«Вчера в 16-50 умер Андропов. Ужасно. Бедная наша Россия»

Из дневников Анатолия Черняева - заместителя заведующего Международного отдела ЦК КПСС (1970-1986 гг.), помощника Генерального секретаря ЦК КПСС и помощника президента СССР Михаила Горбачёва (1986-1991 гг.). См. предисловие здесь.

САМОЙЛОВУ ДАЛИ КВАРТИРУ В 50 КВ. М. С КУХНЕЙ В 9 КВ. М. В РАЙОНЕ КОЛОМЕНСКОГО

10 февраля 1974 г. С утра занялся многотомником «Международное рабочее движение», введением к нему, которое будет принадлежать Б.Н.’у. (Борис Николаевич Пономарёв, кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС – прим. FLB) Играл в теннис. Сейчас листаю «Воспоминания о Герцене». Днём сходил в Пушкинский музей. Там - день памяти А.С., 137 лет со дня смерти. Слово о Пушкине произнёс Дезька (Самойлов). Маленький зал забит до невозможности. Потом директор музея, кстати двоюродный брат нашего консультанта Козлова, сказал, что вмещает он 200 человек, а в нем сейчас 300 и ещё 150 в комнатах музея слушают через трансляторы. Публика - от интеллигентских бабушек до самых маленьких, есть известные персоны культмира. На 50% - еврейская аудитория. Самая поверхностная причина этого - они больше любят всякие виды интеллигентской самодеятельности. А между тем, Дезькино слово могло бы войти в историю общественной мысли. Говорил он не более 10 минут. Собственно, три сильно и просто оформленные мысли: Облик современного цивилизованного человека нашей страны сложен по Пушкину. Мы этого не замечаем, потому что Пушкиным пропитана вся наша культурная традиция, в которой вырастает такой человек. Пушкин нашёл и дал нам меру соотношения между нашей страной и всем миром, определил место русского человека в интеллектуальной истории этого многонационального мира.

Пушкин ближе (должен быть ближе) к нам, чем те в XIX и частью в XX веке, кто унаследовал от него русскую литературу - духовную традицию. Он человек чести, а не совести. Вспомните Лермонтова: «невольник чести». Про совесть писал Достоевский и др., Пушкин про это никогда не писал. Совесть - это, когда человек что-то сделал, вопреки своим правилам, потом раскаивается и часто считает, что тем искупает сделанное. Невольник чести - не значит её раб. Честь - это следование, добровольное следование (а не служение) благородным правилам. Современному человеку надо ориентироваться именно на это.

Директор Пушкинского музея очень деликатно сопровождал Дезьку к его месту на сцене, так, что те, кто не знают, что он почти ничего не видит, и не заметили бы. Он был в очках, перед тем, как говорить, снял их. Держался с самого начала очень спокойно и уверенно. Говорил искренне, ясно, ни малейшего намёка на заученность, хотя в этой сложнейшей по мысли речи не было ни одного слова-паразита, ни одной словесной пробуксовки.

Потом, где-то на уровне квалифицированного клубного мероприятия, были арии, флейта, арфа, чтение писем и дневников тех, кто был возле умирающего Пушкина. (Запомнилась скверная актриса с длинным носом и большими, под есенинские времена, глазами. Пела ужасно. Стыдно.). Потом, произведя скандальный шум, меня вытащил, зажатого среди стоящих в проходах, поводырь Дезьки, чтец его стихов и бывший актёр с Таганки, некий Рафка. И уволок за кулисы. Мы с Дезькой расцеловались. С ходу он повторил мне (уже не раз рассказанные) больничные анекдоты собственного производства. Рассказал, как он делает книгу о рифме (на самом деле - краткая теория = история российской поэзии). Сказал, что ему дали квартиру в 50 кв. м. с кухней в 9 кв. м. в районе Коломенского. Звал к себе - «почитаю тебе свою прозу». Он огромно талантлив. Обещал к нему приехать в Опалиху в следующее воскресенье.

ПРОЧИТАЛ ДОНОС КРОЛИКОВСКОГО НА ХОННЕКЕРА. ВОТ СВОЛОЧЬ!

10 февраля 1975 г. Дополнение к памятке Брежневу для Вильсона – о Португалии (чтоб не подталкивали социалистов к расколу с коммунистами. Исторические образцы последствий этого). Замечания к проекту речи Брежнева на обеде с Вильсоном. Шифровки, шифровки, бумаги. Ответ Кадару – в связи с тем, что ЦК ВСРП разослал парторганизациям закрытое письмо по поводу повышения нами цен на нефть. Довольно злое, по нашей оценке – вполне «националистическое письмо»: теперь на случай любых завалов в экономике виноват всё равно будет Советский Союз, который даже не посчитался, что у «нас на носу съезд и что новый пятилетний план был уже свёрстан».

