Из дневников Анатолия Черняева - заместителя заведующего Международного отдела ЦК КПСС (1970-1986 гг.), помощника Генерального секретаря ЦК КПСС и помощника президента СССР Михаила Горбачёва (1986-1991 гг.). См. предисловие здесь.
ГРЕЧКО: «КАК ТЫ ДУМАЕШЬ, ЛЕОНИД, СКАЗАТЬ, СКОЛЬКО У НАС РАКЕТ?» БРЕЖНЕВ ИЗ ПРЕЗИДИУМА: «НЕ НАДО, НЕ ПУГАЙ!»
29 апреля 1973 г. О Пленуме. Доклад действительно выдающийся в смысле признания реальностей и необходимости на деле на них ориентироваться. С этой точкой зрения переломного значения идеи: а) экономические связи наши и с нами обеспечивают прочность мира и мирного сосуществования; б) отказ от линии - внешнеэкономические связи - не довесок к экономике для затыкания дыр, а интегральная часть планирования всего народного хозяйства, в особенности долговременного; в) китайцы - действительно опасность №1.
Проблема «культа». Мы с ней столкнулись ещё до Пленума, при подготовке резолюции и выступления Пономарёва. На уровне замов долго рожали, включать или нет в резолюцию упоминание о «личном вкладе». Включили. Пономарёв снял, и, кажется, получил одобрение (скорее молчаливое согласие) от Суслова. Последовал «окрик» от Александрова-Агентова, но - Загладину: в том смысле - «кто готовил?». Загладин, конечно, довёл до Б.Н. Тот стал отруливать, но сдержанно. Без упоминания «о личном вкладе» проект держался до середины второго дня заседания Пленума. Потом в перерыв, накоротке Секретариат, по настоянию Кириленко, включил формулу, которая и появилась в опубликованном тексте. Для Б.Н. - чистый ущерб: он «раскрылся», а Суслов, его видимо подставил.
Вряд ли Б.Н.’ом двигали «идейные соображения», скорее он не сориентировался в расстановке главных сил и недооценил, куда неумолимо идёт дело. Вот факты:
Подгорный, который выступал на Пленуме первым, трижды поднимал в овации присутствующих на тему о Брежневе.После него каждое, даже проходное, упоминание имени вызывало более или менее сильные аплодисменты. Вечером этого дня Пономарёв вызвал меня к себе. Сидел расстроенный и злой, перед ним проект его выступления и проект резолюции, какие-то листочки с каракулями (как я потом увидел) о значении Брежнева. Сверкнув на меня глазами, спросил: «Видели, что происходит?» ... Я ответил, что не сомневался, что так и будет. Смягчившись, он раздосадовано стал говорить: «Я не ожидал этого от Подгорного. Он всегда держался как ... (и показал руками, обозначая дистанцирование). А теперь... Что происходит?!» И в этом роде.
Я обмолвился: «Может быть, вставить чего-нибудь о его умении связывать внутренние и внешние проблемы?» Б.Н. на меня воззрился: «Куда вставить? В резолюцию? Вы что? ... (едва не добавив - с ума сошли) На весь мир?!»... Я говорю: «Да нет - в ваше выступление». Он: «Ну, это ещё куда ни шло»... И вдруг как-то сразу завёлся, вскочил и грохнул свою кожаную папку в край стола. Она проскользила и шлёпнулась на пол. Вот тут у меня сверкнуло, что он озабочен не только своей личной ситуацией. Видно, он почувствовал себя очень одиноким в своём упорном и тайном стремлении отстоять какую-то ниточку, оказавшуюся по ряду причин для него весьма прочной, протянувшуюся от XX съезда: глухой отзвук большевистской общественной нравственности.
Суслов выступал очень чётко, с отточено ортодоксальными формулами, в которых тщательно взвешены были признание: «нового подхода» к мировой политике и классовая бдительность, упор на усиление идеологической борьбы. О роли Генсека сказал сдержанно (не так разливанно, как Подгорный), но увесисто. Вообще, выглядел верным самому себе, своему реноме, сложившемуся в партии. По тому, как зал его слушал, можно было почти физически ощутить силу авторитета, которым он пользуется: что-то в нём от прежней «тайны», окружавшей руководителей сталинской эпохи.
Пономарёв ещё почти за месяц до Пленума говорил нам, что его намечают провести «по-новому»: в разрыв с правилом, которое установилось после ХХIII съезда. На Пленумах члены руководства, кроме Брежнева, не выступают, предполагалось, что на этот раз выступят многие члены ПБ и Секретариата. И вообще - будет де обсуждение, а не только «поддержка доклада». Но ничего этого не было. Кроме Подгорного, Суслова, Косыгина никто из «центра» слова не получил, хотя, не говоря уж о Пономарёве, готовились (мне стало известно) Пельше, Кириленко...
