Однажды Пономарёв проник в личный архив Сталина - письма из ссылки, письма к женщинам и прочее

Из дневников Анатолия Черняева - заместителя заведующего Международного отдела ЦК КПСС (1970-1986 гг.), помощника Генерального секретаря ЦК КПСС и помощника президента СССР Михаила Горбачёва (1986-1991 гг.). См. предисловие здесь.

НА ПЕРВЫХ ЖЕ СТРАНИЦАХ, ГДЕ ГОВОРИЛОСЬ О ЗАЩИТЕ ТУЛЫ В 1941 ГОДУ, БРЕЖНЕВ РАСПЛАКАЛСЯ

15 января 1977 г. В понедельник Брежнев позвал к себе в Кремль - на первое чтение. Громкая читка - возобновлённая привилегия Бовина. На первых же страницах, где говорилось о защите Тулы в 1941 году, Генеральный расплакался. «На этом фоне» международный раздел показался ему скучным (впрочем, это справедливо). По существу ничего не добавил. Поразил только тем, что при упоминании о двух инициативах Политического консультативного комитета Варшавского пакта (неприменение первыми ядерного оружия участниками Хельсинского совещания и не расширение обеих блоков) задал вопрос: что это значит? В чём тут смысл? И кто это предложил?! А прошло всего два с небольшим месяца после заседания ПКК в Бухаресте, где сам он это предложил, и где это было записано в коммюнике, а потом наши газеты, радио и телевидение не умолкая афишировали эти инициативы как новый выдающийся вклад Брежнева в дело мира. Сказал, что посетит Ясную Поляну и «надо бы вписать об этом в выступление: «Это будет важно для нашей интеллигенции...»

Тут я подумал, что наш Генеральный уже абстрагируется от себя как отдельного индивидуума, мыслит себя в категориях общественного достояния и символа... На втором чтении текста мне пришло в голову такое сравнение: так же, как в своё время одевали царя для появления перед народом, мы сейчас «одеваем» Брежнева текстом речи, которую он произнесёт, не очень-то понимая, что там написано, ибо важно (с точки зрения государственной) прежде всего то, о чём газеты пишут многократно на все лады.

Для второго чтения мы сделали ударные места - для аплодисментов, об этом особенно заботился Борис Николаевич. (Кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС Б.Н. Пономарёв – прим. FLB). Некоторые из них Брежнев перечитывал вслух, громко - так, как собирался произнести в Туле. И оглядывал нас, спрашивая: «Ударно получается? Да, я думаю, получается. Будут хлопать».

Большую часть «дискуссии» (после одобрения текста в основном) занял разговор о его намерении посетить оружейный завод. Блатов, Менделевич и Пономарёв стали его отговаривать: мол, воспользуются на Западе - поехал-де инспектировать военное производство, «подгонять гонку», а слов наговорил - о мире, разрядке и т.п. Брежнев сопротивлялся: очень уж ему хотелось сходить на оружейный завод. «Как же так! Приехал в Тулу. Они мне сколько лет охотничьи ружья дарят, делают по моему заказу. А я даже не схожу к ним. Нехорошо!» Пономарёв и Блатов опять за своё, с нажимом. Леонид Ильич опять не хочет с ними соглашаться: уж больно он любит ружья, пистолеты и всякое такое. (На знаменитом Тульском оружейном, между прочим, к тому времени остался только один небольшой цех, где производили охотничьи ружья, а в остальных - понятно что). В конце концов сошлись на том, что он съездит туда, а в выступлении и в газетных сообщениях будет сказано, что Брежнев посетил «механический завод»...

Пономарёв усадил меня в свою большую машину, к нам подсел Бовин (мидовцы отправились по домам, а Блатов остался в ЦК). И мы втроём, вернувшись в Ново Огарёво, вроде как за вещичками, засели ужинать. Б.Н. сам предложил выпить. Бовин мгновенно реализовал. «Придавили» бутылку коньяку и бутылку водки. И пошёл разговор...

Я рассказал, как Эрнста Неизвестного вынудили уехать, вспомнили с Бовиным и другие случаи - как мы собственными руками производим диссидентов. И, конечно, снова речь зашла о «еврейском вопросе»... И Б.Н. вновь заявил, как в самолёте при возвращении из Англии, что «эту проблему надо решать!» Ударился, как всегда в подпитии, в воспоминания о 20-х годах, о том на этот раз, как Товстуха (помощник Сталина) пустил его однажды в личный архив вождя (письма из ссылки, письма к женщинам и проч.)...

