Из дневников Анатолия Черняева - заместителя заведующего Международного отдела ЦК КПСС (1970-1986 гг.), помощника Генерального секретаря ЦК КПСС и помощника президента СССР Михаила Горбачёва (1986-1991 гг.). См. предисловие здесь
ПРОШЁЛ СЛУХ, ЧТО С 1 ЯНВАРЯ ПОДОРОЖАЮТ КОФЕ И ПОЛОТНЯНЫЕ ТКАНИ
29 декабря 1974 г. На восемь дней отпросился отгулять отпуск и поехал в Пушкино. Конечно, там писал про разные вещи.
Вот одно из размышлений. Живём, вроде в обстановке «всеобщего порядка и спокойствия» в отличие от всяких заграниц. А там - инфляция, безработица, забастовки, социальная ненависть, нападения и похищения людей, взрывы бомб в магазинах и кафе, а то и просто военные действия - стреляют из пушек и бомбят и во Вьетнаме, и на Ближнем Востоке. Судят и казнят, например, в Эфиопии. Не слишком ли нам спокойно?! Не закоснели ли мы в своём видимом благополучии, а оно, должно быть, действительно, массовое. Недели две назад прошёл слух, что с 1 января подорожают кофе и полотняные ткани. Так магазины были буквально опустошены. Люди расхватывали всё - пододеяльники, простыни, наволочки и прочее белье на сотни рублей в одни руки! А кофе покупали даже такое, которое, наверно, лежало годами и давно выдохлось.
19-21 декабря в Будапеште была Подготовительная встреча к европейской конференции компартий. Накануне говорили о серьёзных осложнениях в отношениях с Хоннекером, будто он нас крупно обманывает, произносит подобострастные речи, а сам интегрируется с ФРГ. В результате встречи мы получили то, что хотели - рабочую группу в нужном составе, и теперь начнётся в темпе закулисная подготовка, на основе сочинённых нами на Даче Горького текстов, а потом инфильтрация в тех, кто за нас целиком.
Впрочем, братские товарищи за пределами рабочей группы всё уже прекрасно видят. Англичанин Фалбер прямо мне сказал: «У всех, с кем бы я ни говорил, ощущение, что всё варится за их спиной, но никто не хочет выступать в роли enfant terrible, хотя робкие попытки были со стороны югославов, румын, испанцев и итальянцев». Никто не хочет оказаться за бортом, сойти с этого старого корабля, называемого Международным Коммунистическим Движением. А раз так, приходится мириться с отказом от безбрежно демократической процедуры: нельзя же, в самом деле, писать один или два документа в двадцать восемь рук.
Румын произнёс речь, которая в подтексте вся была направлена против нас. Он говорил примерно следующее: Никакой подлинной реальной разрядки нет и не будет, пока не распустят блоки, не выведут войска из других стран, не уничтожат ядерного оружия, не перестанут вооружаться. Пора переходить от слов к делу - от заявлений к реальным мерам и т.п. в этом духе. Я включил это в шифровку для Москвы, для Политбюро. Пономарёв меняя поддержал. Но Катушев, курирующий социалистические братские партии, взбеленился: вот, мол, всегда плохие румыны, да югославы, а ваши испанцы и итальянцы всегда хорошие, хотя говорят то же самое. Катушев вычеркнул мой абзац. Но тогда взбеленился Б.Н. и вписал нечто подобное моему. Катушев вычеркнул опять, заявив, что иначе он не подпишет шифровку.
Уже в Москве я узнал от Рахманина (первый зам Катушева), что, информируя свой Отдел о встречах в Будапеште, Катушев с негодованием говорил обо мне.
От чего всё это происходит? От того, что даже в рамках Политбюро политику делают не открыто, а путём умолчаний и «нежелания волновать» высшее начальство. Хорошо: ты не хочешь обострять отношения с румынами, может быть это мудро, но тогда добивайся, чтобы это было общей политикой, а не пытайся проводить свою из-под полы, обманывая своих товарищей и втирая очки ПБ. И не в моральной стороне только дело: трусость всегда наказывается - в большой политике, разумеется.