Совещание у Б.Н., плюс Катушев, Загладин, Шахназаров, Брутенц – о предстоящем в Праге в марте совещании секретарей по международным вопросам (координация внешнеполитической пропаганды). Я определён на это мероприятие, особенно на доклад Б.Н. там, в Праге. Это теперь, конечно (!), самое главное. Совещание у меня с ребятами, которым предстоит сочинять доклад Пономарёву. Краткий утренний отчёт Б.Н.’у о Кубе: мало, что его интересовало. И он всё время меня перебивал вызовами своего секретаря по пустякам.

Прочитал донос Кроликовского (зам. МИД ГДР) на Хоннекера, членов Политбюро СЕПГ, других деятелей. Вот сволочь! Я бы такие бумаги возвращал в ГБ соответствующей страны, тем более, что всё - на «личных впечатлениях», а не на фактах. Да и откуда могут быть эти впечатления о Политбюро и отношениях внутри него у чиновника МИД’а, как не из рассказов брата В. Кроликовского, которого недавно выставили из Политбюро.

Куба. Шахназаров – Дарусенков. Полёт в ночь. Сарай - транзитный аэропорт в Касабланке. Марокканцы. 10 часов над ночным океаном. Встреча в аэропорту. «Резиденция» – оазис на окраине Гаваны, где год назад помещался Брежнев. Переезд в Voradero – курортная зона в 150 км. от столицы. Современные дороги. Пальмы с «железобетонными столбами». Бунгало. Комары, пляж, канадцы-туристы. Гавана – город без витрин магазинов. Испанская и американская часть города. Фидель: «Гавана в последнюю очередь. Мы строим не фасад, а новое здание».

2 февраля: Рауль Кастро, Карлос Рафаэлес Родригес, Рауль Вальдес. Беседа в ЦК. Наша главная задача – согласовать европейскую конференцию компартий с латиноамериканской конференцией КП, которая состоится в Гаване в мае.

ПРЕДУПРЕДИТЬ, ЧТОБЫ «ПОТОМ НЕ ПРИШЛОСЬ САЖАТЬ, ЧТО НЕЖЕЛАТЕЛЬНО»

10 февраля 1976 г. Сегодня утром Б.Н. собрал меня, Шапошникова, Жилина, Брутенца и заявил, что срочно надо сочинить статью о советской демократии. Есть-де сведения, что Марше превращается в глазах наших диссидентов в мессию, которая принесёт и им, и «советскому народу» свободу и демократию, в защитника всех у нас гонимых. Конечно, не надо прямо называть Марше, но надо «дать ему понять», а всех, кто на него рассчитывает предупредить, что «так было – так будет», что «мы будем защищать свой режим всеми возможными средствами». Именно – предупредить, чтоб «потом не пришлось сажать, что нежелательно». Это, говорит, всё – результат того, что «слушают всякие голоса». Татары крымские апеллируют к Марше. Вы знаете, как было с Плющем: Марше и «Юманите» выступали за него яростнее, чем «Свободная Европа», а потом в Париже была пресс-конференция Плюща и «Юманите» её целиком перепечатала. Евтушенко, вроде собирается возглавить поход студентов к XXV съезду с призывом «дать свободы» (думаю, что это вздор). Так вот: надо объяснить, какая у нас демократия и подтекстом предупредить Марше, что у него ничего не выйдет! Пошли сочинять.

5-8 февраля прошёл XXII съезд ФКП. Б.Н. много вложил сил, чтобы составить речь Кириленко (глава нашей делегации) – эзоповским стилем дать понять, что мы выражаем большое «фэ» по поводу новой линии ФКП. Однако, французские коммунисты сделали вид, что «фэ» они не заметили и бурными аплодисментами приветствовали делегацию КПСС, в том числе и речь Кириленко.

По существу же съезд стал поворотным пунктом в МКД (международное коммунистическое движение). В официальном документе съезда самой ортодоксальной и самой авторитетной в капиталистическом мире компартии легализовано право на развитие марксизма-ленинизма без КПСС, вопреки КПСС, а кое в чем и против КПСС. Причём, обставлено все это «горячим» признанием заслуг КПСС, роли СССР, Октябрьской революции, в том числе советской диктатуры пролетариата, клятвами верности интернационализму, солидарности с СССР, со странами победившего социализма и т.п. Тем самым «на товарищеской и интернационалистской платформе» узаконено не только право на несогласие с КПСС, но и желательность критики КПСС, её политики, её методов и т.п.