Порассуждали о повышении цен (произведённом 4 января), о том, что даже в Москве нет многих продуктов и т.п. Потом подъехал Блатов и принял «живейшее участие» в разговоре. В частности, рассказал, как лук производят в Рязанской области, откуда он депутатом Верховного Совета, - ползающие в грязи между грядок бабы, а затеешь разговор, бормочут: «лишь бы не было войны!» «Хорошо посидели», как любил выражаться Арбатов. Поразительно однако то, что в этом разговоре на одинаковом с нами уровне беспомощности участвовал член руководства партии.

Кстати, он всё время возвращался к теме об аграрно-промышленных комплексах. Брежнев велел упомянуть о них в тульской речи. Все смолчали, хотя Пономарёв «между нами» раздражённо доказывал, что делать этого не нужно. Из этого, мол, даже в Молдавии ничего не получается... А людей этими комплексами отваживаем разводить свиней, растить овощи и фрукты в своих огородах. С чем тогда вообще останемся?! Чем страну кормить будем?! Ведь речь задумана, чтоб протянуть руку Картеру накануне его инаугурации 20 января. Заодно чуть «надавить» на нового президента. Опровергнуть ещё раз (на высшем уровне) «советскую угрозу», по поводу которой перед вступлением Картера в должность вновь развёрнута массированная пропагандистская кампания. Однако шум о «советской угрозе» опирается на факты. Тут я сослался на Арбатова, который недавно вернулся из Америки и у которого в институте «много знали». Скрыть нашего ракетного и иного наращивания нам не удавалось прежде и не удастся вновь. Поэтому отделаться периодическими заявлениями, что мы никому не угрожаем - не получится. Если мы не пойдём на реальное изменение военной политики и на деле не покажем, что действительно хотим сокращения вооружений, что не стремимся к превосходству в «первом ударе», гонка, рассчитанная на наше экономическое истощение, будет продолжаться.

ДЛЯ ГОНОРАРА В 50 РУБЛЕЙ

15 января 1984 г. На работе всякие мелкие дела. А с 11-го числа – редколлегия в «Вопросах истории». Ничего особенного, хотя выступал несколько раз. Всё-таки даже у нас, в очень демократическом коллективе, и порядочном (за 15 лет никто никого не запродавал, ревизионизма не клеил, хотя часто и резко друг с другом не соглашались и мнения расходились диаметрально). Так вот – даже в нашей, весьма приличной редколлегии, верх берет претенциозный дилетантизм (в данном случае – безграмотные, но весьма идеологичные разглагольствования Гапоненко о статье Ю. Афанасьева апеллирующей «новую историческую науку» во Франции).

Отдал в редакцию рецензию на статью Фомина, в которой он пытается доказать, что в 1968 году в Англии существовал профашистский заговор (государственный переворот) во главе с лордом Маунтбеттеном. «Завалил» я этот графоманский вздор. Но каково! Признанный известный профессор считает возможным всерьёз предлагать печатать вздор. Для гонорара в 50 рублей? Для умножения публикаций? Чтоб не забыли как автора? Ради сенсации? Нравы! Тут то же, что и везде.

ГОРБАЧЁВ: «ЧИТАЛ «ЛЕНИН В ЦЮРИХЕ» СОЛЖЕНИЦЫНА? СИЛЬНЕЙШАЯ ШТУКА. ЗЛОБНАЯ, НО ТАЛАНТЛИВАЯ»

15 января 1989 г. Сегодня в газетах – списки кандидатов в народные депутаты от КПСС. Там моя фамилия. Для меня было большой неожиданностью увидеть себя в «предложениях», которые раздавались при регистрации участникам Пленума ЦК. Единственный из помощников Генсека – в этой сотне гарантированных кандидатов. На это обратили внимание. Более того – единственный из аппарата ЦК. Это – подарок М.С., поощрение, награда... или как угодно. Потому что, как я могу реализовывать своё депутатство? Ни избирательного округа, ни избирателей, перед которыми ответственен, ни платформы для своих избирателей. Практически депутатские обязанности совпадают с обязанностями пассивного члена ЦК или даже просто коммуниста.