ТИТАНИЧЕСКИЙ ТРУД НА БЛАГО НАРОДА
29 декабря 1981 г. Я в отпуску. Но выполнял просьбу Б.Н.’а - прошёлся по рукописи, которую он хочет издать в США (и уже нашёл издателя) – о научном коммунизме. Местами даже любопытно. По большей части примитив на уровне вузовского учебного пособия. Но для Запада может оказаться интересной: что думают сами московские коммунисты (один из руководителей команды), о марксизме-ленинизме сегодня...
В общем он ухватил потребности рынка. Набирает и набирает сочинения, чтоб остаться в истории... А из 325 страниц им самим там написано едва ли десяток. Ковальский был «бригадиром». Я вызывал Амбарцумова, Вахромеева. Кто-то и без моего ведома руку прикладывал, изображалось это, как поручение ЦК и, конечно, не говорилось, что для книги («авторской») Пономарёва. С миру по сосенке... и получилась ещё одна книжка в его уже шести томном собрании сочинений.
Методика свидетельствует не только о его личном презрении к людям, но и об общей атмосфере – когда считается нормальным писать для начальства, а начальству – в открытую заказывать, даже требовать и не стесняться признавать, что это не самим им написано.
75-летие Брежнева – всесоюзное и даже интернациональное бесстыдство. Если сопоставить, что было ровно 30 лет назад по случаю 70-летия Сталина, то последний покажется величайшим скромником. Только что не было слов «вождь» и «великий». Всё остальное – много больше, чем выдавалось Иосифу Виссарионовичу. «Титанический труд на благо народа»... это произносится на фоне, когда даже в Москве нет масла, когда с полок магазинов убрали конфеты, чтоб осталось, что продавать в самый канун Нового года, когда в столице запрещено продавать больше двух батонов хлеба в одни руки, полкило колбасы, если она вообще появляется и проч.
И НАЗЫВАЛИ АНДРОПОВА ПРОСТО ТОВАРИЩЕМ АНДРОПОВЫМ
29 декабря 1983 г. Нахожусь в Пушкино. Погода мокрая, лыж не получилось. Приезжал на Пленум. В новом помещении специально для этой цели: встроено в казаковский дом напротив Свердловского зала. Хрусталь, белый мрамор, палевое дерево, кресла пост-модерн. Видимо, наследие Павлова, который ходил там вчера уже отставником и, должно быть, легко отделался: его бы в самый раз из партии попросить.
Андропов не был. Прислал своё выступление, которое было роздано. И, что хорошо, что именно так сделали, в отличие от одного, помню, Пленума при Брежневе, когда выступление роздали, но попросили всех молчать, что оратор отсутствовал, и в газетах дело представлено так, будто он был.
Очень спокойный, серьёзный текст, вновь подтверждающий «новую эпоху», и только - о внутренних делах. А дела, видно, сдвинулись, но только-только. Это можно определить и по выступлениям. «Спектр» выступавших был более широким, чем обычно. Как правило, самоотчёты и обязательства секретарей обкомов и министров, которые, кстати, с подачи Гришина, выступавшего первым, по-прежнему считали необходимым информировать Пленум ЦК, что «товарищ Андропов Юрий Владимирович – Генеральный секретарь Центрального Комитета коммунистической партии Советского союза, Председатель президиума Верховного совета СССР». Только Горбачёв, Тихонов (их выступления – тоже новшество – по крайней мере за последние 10 лет) и директора заводов, а также доярка отошли от этой «нормы» и называли Андропова просто товарищем Андроповым или Юрием Владимировичем. Впрочем, персональный восхвалений почти не было (опять за исключением Гришина и ещё Багирова, наследника Алиева в Баку). Но – и это очень хорошо воспринималось – желали Ю.В. скорейшего выздоровления под аплодисменты. Опять же со времён Брежнева осталась «традиция» вставать, хлопая, когда в президиуме появляется Политбюро. Как школьники – в классе.
И наоборот: утрачена, к сожалению, хорошая партийная традиция – не хлопать после выступления каждого, как в театре или на торжественном заседании. Это тоже, кажется, возникло при Брежневе, и то не сразу, а примерно, с начала 70-ых годов, когда появилось выражение «и лично» и начался квази-культ Леонида Ильича.