За вычетом упомянутого, всё пошло по обычному кругу: Ленинград, Свердловск (Урал!), республики по периметру и по кустам (Азербайджан от Закавказья, Киргизия от Средней Азии) от Прибалтики Снечкус, у которого на второй фразе сел голос и он говорил шёпотом: никто ничего разобрать не мог даже через наушники, тем не менее он договорил и получил свои аплодисменты. Машеров громким, театрально поставленным голосом извергал поток пышных слов - совершенно бессодержательный пропагандистский трёп. И его откровенно никто не слушал, как впрочем и многих других. Представители рабочих, крестьян, интеллигенции. В зале стоял во время таких выступлений шум, некоторые разговаривали прямо в голос, и председатель то и дело нажимал на звонок, призывая к порядку. То есть - разыгрывался обычный спектакль, как и на публичных мероприятиях, прерываемый однако на отдельных деловых точках: Андропов, Громыко, Гречко, Патоличев, отчасти Щербицкий. Кое-что из выступлений некоторых из них.
Андропов. Я обратил внимание: «единый фронт империалистов-антикоммунистов, левых и правых ревизионистов, маоистов и сионистов» - против нас. Широкое использование туризма для шпионажа против нас, вернее для «идеологических диверсий». И ещё: активность сионистов направлена не на то, чтобы обеспечить полную свободу эмиграции нашим евреям, а для того, чтобы создать у нас «еврейский вопрос».
«Встречали» его тепло, особенно после отступления от текста, которое сделал в своём докладе Брежнев в адрес Андропова и КГБ: в том смысле, что это - огромная помощь Политбюро во внешней политике, что если обычно думают, что КГБ это значит только кого-то хватать и сажать, то глубоко ошибаются. КГБ - это прежде всего огромная и опасная загранработа. И надо обладать способностями и характером... Не каждый может... не продать, не предать, устоять перед соблазнами. Это вам не так, чтобы... с чистенькими ручками (и провёл ладонью по ладони). Тут нужно большое мужество и большая преданность. Всё это было покрыто громом аплодисментов.
Громыко. Говорил много о яростном политическом сражении, которое вёл Леонид Ильич во время встреч с Никсоном. О «могущественном ЦК», о котором пишет советологическая пресса. Отдельные фразы остались в памяти: «Прошлая Германия умерла, она рухнула под тяжестью своих преступлений». По поводу КНР: «Наша страна большая и богатая, но лишних земель у нас нет». «Наша страна никому не собирается уступать своего места в мире, которое она занимает по праву». Поставил отметку Политбюро и Генсеку: «ведут дела хорошо и солидно».
Когда потом его избрали членом ПБ, я вспомнил, что во время его выступления сделал себе пометку в дневнике: «Выступает, как если бы был вторым лицом в партии и государстве».
Гречко. Бросилось в глаза, что наши оценки китайского ядерного потенциала много меньше, чем американские (в печати): несколько десятков ракет с радиусом в 2000 км., около 200 ядерных единиц. Шутил: «А у нас»... и, прервав себя, повернулся к президиуму: «Как ты (!) думаешь, Леонид, сказать, сколько у нас?» Брежнев из президиума: «Не надо, не пугай!»
Меня поразило и другое: он сказал - ихний потенциал ни в какое сравнение с нашим идти не может и по оценкам они не достигнут нашего нынешнего и через 15- 20 лет. Ладно. Но через 15-20 лет, пусть не достигнут, но приблизятся. А ведь нашего теперешнего потенциала достаточно, чтобы несколько раз разрушить все жизненные центры нашей страны. Что дальше?
Патоличев хорош был тем, что ораторствовал без бумажки, чувствовалась старая партийная школа - массовика 30-40-ых годов (он ведь был тогда секретарём обкома), словом - личность. Однако, хорошо начав, в духе доклада о значении внешнеэкономических связей и о нашей беспомощности и аляповатости в общении с крупным бизнесом, кончал он мелковато - всё с намёками в адрес Байбакова (Госплан), который презрительно морщился (я сидел почти рядом с ним): он то хорошо знал (и знал, что Патоличев тоже об этом знает), где безрукость и неумелость кадров, а где объективный тришкин кафтан, т.е. где Патоличев бил ниже пояса и все это видели.(Николай Патоличев – министр внешней торговли СССР с 1958 по 1985 годы. Кстати, у Патоличева председателем Всесоюзного объединения Министерства внешней торговли работал сын Брежнева Юрий. Позже, в 1976 году, он стал заместителем министра– прим. FLB).
Любопытно было выступление Косыгина: совершенно технократическая и довольно откровенная в этом смысле речь, с цифрами и т.п. Фразы: «Нельзя развивать НТР в отрыве от других стран»; «нужна новая концепция кооперации с другими странами»; «надо уметь взглянуть на эти вещи по-новому. От этого зависит наше будущее».