А М.С. придаёт этому значение. Дважды поздравлял меня. При мне «расписывал» по телефону Раисе Максимовне: мы, мол, Анатолия Сергеевича кандидатом сегодня сделали... Вот он передо мной стоит. Я же не догадался даже поблагодарить и искренне не понимаю, зачем это мне. И ничего не испытываю, кроме какого-то неудобства, усиливаемого ощущением, что «100» назначенных Пленумом депутатов – это рудимент прошлого и я-то уж в качестве депутата – тем более.

В поте лица несколько дней, отозванный из отпуска, сочинял «трактат» для встречи М.С. с трёхсторонней комиссией (Киссинджер, Жискар, Накасона, Рокфеллер), 40 страниц плюс справки. Самому нравится. Интересно, как он этим воспользуется...

На днях вечером был почти двухчасовой разговор с М.С. вдвоём. Ему явно хотелось просто пообщаться. Спрашивает:
- Читал «Ленин в Цюрихе» Солженицына?
- Нет!
- А я вот прочёл. Сильнейшая штука. Злобная, но талантливая.
И потом (непередаваемо на бумаге) ходил по кабинету, останавливался, жестикулировал, садился на стул, съёжившись, согнувшись, изображая солженицынского Ленина. 47 лет... и ничего ещё не сделано! Нервного, желчного... Со всеми – на раскол. Никого близко не подпускает. Инесса... Слушай: любовь настоящая показана... с 1908 по 1920 годы! Шутка! Помнишь Ульянова в шатровской «А дальше, а дальше»?..) к её грудям прилипает. Тогда показалось кощунством. А сейчас прочёл... А что? По-человечески... Вообще-то кого угодно из героя и великого можно показать обыкновенным... Но тут не карикатура. Ленина узнаешь...

Хотя (тут я встрял): одно и то же можно показать со знаком плюс и можно – со знаком минус.
- Да, да, - поддержал М.С. То, что для нас казалось хрестоматией, можно, оказывается, и с другого угла показать. И не будет враньём. Сильная вещь! Но Ленин в ней – разрушитель... И один против всех.

М.С. «изображал» его долго, артистично, эмоционально. Видно было, очень глубоко его задело. Я потом пытался анализировать. Думаю, вот что. Он и раньше, всегда, восхищаясь Лениным, апеллируя к нему, всё время держал его под рукой – не иконизировал. Главное качество видел в том, что тот был готов и мог не считаться ни с какими догмами – ради дела, ради успеха данной, реальной, конкретной революции. А теперь он увидел ещё и другое ленинское качество: он не считался с Россией. Россия для него была таким же полигоном для «дела», каким была бы Германия, США (куда он собирался с отчаяния уехать) и та же Швейцария, где он науськивал на революцию в 1916 году своих швейцарских подручных, не считаясь с очевидной нелепостью самой постановки вопроса о революции в Швейцарии. Не случайно М.С. заговорил о спекуляциях, которые одно время пошли было гулять (и Шагинян «по простоте» занялась этим) – о еврейских предках Ленина. У Солженицына: «одна четверть русской крови»! Я, говорит, узнав об этом, потребовал все эти «данные» и спрятал в дальний сейф.
- ... На людей это ох, как действует, - сказал М.С.

Несколько раз повторял: «одна четверть русской крови»..., стал вспоминать о еврейско-шведской ветви Ленина, с другой стороны – калмыцкой.

Тут, видно, тайна его снисходительности к Белову, Астафьеву, Алексееву, Распутину, Проскурину и к Бондареву – этой косно-черносотенной группы. Они за русского мужика «болеют», ужаснулись разорению русского народа, России. (А они-то уж Солженицына наизусть знают!). Отсюда и бочка, которую они катят не только на сталинское раскулачивание, но и на массовый террор гражданской войны, расправу с антоновцами, кронштадцами, цитируют на этот счёт Троцкого, Свердлова и проч. «евреев»... И на Ленина уже подняли большой хвост!

М.С. постоянно колеблется между классовостью Октября и «Россией». Недавний эпизод: в списке кандидатов в народные депутаты, разосланном Пленуму ЦК было больше 300 фамилий. ПБ отобрало сотню. Среди трёхсот были и Бакланов, и Бондарев. М.С. благоволит Бакланову, хотел его оставить в «100». (Это мне Яковлев рассказывал, я был в отпуску, да и, видно, вопрос решался в «ореховой комнате»). Но его предупредили: Бакланова при тайном голосовании на Пленуме ЦК завалят. Тогда он снял и его, и Бондарева.