Эти дни вся мировая печать завалена комментариями XXII съезда ФКП и все признают, что даже если это всё – тактика, то она не может остаться без последствий, ибо после того, что сказано и сделано – возврата нет. Попытка возвратиться назад теперь будет гибельна для партии.

А мы ведём себя глупо: напечатали в «Правде» доклад Марше «с купюрами как раз самых главных мест, которые и определили «поворот». Теперь товарищ Пономарёв удивляется: мне, говорит, звонил один политически зрелый, теоретически грамотный преподаватель марксизма, очень опытный человек и изливался в восторге по поводу доклада Марше... Я громко отпарировал: «А что вы хотите? Дезинформация в таких вещах всегда, а в наше время почти немедленно, оборачивается против нас самих».
- А куда же вы смотрели? Я же вам давал читать укороченный текст для «Правды».
- Нет, не давали. Напротив, вы уже потом спрашивали моё мнение, не стоит ли наложить запрет на продажу «Юманите» с докладом Марше. И я, как помните, категорически возразил. Мы перепечатываем статьи из «Нойес Дейчлянд» с похвалами диктатуры пролетариата, даже пошли на такую дешёвку, как перепечатка речи Чаушеску в защиту диктатуры пролетариата. Сами же сказать ничего не можем. Во-первых. Потому что наше громогласное выступление в защиту диктатуры пролетариата для других (у нас самих уже «общенародное государство») вызывает всеобщее подозрение, в том числе и по линии внешней политики. И уже – никого не направишь на путь истинный. (Кстати, в консультантской группе подсчитали, что из 89 компартий только у 14 это понятие сохранилось в программных документах!). Да и теоретически смешно опровергать французов, которые по существу сохраняют все главные элементы диктатуры пролетариата, как категории социально-политической (по Ленину, в широком смысле слова), но отвергают применимость её в узком смысле слова (тоже по Ленину), как орудия насилия, не считающиеся ни с какими законами.

Пономарёв это понимает. Недаром он сегодня обмолвился: «это, мол, их внутреннее дело, и диктатуру пролетариата в статье не надо трогать». Между тем, перед отъездом делегации в Париж он несколько дней меня мучил на эту тему – все хотел в памятке для беседы Кириленко с Марше заложить втык по поводу диктатуры пролетариата. Я же всё ему делал заготовки на тему о том, что «нас удивила и обеспокоила форма отказа от диктатуры пролетариата, сенсационная и антисоветская, в то время как другие партии это сделали так, что никто в мире не заметил» Он это отверг. В результате Суслов и Кириленко вообще решили, что не надо эту тему поднимать с Марше и акцент сделать на «недопустимости открытой критики КПСС в Отчётном докладе» (по поводу демократии). Однако, и Плиссонье, встречавший делегацию, и потом Канапа, и сам Марше категорически отвергли наш протест. «Не успевает» старик, мечется, мельчит, не знает, за что хвататься.

Ещё пример: в январе в Эльсиноре и Париже прошли две социал-демократические конференции на высшем уровне. Главный вопрос – об отношении к коммунистам (в виду их такой эволюции!). Предложил мне отреагировать заметкой в «Правде». Мы сделали. Вот уже две недели она лежит у него на столе среди вороха других бумаг. А время ушло!

УСТАЛИ ЛЮДИ, НАДОЕЛО ИМ ЭТО БЕССМЫСЛЕННОЕ СОЧИНИТЕЛЬСТВО РЕЧЕЙ

10 февраля 1978 г. Всю неделю провёл в Серебряном бору, 16. Новая теоретическая дача, которая в промежутках между сочинением на ней партийных текстов используется как гостиница для зарубежных комделегаций.

