История 05.12.18 12:36

По Москве идут разговоры «о цыгане». Это любовник дочери Брежнева

FLB: «Муж – Чурбанов в курсе и, конечно, терпит. Но этот цыган попался на валютных операциях. ... Дело закрыли, а цыгана устроили артистом в Большой театр». Что было в Кремле 5 декабря: в 1973,1974,1981 и 1990 годах

По Москве идут разговоры «о цыгане». Это любовник дочери Брежнева

Из дневников Анатолия Черняева – заместителя заведующего Международного отдела ЦК КПСС (1970-1986 гг.), помощника Генерального секретаря ЦК КПСС и помощника президента СССР Михаила Горбачёва (1986-1991 гг.). См. предисловие здесь.

ПЬЯНЫЙ ПОНОСИЛ ГРОМЫКО И СУСЛОВА

5 декабря 1973 г. Последний, не отменённый ещё день сталинской конституции. Вчера шла подготовка к встрече замов международных и идеологических отделов ЦК соцстран. Мне придётся её вести, потому что Шахназаров отозван в Завидово готовить Пленум ЦК. За полтора предыдущих дня готовили и мы свой вклад в речь на Пленуме об МКД... под диктовку Пономарёва. Где тут подумать о судьбах комдвижения! На четырёх страницах, которые нам отвёл Александров - Воробей, едва можно уложить «личный вклад» (т.е. встречи Брежнева с Марше, Гэссом Холлом, Рао, Бахманом и т.д.) и заявку на общеевропейскую конференцию компартий и международного (4-го, как его предпочитает называть Б.Н.) Совещания. Впрочем, он нам сообщил мнение Суслова: Совещание проводить после очередного съезда КПСС.

Да и вообще думать о деле некогда. Оно по настоящему никого и не интересует. Другие дела иссушают мозг и нервы: 6-го — встреча замов из соцстран. 18-20 - совещание секретарей ЦК соцстран. Доклад Пономарёва на 50-ти страницах. 24 - доклад Пономарёва на встрече послов и представителей агентств пропаганды на заграницу. 27-28 - речь Пономарёва в Нальчике по случаю вручения Ордена дружбы Кабардино-Балкарии. Там же - доклад о международном положении и об МКД. 7 января - доклад Пономарёва в Праге о судьбах журнала «ПМС»/ «Проблемы мира и социализма». 20 января - доклад Пономарёва о 50-летии со дня смерти Ленина. Тема - МКД за полвека. И всё это выходит на меня помимо текущих дел.

Б.Н. вчера сказал мне, что Рыженко надо снимать с Леншколы. Он ездил в ГДР и там (видимо, пьяный) поносил в «определённом кругу» Громыко и Суслова, а Брежневу ставил в пример Сталина, который сам писал свои доклады и речи. Хонеккер сразу же в ужасе сообщил всё это в Москву.

Б.Н. предлагает взамен Рыженко послать в Леншколу Матковского, нашего завсектора по Великобритании. Ну и слава Богу, освобожусь от этой серости.

Когда был в Серебряном бору и выдавались свободные два-три часа от официальных текстов, читал я Герцена, том XII - о Воронцовой-Дашковой, его письма Александру II, переписку с русскими друзьями по поводу перехода от одного царя к другому. Этот метод — читать Герцена всё время подсказал мне академик Тарле 20 лет назад: читать Герцена, открывая наобум любой том, хотя бы по одной странице в день. Очень плодотворно, очень освежает. Гениальность проникновения в суть событий настолько велика, а язык настолько точен и силён, что будто читаешь о наших днях. Все это я читывал лет 25 назад, но сейчас это воспринимается совсем иначе, как вполне актуальное чтение (а для русского эмоционально несравненно более значительно), чем, например, чтение Бжезинского.


ВЕЧЕРОМ «ЭММАНУЭЛЬ». Я НА НЁМ ЗАСНУЛ!