Вчера зашёл я к Яковлеву. М.С. велел нам составить график его визитов за границу на 89 год (особый разговор):
А.Н.: Вы вот вчера с Иваном (Фроловым) ушли после разговора у М.С., а меня он задержал. Говорит: У-у-у! Эти шептуны... Ну, дождутся. Разделаюсь я с ними на выборах.
 Я: Кого он имел в виду?
А.Н.: Ну, кого? Известно кого, своих «ближайших» коллег!

 А между тем оставил «100» для тайного голосования. Впрочем, могли бы ведь там накидать не только Зайкову или Яковлеву (по разным причинам), но и самому М.С. Пленум ведь на 60-70 % - антиперестроечники или обиженные.

Разговор о графике был у М.С. в пятницу вечером: Яковлев, я, Фролов. М.С. начал с того, что зачитал нам шифровку КГБ из Праги: ненавидит там нашу перестройку люто всё это кодло, захватившее власть в 1968 году и обласканное Брежневым и Ко. Предрекают нам полный хаос и провал. А Яйеш - тряпка (первый секретарь ЦК КПЧ). Недавно он был у Кастро. Тот ему крыл нашу перестройку, как предательство марксизма-ленинизма, революции, социализма, «друзей», как оппортунизм и ревизионизм худшей марки... И что у марксизма-ленинизма теперь главное убежище – это Куба. Они пойдут своим путём «до конца». (Интересно как, если мы им отрежем 5 млрд в год?).

М.С. поставил вопрос: ехать на Кубу или нет (не состоялось сразу после ООН из-за землетрясения в Армении). Я произнёс «речь» - в том смысле, что революцию «Борода» загубил, теперь страну губит – катится к полному завалу. В демагогии насчёт ортодоксии марксизма-ленинизма и ... «до конца» он, действительно, не остановится, т.е. это единственное, за что он может ещё держаться, оберегая свой «революционный ореол». Но ореол этот уже миф... Никто с Кубой уже не считается в Латинской Америке, никакого примера она уже «не даёт». Кубинский фактор сник. Разрыв? Но не мы ведь рвём. Если Кастро разорвёт, то это не китайский вариант. Наоборот – он навредит только себе. А мы только выиграем, в том числе сэкономим свои 5 млрд.! Кто будет урчать? Да, будут: догматики и сектанты из «революционного» лагеря и из вымирающих КП, время которых прошло. Ваш визит может оттянуть разрыв. Но он ничего не изменит. Потому, что 10 млрд., 20 млрд. мы дать им не можем. А больше они от нас ничего и не хотят. А раз не можем, значит мы ревизионисты и предатели, пошедшие на сговор с империализмом.

... Вообще в политике откладывать в расчёте на то, что что-то само собой образуется в лучшую сторону, когда ясно, что это объективно невозможно, - не лучший подход. С тем же Афганистаном: год, полтора года назад было ясно, что кончится именно тем, чем кончается сейчас. А мы тянули, загубив ещё миллиарды рублей, тысячи жизней афганцев и сотни своих ребят! Зачем! Вот тут М.С. разозлился... Ему стал подпевать Фролов, ссылаясь на митрополита Питирима (его знакомого), который «учит терпению». Шутил!

М.С.: Ты, Анатолий, не прав. Надо ехать на Кубу. Нельзя нам открывать против себя ещё один фронт, видишь, что в Чехословакии!.. А что в Румынии, у Ким Ир Сена, что Хоннеккер!

Я продолжал ворчать, но он, посчитав числа, назначил визит на Кубу 29 февраля.

НЕОТПРАВЛЕННОЕ ПИСЬМО ЧЕРНЯЕВА ГОРБАЧЁВУ

15 января 1991 года. На встречу Горбачёва с фондом Велихова за выживание человечества я не пошёл. Противно было встречаться с ним. Стыдно смотреть в глаза людям. Я рассчитывал, что он откажется в такой обстановке. Материалы и речь я ему подготовил ещё до событий. Но я опять его «недооценил». Он пошёл. Позвал с собой Яковлева, Болдина и только что утверждённого на заседании Верховного Совета Бессмертных. И как ни в чем не бывало почти два часа рассыпался перед американцами и другими в приверженности к новому мышлению. А они, как ожидалось, не задали никаких вопросов...