Факты: 2/3 наших кредитов идёт на Кубу, во Вьетнам, в Монголию; 25% стоимости экспорта составляет оружие и оборудование в развивающиеся страны; 2/3 наших экономических связей приходится на соц. страны.
(См. на эту же тему запись Анатолия Черняева от 7 апреля 1973 года «Два года ждут Пленума по научно-техническому прогрессу. Но это опять отложено» - прим.FLB).
И ни слова восторга по поводу роли Генсека. Он был единственный в этом стиле из выступающих.
Наконец, ещё один момент в связи с Пленумом. Во время последнего перерыва участникам Пленума был роздан проект резолюции. Сидят сзади меня двое: Стукалин (председатель комитета по печати) и Хренников. Первый говорит: «Посмотрите, всего три с половиной страницы, а вся суть доклада трёх с половиной часового, здесь умещена и довольно точно». Хренников поддакивает: «Удивительно!» Стукалин: «Какое мастерство, а?!» Подслушать это было приятно: резолюцию писал я. Разумеется, я мог её написать только так, и никак иначе. Так как никакого значения в смысле влияния на политику этот мой «труд» не имел (хотя допустимо, что при другом исполнении что-то могло быть упущено или какой- нибудь стилевой нюанс не так акцентировал бы что либо). Тем не менее странно мне было после этого «диалога» не знающих меня людей, оглядывать зал, где подавляющее большинство сидевших абсолютно никакого касательства к политическому содержанию Пленума не имело.
Провёл совещание по первому тому многотомника «Международное рабочее движение». Состав людей сильный. Может получится интересно. Пора начинать писать введение (автор - Пономарёв!).
Состоялось ещё одно решение Секретариата по Vтому «Истории КПСС». Снят Зайцев. Его, видно, будут удалять из аппарата. Федосеев утверждён главным редактором всего издания: вышел сухим из воды и даже с повышением, хотя вместе с Поспеловым подписал макет, сопроводив его «положительным отзывом» в ЦК. Поспелов переведён в рядовые члены главной редакции. Во главе Vи VI томов, т.е. всего периода С 1946 до 1964 годов поставлены люди Трапезникова. Сам он введён в главную редакцию.
Моя тайная (рукописная) записка Б.Н.’у в Завидово накануне этого решения, где я со слов Тимофеева, Волобуева и др. излагал ему свои соображения по складывающейся в этой связи ситуации в отношении его самого. Он звонил мне после этого по ВЧ. Очень расстроенный и в общем беспомощный.
Дело всё ведь началось с того, что Трапезников вместе с Голиковым что-то подсунули Брежневу насчёт этого несчастного тома. Он поднял вопрос на ПБ: в смысле, почему чернят XIX съезд и вообще работу партии в тот трудный период? Секретариату поручено было разобраться. И складывается у многих впечатление, что Суслов, воспользовавшись этим, аккуратно «приложил» Пономарёва, как идеолога, во всяком случае отсёк все его претензии выступать в роли идеолога на внутреннем фронте с помощью этого его хобби - Истории КПСС. Перед Пленумом, на котором намечались столь небывалые с 1957 года кадровые перемены, эта операция была «весьма кстати».
ДАЖЕ СЮРРЕАЛИЗМ 500 ЛЕТ НАЗАД КАК ВОЗНИК
29 апреля 1975 г. Умер Жак Дюкло (старейший и самый знаменитый лидер французской компартии – прим. авт.) Пономарёв поехал хоронить.
Португальская КП получила 13% на выборах в Учредительное собрание (30 мест). Социалистическая партия – 38% (116 мест). Большой шум вокруг этого, хотя всё совершенно естественно. Победа социалистической партии – отнюдь не её заслуга и не отражает (далеко!) реальной роли этой партии.
Достал альбом Иеронима Босха. Уму не постижимо. Оказывается, даже сюрреализм 500 лет назад как возник, не говоря ужо том, что Шекспир всё про всё давным-давно сказал. Достал, наконец, последний сборник Дезьки (Давид Самойлов) – «Волна и камень». Читал, обливаюсь слезами. Великий Дезька, бедный Дезька! И как близко всё, что он пишет!
ИЗ РЕЧИ БРЕЖНЕВА БЫЛО ВЫРУБЛЕНО: ВЫВОД АРМЕЙСКОГО КОРПУСА И 1000 ТАНКОВ ИЗ ЧЕХОСЛОВАКИИ И ГДР И ОПРЕДЕЛЕНИЕ ГРАНИЦ С КИТАЕМ ПО ФАРВАТЕРУ РЕК
29 апреля 1978 г. Кажется, меня берут в визит Брежнева в ФРГ. Случилось это потому, что Загладин (его страна и партия, и в прошлый раз, в 1973 году он ездил) оказался с 16 апреля в Испании на съезде КПИ. А Вадим до этого то болел, то объезжал Бельгию и Швейцарию. По поводу чего Александров сказал Б.Н.’у: «Ваш Загладин либо болеет, либо за границей». Раздражение по этому поводу сыграло свою роль в том, что выбрали меня.