5 декабря 1974 г. С 29 ноября по 3 декабря был в Лондоне. Произошло то, о чём думал, что воображал в течение десятилетий, с тех пор, как ещё в детстве увидел в старой дореволюционной «Ниве» портрет Байрона и никак не мог понять, почему его имя пишется через «у» (Byron): тогда уже, на уровне рощинско-аристократической гувернантки я «знал» французский язык, об английском до университета понятия не имел.

Поездка в КП Великобритании для «согласования» позиций по Будапештской встрече. Визу дали только поздно вечером 28-го, а утром мы вылетели из Шереметьево. Далее я «телеграфно» буду обозначать цепь событий, потому что описывать каждое с комментариями - на неделю работы.

«Первый класс», который Джавад выбил из Управления делами ЦК в расчёте на красный ковёр у трапа в Хитроу. Но не было не только ковра, не было и встречающих. Нас не ждали (из-за виз), на всякий случай послали в аэропорт Мишу Соболева (занимается в посольстве межпартийными связями) - очень милый человек.

В машине в Лондон - первое знакомство с неповторимой «конструкцией» улиц - блоки домов на целую улицу, разделённые на отсеки - индивидуальные двух-трёх этажные квартиры. И ни пары одинаковых «рядов». Поразительное разнообразие в однообразии. Гостиница на Queen’nay terrace упирается в Гайд-парк, в десяти минутах ходьбы от посольства, которое расположено на «частной» улочке. Попросили заплатить за гостиницу «вперёд». 60 фунтов на двоих за 4 дня. А у нас деньги на три дня (поскромничал я, посылая записку в ЦК). Пришлось занимать у посольства.

В посольстве: знакомство и беседа с зам. посла Семёновым В.М. (посол утром этого дня отбыл по вызову в Москву). Симпатичный, умный и (что редко бывает) скромный мидовец. Ввёл в обстановку, позвонил Уоддису. Его реакция: «Зачем такая спешка?» Но пригласил в 3 часа к себе в ЦК.

Первая поездка по городу. Первые впечатления: Лондон - целая держава. Во всём его облике: памятники, дворцы, парки, архитектура (за которой мифология британской вездесущности и имперского могущества) - сама история веков, столь хорошо мне знакомая. Даже левостороннее движение, когда всё время путаешься, куда смотреть, переходя улицу. Красные двухэтажные автобусы, уникальные по форме чёрные такси.

В 15.00 в ЦК. Захолустный, обычный, этажей в шесть дом на границе Сохо. В подъезде - неряшливый парень, задравший ноги на какую-то стойку. Отнёсся к нам вполне равнодушно. Старая деятельница, бросившаяся к Джаваду, провела в пустую комнату Уоддиса: потёртая мебелишка, холодно, папки вокруг, книги, стопки газет. Уоддис вошёл, как будто мы живём на противоположной стороне улице. Усадил напротив, вынул лист бумаги и без всяких предисловий уставился на меня с выражением: «Я вас слушаю».

Я стал рассыпать наши «соображения», только чуть-чуть приоткрывая сценарий, разработанный вместе с поляками и венграми. Иногда он ехидно улыбался, что-то помечал. Спустя час он попросил меня остановиться и высказал «со всем согласие». Сказал, что сам не поедет. Врачи разрешают только две самолётные поездки в год, а он уже выполнил норму. Это меня огорчило, ибо он знаком с кухней и знает, где безнадёжно сопротивляться нашей инициативе и попусту нервы нам тратить не будет, а новый будет руководствоваться «чистыми принципами» и качать права.

К нашим предложениям по связям лейбористы-КПСС отнёсся очень сдержанно. Напомнил, что сказал мне ещё в Москве («хотя по вашим глазам я и увидел, что вы не очень поверили: мы не можем систематически общаться не потому, что у нас какие-то политические соображения, а потому, что у нас нет ни людей, ни времени»). Добавил: мы маленькая партия, но у нас обязанности большой партии, такой, как ИКП или ФКП. К тому же наш Исполком считает главной задачей моего международного Отдела развивать интернационалистические кампании внутри страны (Чили, Вьетнам, Португалия, Греция, Куба). А я хоть и являюсь зав. международным Отделом, но заведую только самим собой.