Приехал Игнатенко. Рассказал, что вчера вечером он, Яковлев и Примаков стали уговаривать Горбачёва съездить в Вильнюс, возложить венок, выступить там на Верховном Совете, пойти в коллективы, к военным и т.д. Горбачёв это вроде воспринял. Сказал: сделайте к утру тексты для выступлений там. Написали, утром положили на стол. И весь день Игнатенко бегал, ловил Горбачёва чтобы узнать, что же он решил. М.С. сделал вид, что ничего не было и никакого разговора с этими тремя не было. Из этого Игнатенко сделал вывод, что М.С. не «дезинформирован», как думают многие. Он осуществляет свой план запугивания прибалтов. Днём в Вильнюсе военные заняли ещё техническую радиостанцию и не собираются освобождать ни телевизионной башни, ни Дома печати. А в Риге захватили военную школу и разогнали курсантов.

Я проснулся в пять утра и заснуть больше не мог. Обдумал свои намерения. Придя на работу, продиктовал Тамаре шесть страниц объяснений с Горбачёвым, резко и откровенно, наотмашь - с выводом: «я тоже ухожу». Вот этот текст:

«Михаил Сергеевич!
Поскольку перелом наконец действительно наступил и поскольку трудно было даже предположить, что он станет таким печальным и постыдным, никто не имеет права отмалчиваться. С некоторых пор мы, помощники, заметили, что Вы в нас не нуждаетесь. Мы ничего не знаем ни о Ваших намерениях, ни о Ваших планах, ни о предполагаемых действиях или кандидатурах... Наше мнение Вас явно не интересует. Но это не значит, что у нас нет своего мнения обо всем этом. Я, который искренне и верно отдал Вашему делу всё, что мог, считаю своим долгом сказать Вам следующее.

Ваша речь в Верховном Совете - это знамение конца. Это совсем не то, что ждали мир и страна. Это - не выступление великого государственного деятеля в момент, когда под вопрос поставлено всё его дело. Сумбурная, косноязычная, с какими-то странными впечатлениями от встречи с Прунскене, с «фабулой» событий, о которых весь мир знает в десять раз больше. Было полное ощущение, что Вы просто не в курсе дела или выкручиваетесь, не желая сказать, чего Вы действительно хотите добиться.

В этой речи не было главного - политики. А политика, как Вы сами нас учили, - это всегда выбор. На этот раз выбор таков: либо Вы говорите прямо, что не потерпите отпадения ни пяди Советского Союза и употребите все средства, включая танки, чтобы этого не допустить. Либо Вы признаете, что произошло трагическое, не контролируемое из центра событие, что Вы осуждаете тех, кто применил силу и погубил людей, и привлекаете их к ответственности.

В первом случае это означало бы, что Вы хороните всё то, что было Вами сказано и сделано на протяжении пяти лет. Признаёте, что и сами Вы, и страна оказались не готовы к революционному повороту на цивилизованный путь и что придётся вести дела и обращаться с народом по-прежнему.

Во втором случае дело ещё можно было бы поправить во имя продолжения перестроечного курса. Хотя что-то необратимое уже произошло. Никакие прокуроры и следователи, к каким бы выводам они не пришли на месте, не изменят той оценки событий, которую дала международная общественность и все политические эшелоны западного мира. Не повлияют они и на наше общественное мнение, которое Вы явно недооцениваете или просто дезинформированы о его действительном содержании.

Вы, видно, не знаете отношения к Вам в народе - на улицах, в магазинах, в троллейбусах, на митингах, в коридорах и курилках. Вас заваливают телеграммами (хотя Вам по опыту прежних лет хорошо известно, как это делается) от тысяч людей. Но мнения других десятков тысяч и миллионов Вы просто «знать не хотите» - они не вписываются в Ваши намерения. Знаете ли Вы, что почти круглосуточно передают сейчас «Эхо Москвы» и даже «Маяк»? Там ведь расхожий уже термин: «Горбачёв и его клика». И это на весь мир. Вчерашняя передача Ленинградского телевидения повергла всех в ужас: гробы, трупы, рыдающие женщины, танки, вращающие башнями, девочка, вытаскивающая из-под гусениц зонтик, и т.п. Это что, на политику не должно влиять? Для политики важны лишь телеграммы, лично для Вас подобранные?