А мне неловко перед Вадимом, да и не хочется: не люблю я участвовать в таких помпезных делах, где чувствуешь себя не в своих санях, униженно.
Работа с Блатовым измотала. Он до остервенения пунктуальный и ответственный человек, потрясающий тугодум (что не означает – не умный, совсем наоборот). Выворачивает наизнанку каждое слово... И эти его жесты, когда он ищет подходящее выражение, - будто дирижирует своим мыслям, медленно ворочающимся извилинам.
Идея всех материалов (беседы со Шмидтом, Брандтом, Шелли Штраусом, Колем, Мисом, Геншером...), интервью для газеты и теле – подтянуть к себе Западную Германию, попытаться добиться того, чтобы в качестве партнёра № 1 она избрала нас, а не США. Тогда мир можно считать «сделанным», по крайней мере до 2000 года, пока Китай не станет сверхдержавой. Да и с экономической точки зрения близость с ФРГ – самое надёжное дело. Вся Восточная Европа – «между нами двумя». Кажется, мы искренне хотим дружить с этим своим «самым страшным врагом». И это правильно. Но... мы за близость, за «предпочтительность» по существу ничем не хотим, да и не можем, платить. А их цена высокая: признать единство германской нации. Они видят нашу «игру» и боятся её, хотя их что-то тоже завлекает, они понимают, что их великодержавные потенции осуществимы лишь в союзе с нами. С Америкой – никогда. Тут действуют силы, превосходящие даже экономическое соперничество.
Вчера выяснилось, что они начали отруливать от текста Декларации до 2001 года, который согласовал здесь Бар. Вписали в свой «контрпроект» права человека, Западный Берлин, намёк на Африканский Рог и т.п. вещи, которые означают – под откос. Посмотрим... Замах на визит был большой, а сейчас вроде бы дело тает.
Прошёл XVIII съезд ВЛКСМ. Целиком и полностью посвящён Брежневу. Апология разматывается небывалым даже при Сталине темпом. Причём, на очень вульгарном для XX века уровне, пошлом. После «Малой земли» написано ещё «Возрождение» - о Днепропетровске после войны. (в № 5 «Нового мира», сегодня начали печатать и центральные газеты). По всей стране идут идеологические конференции, руководимые первыми секретарями республик и городов, об изучении этих произведений, о воспитании в советских людях на материале этих книг разных патриотических и коммунистических качеств, в том числе скромности.
Что касается инициатив по военным вопросам, которые должны были появиться в речи Брежнева на съезде комсомола, то самое главное было вырублено: вывод армейского корпуса и 1000 танков из Чехословакии и ГДР и определение границ с Китаем по фарватеру рек. Остались опять лишь призывы и заверения, в том числе – что мы не будем производить нейтронной бомбы, если США тоже не будут. На что Картер заявил, что Советскому Союзу и не нужна нейтронная бомба, так как она предназначена для борьбы с превосходством в танках. Тем самым мы только «подставились».
Говорят, что эти «односторонняя» инициатива не прошла через Громыко и Суслова. Устинов вроде бы был «за». Важнее другое: значит, рассылку, сделанную формально Генеральным секретарём (все знали, что помощники не имеют на это право), «по дороге» отредактировали. Утверждён был на Политбюро в присутствии Брежнева подменённый текст, а он даже и не знал, что «рассылал» не тот, а совсем другой.
Пономарёвские Хельсинки. Монбланы родили мышь. Шумок кое-какой он, конечно, там произвёл. Но ушлые лидеры социал-демократии ещё раз убедились, что протяни такому мизинец, он ухватится за всю руку по плечо. И дали вежливо понять – не выйдет. «Правда» печатала оглушительно-победные корреспонденции из Хельсинки, Б.Н. слал оптимистические телеграммы, а из Бонна в это время пришло сообщение, что Бар заявил Фалину (посол) протест: мол, предложения Пономарёва для нас неожиданность, они ставят нас в положение склонных к «единому красному фронту», за что ухватятся правые, мы вынуждены будем публично дистанцироваться от КПСС. Мы с Блатовым, прочтя такое, заложили в памятку для встречи Л.И. с Брандтом успокоительный елей.
См. предыдущую публикацию: «По старческой импотентности, из-за политического склероза, который естественен у человека далеко за 70… Был на заседании Секретариата ЦК. Боже мой! О какой серьёзной политической деятельности может идти речь?!» Что было в Кремле 28 апреля 1976 года.