Как бы извиняясь за убогость обстановки, пошутил: вот в таком помещении находится штаб по свержению британского империализма. Через пять минут после того, как мы начали разговор, в комнату, как бы невзначай, зашёл Джон Голлан. Деланное удивление, ещё более деланная радость. Поздоровался, отпустил какую-то шутку и, не пробыв и минуты, выскочил. Заранее продуманная сцена - для демонстрации: мол, у нас есть дела поважнее, чем плясать под вашу сурдинку на европейских сборищах. То же самое, спустя ещё пять минут проделал Фалбер (зам. генсека партии), который возглавлял делегацию в Варшаве.

Уоддис проводил до дверей, где продолжал, задрав ноги сидеть тот же парень. Не дал за 4 часа ни чаю, ни пригласил «осмотреть помещение» (общепринятый ритуал) и, хоть знал, что мы будем в Лондоне ещё почти три дня, не позвал встретиться ещё раз. Под конец я сообщил ему, что Хейворд (генеральный секретарь лейбористской партии) знает, что мы здесь. Я умолчал, естественно, что у нас поручение непременно с ним встретиться. Уоддис опять хорошо отозвался о самом Хейворде, сказал, что у них сейчас, как никогда, хорошие отношения с лейбористами. Напомнил, что Хейворд сейчас, наверно, сверх занят лейбористской конференцией и выразил «некоторое сомнение», сможет ли он нас повидать. (Знать бы ему, что с энтузиазмом отнёсся к нашему возможному приезду и каждый день звонил в посольство, спрашивая, когда мы сможем с ним повидаться, хвалился, что именно он выбил из Каллагана визы для нас и заставил МИД в Лондоне и консула в Москве просидеть лишние 4 часа на работе, чтоб обеспечить оформление виз, что он пригласил нас - беспрецедентно! - на заключительное заседание конференции, а встреча с ним уже была назначена на субботний вечер!)

Покинув ЦК КПВ, я долго не мог отделаться от ощущения, чего-то по- диккенсовски жалкого и безнадёжного во всей «их деятельности», какой-то обречённости для них быть коммунистами.

Вернулись в посольство. Кубейкин (атташе по культуре, на самом деле - резидент) рассказал, что происходит на лейбористской конференции, предварительно включив «глушитель»: посольство со всех сторон «простреливается» направленными антеннами прослушивания. Договорились, что он утром «уточнит с Хейвордом». Мы будем в городе, чтоб не терять времени, и будем позванивать в посольство. Ужин в «австрийском» ресторанчике. Принесли с собой водку, подпоили метрдотеля и музыканта, поговорили и пошли в кино в Сохо.

30-го утром после завтрака в гостинице поехали с Мишей по городу, на Oxford street. Великолепие центра, особняки, клубы. Трафальгарская площадь. Нельсон. Заодно заходили во множество магазинов, чтоб наметить «объекты», когда поедем тратить свои скудные фунты, не терять много времени. Магазины потрясают изобилием, разнообразием и классом продукции. Вместе с тем, говорят, что Лондон до сих пор остаётся «самой дешёвой» столицей Европы. Французы, бельгийцы, голландцы, даже шведы и норвежцы ездят сюда на week-end, чтобы сделать выгодные покупки. Правда, скромно поесть в пабе на троих - 6 фунтов, книги от 2,5 до 5 и более фунтов. Жена пресс-атташе говорила, что они с семьёй тратят на еду 100 фунтов, а получает он в месяц 300. Квартира обходится в 60-70 фунтов. Из всего этого следует (учитывая бесплатную медицину, в том числе лекарства по рецепту, даже очки и зубы; бесплатные учебники и школьные завтраки, бесплатные музеи и прочие общественные места), что жизненный уровень значительно выше нашего. А главное, нет этой унизительной заботы, где достать подходящую вещь, как выкрутиться, чтобы иметь красивую одежду и т.п. Покупки вещей - это удовольствие, развлечение, отдых, а не раздражающая толкотня, заканчивающаяся, как правило, разочарованием.