Разрушается главное, что было достигнуто в ходе политики нового мышления, - доверие. Вам уже теперь не поверят - как бы Вы отныне не поступали. Торжествуют те, кто предупреждал: всё это новое мышление - лишь личина, которая в подходящий момент (или когда туго придётся) будет сброшена. Представляю себе сейчас настроение Буша, Бейкера, десятков других, которые искренне доверяли Вам.

Вы дали Ельцину и Ко ещё один, может быть окончательный шанс обыграть Вас. Ведь то, что он заключил соглашение с прибалтийцами и обратился в ООН, создал «совет четырёх» с Украиной, Белоруссией и Казахстаном, где «нет места Центру», означает, что новое государственное образование, как бы потом ни назывался Советский Союз, понесут они в мировое сообщество - в обход Вас, вопреки Вам и против Вас. Вы начали процесс возвращения страны в цивилизацию, но он упёрся в Вашу же установку о «едином и неделимом». Мне и другим Вашим товарищам Вы не раз говорили, что русские никому не простят «развала империи». А вот Ельцин от имени России это нахально делает. И мало кто из русских против этого протестует. Даже «полозковники» в его собственном парламенте не осмеливаются сколько-нибудь эффективно протестовать. В результате Вы обрекли себя на политику, цели которой можно достигнуть только силой. И тем самым вошли в противоречие с провозглашённой Вами самим философией.

Вы ведь не раз публично заявляли, что до тех пор, пока Вы на своём посту, Вы не допустите вооружённого насилия над людьми. Пусть Вы «не знали», не разрешали стрелять и давить танками в ту ночь в Вильнюсе. Но то, что произошло, - результат Вашей политики, Вашего нежелания отпустить Литву подобру-поздорову.

В Москве и в других городах, как объявлено вчера по радио, по призыву Совмина РСФСР в среду будет «предупредительная политическая забастовка». В воскресенье - массовая манифестация во главе с Ельциным, которая завершится на Старой площади. Лозунг: «Горбачёва и его команду - в отставку». Вы знаете резолюции Президиума Верховного Совета Украины, Моссовета и Ленсовета и прочее и прочее. Но что-то не слышно демонстраций в поддержку действий, осуществлённых в Литве. Политику там и раньше было трудно оправдывать, а теперь - после 13 трупов и сотен искалеченных - вообще немыслимо, если есть совесть.

Единственное обоснование, которое формально звучит для кого-то, впрочем очень немногих, - это что Ландсбергис и Ко нарушают Конституцию СССР. Но ведь кому, как не вам, знать, что законность бывает «всяка». И если её требуется насаждать танками и БТР, то... это мы уже проходили. Это - не законность правового государства, которая, согласно Вашим же утверждениям, может быть результатом лишь демократического процесса.

Полтора года назад в Крыму, когда Прибалты выстроили тысячекилометровую живую цепь со свечами, я, если помните, сказал Вам: остановить их уход из СССР можно только танками. Вы от меня отмахнулись. Теперь мы это и наблюдаем. Спрашивается, для чего и для кого это нужно? Перестройка ведь - для человека! И если 150 тысяч или сколько их там из трёх с лишним миллионов населения Литвы хотят оставаться в Советском Союзе, то это не значит, что ради них во главе со Шведом и Бурокявичусом можно так обращаться с представителями другой части республики. Оправдания, которые вчера попытались представить Пуго и Язов, прозвучали жалко и позорно. Они дискредитируют Вас, представляют Центр в нелепом виде. Впрочем, Вы повторили их «логику». А она - как на деревенской улице: меня, мол побили (когда депутация Комитета спасения явилась в Верховный Совет Литвы ), я позову большого брата, и он вам покажет!

В государстве, которое заявило, что хочет быть и становиться правовым, невозможно заменять политические и юридические оценки рассказом, как общественная организация, возмущённая радиопередачами, позвала на помощь войска и они вместе пошли на штурм телебашни. Это все равно, что какая-то группа в Москве, которой не понравится «Взгляд» или «120 минут», попросила бы знакомого командира полка или дивизии выделить батальончик, чтобы осадить Останкинскую башню и выгнать оттуда весь персонал. А если бы милиционер у входа стал стрелять, то тогда пошли бы в ход танки. Вот ведь, по существу, чего стоят объяснения, которые услышал наш парламент и весь мир. Словом, ради сохранения Литвы в СССР Вы собственными руками губите дело, которое, как правильно Вы многократно утверждали, призвано было изменить мир.