Откровенно говоря, для меня было неожиданным избрание Соломенцева и Воротникова членами Политбюро, хотя первое – логично в нынешней ситуации ужесточения контроля за партийными нравами (вернее – «непартийным поведением» должностных лиц), а второе – просто хорошо для России. Воротников, говорят, мужик умный и самостоятельный, хотя и не очень церемонный.
Чебриков – в кандидаты члена ПБ - тоже понятно. Об этом я слышал и до Пленума, так же как об избрании Лигачёва Секретарём ЦК. Это, кстати, значит, что Капитонова окончательно отстраняют от кадровых дел.
Выступления Горбачёва и Тихонова были «по делу», без трёпа, без демагогии и хвастовства, с конкретными идеями экономического и другого свойства. И это - тоже явление новое, т.е. давно при Брежневе забытое. Вообще на Пленуме, хотя и мало было нового по-существу, но начисто, пожалуй, отсутствовал дух дворцового ритуала, ориентированного на первое лицо, хотя ритуальность политическая (в том смысле, что Пленум – отнюдь не вырабатывающая позиции и не решающая инстанция, - всё решено заранее) оставалась, конечно.
Были яркие выступления, свидетельствующие, что кадры у нас есть, способные хорошо делать своё дело. Особенно мне запомнился молодой и красивый директор Магнитки, секретарь Камчатского обкома, Чечено-Ингушский секретарь...
Арбатов всё время со мной советовался о его трёх идеях, о которых он мне говорил в Барвихе, когда я у него был в гостях:
- О соглашении по зерну. Андропов прочитал, передал на заключение Патоличеву и тот завалил бесповоротно.
- Проект нового заявления Андропова по ракетам. Показал мне его, у меня возникли частные замечания, но вообще – это выход. Андропов прочитал и «разослал» в МИД, в Генштаб, Блатову, Александрову, сообщив им, что это – произведение Арбатова, т.е. внёс «личностный» момент в отношение этих читателей к тексту. Пока, говорит Арбатов, реакция у большинства такая: не примут ведь американцы! Своего мнения по существу предложений они ещё не сообщили Андропову, кроме, кажется, Андрея, который, конечно, возмущён.
- Проект для избирательной речи пока ещё не представил.
Арбатов совсем не расстроен, даже бодр и весел. Пусть, говорит, даже ничего не пройдёт. Я своё дело сделал и незамеченным в этом отношении не останусь. Иначе говоря, и его меньше интересует суть дела, реальные последствия его собственных инициатив, не это для него главное. Главное – обозначить своевременно «своё присутствие» в большой политике. Он мыслит себя категориями государственными. Даже свои сугубо личные дела он считает естественным решать на уровне Черненко, а не на уровне, скажем, Чазова, если речь идёт о медицине.
Загладин (виделись в перерыве на второй день) был замкнут в себе. Оживился только, когда к нему подошёл Прибытков (помощник Черненко) и просил заготовить странички две для какого-то выступления или официальной бумаги. Он-то понимает, что сейчас не время для внешнеполитических инициатив, хотя тогда, на совещании замов у Б.Н., он отстаивал те же идеи, что в проекте Арбатова. Но ни сам он, ни тем более Б.Н., с ними никуда не пошли.
Заметил я, что почти ни слова никем не было сказано об идеологии и культуре. Впрочем, Андропов упомянул об идеологии, как об одном из средств выполнения и перевыполнения плана...
Заезжал на работу. Рыкин успел сообщить, что мне уже поручено выступать докладчиком на партсобрании по итогам Пленума. Говорил вечером с Карэном: о всяких делах по службе за эти недели, о Пономарёве, которого он застал как раз после заседания, где его опять обошли (в членстве ПБ), и как он, на глазах, овладел собой и опять настроился на активность, как ни в чём не бывало. Жалко его по-человечески, но с другой стороны, - не за что его «вознаграждать» повышением в члены Политбюро, те более – не для чего: дело от этого ничего не выиграет.
С увлечением читаю Андрэ Моруа «От Монтеня до Арагона» и Юрия Левитанского.
См. предыдущую публикацию: «Громыко – вор всесветного масштаба. Он и его жена собирали дань со всех посольств и торгпредств за назначение на должность. Громыко знал, что Андропов всё про него знает». Что было в Кремле 28 декабря в 1975, 1985 и 1991 годах.
