком, председателем, как угодно, либо я вообще отказываюсь от партийного поста. Иначе говоря, смысл соединения государственного и партийного постов для него только, когда речь идёт о нём самом, иначе, по его словам, - бессмыслица (с точки зрения перестройки).

На Пленуме ЦК в пятницу потребовали, чтобы Горбачёв выбрал один из постов. Он ответил так же, как и на ПБ. Мальков из Читы, явно с подачи Лигачёва, потребовал также вывесить портреты Полозкова.

Между тем, независимая пресса, в том числе «Коммунист», публикуют заявления своих сотрудников, что в РКП они не пойдут. За это Лацис (член редколлегии «Коммуниста») на собрании представителей делегации был исключён из двух комиссий Съезда, а горлопаны тут же потребовали его исключить и из партии.

Горбачёв на Пленуме выступил резко и жёстко. Заявил, что такого хамства, как было на российском съезде, он больше не потерпит. Настроен он (в нашем кругу) бодро, насмешливо, выглядит дико усталым. Это его стихия – сражаться. Тут он набирает силы.

Дело идёт, видимо, к превращению ЦК и Политбюро в посредственную команду, которая будет заниматься сугубо партийными делами. К власти М.С. их не допустит, наоборот, скорее всего будет укреплять президентский совет, как властную структуру, а не только консультативную. А генсекство ему нужно, чтобы не распоясались в конец и чтобы не превратили партию целиком во враждебную ему силу. Если же во главе партии (пусть даже в качестве второго лица) станет Лигачёв, образуются две партии, одна из них – на «Демплатформе».

Ново-Огарёво. На другой день после последнего в истории заседания Политбюро ЦК КПСС. Вытащили большой стол к берегу Москва-реки, поставили на краю обрыва. Официанты принесли коньяк и закуску. Кто–то стал развивать теорию 35 грамм. И вот думаю, человек, вокруг которого сейчас закрутился весь мир... и мы с ним за круглым столом за панибрата. Он иногда становится совсем свойский, особенно, когда начинает вспоминать Ставрополь или МГУ. А кто мы вокруг него? Кто я? Мне он тут отвалил комплимент, дней десять назад, при всех. Стиль, говорит, у тебя. Ни у Фролова, ни у Шаха, ни у Беккенина - нет такого стиля. Стиль Анатолия! Он меня чувствует лучше всех. И строже, чем мой собственный стиль, не любит он расплываться в объяснениях.

Я вставил в текст его доклада знаменитое: Hic Rhodas, hic salta! (Здесь Родос, здесь прыгай! Выражение удержалось в тексте до самого последнего, все шумели, требуя убрать, но Горбачёв держал её до последнего варианта.