У меня такое впечатление, что Вы не читаете даже шифровок из-за границы, которые ломятся от протестов, возмущения, гнева, разочарования и угроз разорвать все намеченные связи с нами - со стороны правительств, партий, общественности. Картина (в том числе и у оград наших посольств) - какую мы уже вроде бы и позабыли со времён Сахарова в Горьком.

На этом фоне утверждение членов кабинета в Верховном Совете выглядит какой-то странной фантасмагорией: назначается правительство для непонятно какого государства. О Союзном договоре в Вашем варианте можно теперь позабыть. Я достаточно хорошо Вас знаю, Михаил Сергеевич, чтобы предвидеть, как Вы отреагируете на эту записку: мол, вот и ещё один «отвалил», не выдержал. Пусть так. Но заподозрить меня в каких-то амбициях на 70 году жизни, в тщеславных, честолюбивых соображениях Вам будет очень трудно. Вы ведь меня тоже немножко узнали, хотя и не очень то интересовались мной. Я под себя не грёб и ничего лично для себя не искал. Смысл этого моего послания состоит вот в чём: я верой и правдой служил «тому» Горбачёву - великому новатору и автору перестройки. А сейчас я его не узнаю и не понимаю.

Я тяжело пережил Прагу. Осуждал в душе, среди своих друзей и перед дочерью - тогда ещё школьницей, сказал ей: «Запомни: великая страна покрыла себя позором, и не будет нам прощенья». Я не скрывал в кругу сотрудников Международного отдела ЦК своего крайнего возмущения вторжением в Афганистан. Хотя моральную ответственность за политику, которая к тем же интервенциям, я нёс лишь в той мере, в какой можно её возложить на, в общем-то, рядового аппаратчика.

Но к политике последних пяти лет я имел прямое отношение. Это была политика, которая исключала повторение чего-либо подобного 1968 и 1979 годам. Оказывается, нет. И иметь прикосновение к политике, которая несёт в себе возможность измены самой своей сути, я не могу.

Михаил Сергеевич! С тех пор как я оказался «при Вас», мне никогда не приходило в голову, что мне опять, как при Брежневе и Черненко, придётся испытать мучительный стыд за политику советского руководства. Увы! Это произошло...
С уважением А.Черняев.»

Тамара сначала отказывалась стенографировать, а потом, отпечатав, спрятала в свой сейф. Говорит мне: «Вы наносите ему удар и с этой стороны. А он к вам так относится!»... У женщин своя хитрость. Может, она меня, а не его жалеет? Пришёл Брутенц. Она ему рассказала и спросила, что он думает. Он, конечно, посоветовал «не торопиться». Каждый думает и о себе...

Прослушал я умное выступление Бессмертных при утверждении его на Верховном Совете. И заколебался в своей решимости «сделать Горбачёву ручкой». Политика действительно грязная вещь и всё равно ведь за всю свою жизнь не отмыться. Хотя как сказать. Главный поступок может многое искупить, но вряд ли что исправит. Ведь жест - это поступок. Шеварднадзе своим поступком никак не повлиял на Горбачёва. Наоборот, чихать он хотел на такие жесты. Но как только соприкоснёшься с новой информацией о событиях, так душа сжимается. Вот: раздавило девушку танком, в упор из танка по старику и т.п.

Прим. FLB: Кстати, последнее место работы Анатолия Черняева – «Горбачёв-Фонд». Так и не ушёл. Черняева очень «перепахала» Вильнюсская история января 1991 года, так же как и Чехословакия -1968-го. Но в итоге-то Горбачёв оказался умнее своего советника по международным делам. В те годы, как и многие, Черняев думал, что «западная демократия» - это уникальная и безусловная прививка для счастливой жизни. Но, если вы прочтёте его дневники, то увидите, что 13 января, в день трагических событий и танков в Вильнюсе, он сам же спокойно написал: «А тем временем Буш уже испросил Конгресс насчёт вторжения в Ирак». То есть, история «восстановления конституционного порядка в Литве» его поразила в самоё сердце, а история вторжения «самой демократической страны мира» США в Ирак его нисколько не смутила.