Около 11-ти Миша позвонил в посольство. Оказывается, Кубейкин уже нас ждёт у входа на лейбористскую конференцию. Через 10 минут мы подъехали к бывшей церкви, а теперь конференц-залу, рядом с Вестминстерским аббатством и Парламентом. У входа - полицейские, напротив на тротуаре - несколько десятков молодых людей с транспарантами: они ждали приезда Шмидта, германского канцлера. Среди плакатов были очень грубые. (Газеты были полны ожиданием скандала: Шмидт едет уговаривать англичан оставаться в «Общем рынке».) Мы прошли мимо входа, я попросил позвать Кубейкина. Тот прибежал. Я изложил ему свои сомнения. Дело в том, что накануне он нам всучивал два пригласительных билета, добытые им «из-под полы». Я же хотел получать билеты от Хейворда. Иначе можно было нарваться на большой скандал: московские коммунисты из самого ЦК КПСС на лейбористской конференции! Неслыханно!

Кубейкин сбегал, разыскал секретаршу Хейворда, та - его самого (он сидел в середине стола президиума), и он сказал: «В чём дело!» И велел ей тут же передать нам билеты. У входа нас внимательно оглядели (не несём ли мы бомбы). Незадолго перед тем в Бирмингаме, видимо, ирландцы взорвали бомбу - убили 17 человек и 100 ранили, а кроме того, взорвалось несколько почтовых ящиков в самом Лондоне. Позже мы увидели, как полиция шарит в сумочках и портфелях при входе в Национальную галерею и Британский музей.


Внизу, в вестибюле стоял Вильсон (премьер-министр), тоже ждал приезда Шмидта. На лестнице столкнулись с Шортом (зам. лидера партии, председатель парламентской фракции, был в Москве в 1973 году в составе лейбористской делегации). Он вытаращил на нас глаза и в то же мгновение сделал вид, что не увидел нас. Это чисто по-английски. Он сразу, видно, сообразил, что это «штучки» Хейворда. Поздороваться, значило бы «реагировать» тут же или потом. Круглый зал, амфитеатром со всех сторон. Шло обсуждение резолюций (мы застали 42-ую, а всего - 62). Обстановка ни на что у нас не похожая. «За» и «против» того или иного проекта: шумная, активная реакция зала, если председательствующий (Каллаган) пытается навязать голосование поднятием рук (левые знают, что они останутся в меньшинстве и бегут к столу президиума с требованием голосовать «по мандатам»). В трёх случаях им удалось принудить Каллагана. Искренний и огромный энтузиазм солидарности при обсуждении резолюции по Чили.

Бурные приветствия, когда неожиданно (для нас) в зале появилась Голда Меир. Потом я обратил на это внимание в разговоре с Хейвордом. Он сразу нашёлся: дело не в том, что лейбористы так уж любят Израиль, а его политику тем более. Им просто нравится эта старуха, которая с таким упорством гнёт свою линию. Англичанам такое импонирует.

Когда мы вошли, Шмидт уже уселся в президиуме между Хейвордом и Вильсоном. Его встретили очень тепло. Потом он говорил - единственный из иностранных гостей. И, пожалуй, впервые в жизни не по книге, а наяву я наблюдал ораторское искусство - политическое. Прежде всего, он говорил на чистом «оксворде», с английскими приёмами. То остро шутил, то вдруг становился серьёзным, то незаметно предлагал в афористической форме неотразимый аргумент, то иронизировал над обычным пониманием того, что такое политика и как её надо делать. И т.д. Он говорил минут 40. Аудитория была всё время в напряжении и «точно» реагировала на все его «ходы». Проводила она его овацией, хотя он действительно призывал «братскую партию» и «братское правительство» к солидарности в рамках «Общего рынка» в эти трудные для Европы и всего индустриального мира времена.