Скроили основное выступление Б.Н. для Будапешта (около 30-ти страниц) и семь «маленьких речей» (о Ближнем Востоке, об Африканском Роге, о новом международном экономическом порядке, о Юге Африки, о Всемирном конгрессе профсоюзов, о Гаванском фестивале молодёжи, о Латинской Америке). И хотя собрал я туда Жилина и четырёх консультантов, работа не идёт. Устали люди, надоело им это бессмысленное сочинительство речей. Потом – лень и безответственность, порождаемая тем, что официальные репутации в аппарате создаются не «по делам», а по капризам Б.Н.’а, который сознательно поощряет анонимность, чтоб речи для него выглядели как «поручение партии», и который пользуется слухами и доносительством некоторых сотрудников. Политическая бездарность большей части сотрудников Отдела. Справку – пожалуйста, и то не всегда толково сделают. Ну, а политику туда вписывать – это моё и консультантов дело, не говоря уже о превращении справки в текст, удобный для произнесения, который не стыдно было бы дать Пономарёву, разбирающемуся в том, что хорошо, а что – плохо. С каждым годом он всё больше растёт в своих глазах и требует всё более высокого качества, хотя в той же пропорции теряет способность думать логично и членораздельно выражать хотя бы то, что ему приходит в голову. Говорят, ПБ вчера приняло решение о создании вновь Отдела внешнеполитической пропаганды...

КРАСАВИЦА МАРИАННА – ЧЛЕН ПОЛИТБЮРО И ЛЮБОВНИЦА ГЕНСЕКА

10 февраля 1984 г. В половине третьего сообщили, что вчера в 16-50 умер Андропов. Ужасно. Бедная наша Россия. Но кончилась ли андроповская эра? Б.Н., будучи в больнице, несколько раз ездил в Кремль и в ЦК, – значит уже решили... Кого? Неужели у них не хватит ответственности перед страной, ленинской партийности – назначить Горбачёва! Если – Черненко, то и эра кончится быстро и вообще...

Я болею. Сильный грипп. Заболел в Люксембурге на другое утро после съезда компартии Люксембурга. Совсем больным работал там: трёхчасовая встреча с социал-демократами; председателем партии Кринсом, лидером парламентской фракции Бергом; итоговая по съезду встреча с Рене Урбани в ЦК, как он потом пошутил за ужином, «информировал его о его съезде». Несколько политических обедов и ужинов с членами нового Политбюро. На самом съезде из 11 делегаций компартий слово дали только мне. Таких оваций по поводу моего появления на трибуне я ещё не знал за всю жизнь... В адрес КПСС, конечно. Но это было демонстративно и показательно.

Итоговый ужин. Великолепен генсек Рене Урбани. Его жена Жаклин работает в управлении делами ЦК КПЛ. Красавица Марианна – член Политбюро и любовница, почти открыто вторая жена Рене. Франсуа Гофман – член Политбюро, заместитель главного редактора «Цайтунг» с русским языком. Люсьен – бывший корреспондент их газеты в Москве. Были с нами армянин - посол Удамян Камо Бабиевич, Воробьёв Роман Фёдорович – первый секретарь. Очень все хотели выговориться и по международным делам, и по МКД, и особенно по своим соседям – французам. Кроют Марше и Ко, не стесняясь в выражениях: за непорядочность, оппортунизм, антисоветизм и просто глупость. Обозлены особенно, потому что всегда молились на французского большого брата, а теперь он не только позорит сам себя, но и им портит всё дело: правящие круги и социал-демократы ставят Рене в пример французам: он, мол, поддерживает КПСС – ещё большего главного брата и одновременно сотрудничает с «нами».

Собой я доволен. Провёл всю эту акцию на хорошем уровне. И, судя по всему, им, люксембуржцам, это нужно было. Нужна была делегация, которая знает их, входит в их положение, понимает волнующие их проблемы, готова их по-товарищески обсуждать, не отделывается бюрократическими декларациями и по бумажке, сделанными заранее, ещё в Москве, заготовленными заявлениями «по ряду вопросов». Но нас таких немного в ЦК, которые могут так держаться с такими вот коммунистами... ... Что касается Люксембурга, то, пожалуй, только Загладин и я. Им важнее содержание, чем чины, хотя и это им польстило бы. Другие братские делегации были на уровне членов Политбюро, секретарей ЦК!

НИ ТЫ, НИ Я НА ЭТО НЕ ПОШЛИ

10 февраля 1991 г. Вчера, когда сидели в Ореховой комнате по поводу Персидской войны и Варшавского договора, Горбачёв, как всегда, отвлекался на посторонние предметы (многие из них я уже дюжину раз слышал). Но одну вещь он сказал, которую стоит здесь пометить - о вмешательстве армии в гражданские конфликты. Обращаясь к Язову, говорит: «Помнишь, когда в Риге ночная стрельба была между омоновцами и латышскими дружинниками? Тебе и мне из Риги, из их правительства телефоны оборвали: мол, смертоубийство, пошлите воинскую часть, остановите! Ни ты, ни я на это не пошли. А ведь это была провокация - втянуть солдат, потом всё свалить на Центр, на Горбачёва».