Внешне он очень элегантен и хорош собой, свободно и уверенно держится. Обдумывая потом увиденное и услышанное, я понял: Англия никогда не уйдёт из «Общего рынка», а «братский союз» двух крупнейших социал-демократических партий - это огромная политическая сила в Европе, причём сила демократическая. И если мы действительно желаем Европе добра и мира, хотим «социального прогресса» на континенте, мы должны учитывать в своей политике (и увы, идеологической борьбе) и то, и другое.

Вечером мы уже были в посольстве, ожидая Хейворда. Кубейкин его привёз. Он сходу заговорил о закончившейся конференции, о том, что ещё удалось нажать на правых, на правительство. Вновь, как и в Москве, повторил своё кредо: смысл своего пребывания на посту генсека он видит в том, чтобы Британия, наконец, получила «настоящее социалистическое правительство». А для этого надо поломать традицию, когда лейбористское правительство и парламентская фракция позволяют себе не считаться с решениями лейбористской конференции и не признают контроля со стороны Исполкома. Он уже много сделал, чтоб поднять роль и авторитет ИК, воспользовавшись левым приливом, который на этот раз небывало длительный в LP. На этой почве у него нарастает конфликт с Вильсоном, с которым они друзья молодости. (Вильсон на первом заседании, как только Хейворд начал свою речь, встал и вышел из зала. Вернулся - как только тот кончил).

В этой же связи он сделал ставку на развитие связей с КПСС. Думаю, что никаких идейных симпатий он к нам не имеет. Но относится и без предубеждения, с позиций «здравого смысла». Советский Союз не только реальный и длительный фактор в мировой политике, но и супердержава, да ещё явный гарант мира. Никакой угрозы с нашей стороны для Англии, как и вообще угрозы коммунизма в своей стране он не видит. А хорошие отношения с такой страной, т. е. если она его, Хейворда, признает за величину, могут дать большие дивиденды с точки зрения популярности и внутриполитических перспектив. К тому же по натуре он плебей, искренне ненавидит британский аристократический стиль и капитализм. И хотя он прекрасно знает цену нашему «плебейству», мы ему, как народ, в душе, видимо, симпатичны. С нами можно быть «откровенным», можно держать себя попросту. Может быть, впрочем, он сознательно играет на этой карте, как бы ловит нас на слове: раз, мол, вы объявляете себя большими и главными демократами, так давайте и держаться друг с другом соответственно, поскольку я тоже демократ.

Много говорили об ответной делегации КПСС к ним. Он хочет её иметь на «высоком уровне», думаю, он «мечтает» о Суслове во главе. Но пригласили они её по линии института Иноземцева, т.е. таким же образом, как и сами были приглашены в 1973 году, настояв именно на этом: правые в лейбористской партии не хотят пока прямых и открытых связей с КПСС, хотя фактически и они сами были на очень высоком уровне, и обещают самый высокий уровень приёма у них - открыто и публично. Тут есть и элемент спеси, престижа, а главное, есть, действительно, нежелание у многих уж очень-то с нами родниться. Хейворд утверждает, что «масса» примет делегацию на ура. И вообще, мол, не судите о нашем отношении к вам по прессе. В народе антисоветизма уже нет. Но «проиграть в этом деле» (его слова) я не могу, ибо тогда всё у меня пропало. Этим воспользуются, чтоб меня смять: мол, пыжился, а советские с тобой всерьёз и знаться не хотят.

Говорил, что ему приходится действовать с оглядкой. В ИК у него большинство в 1-2 голоса, стоит кому-нибудь из этих одного-двух заболеть или отлучиться - и любой вопрос могут повернуть против него. Правда, он готовит молодых, расставляет их на нужных местах, помогает «стать заметными» (прямо таки ленинская кадровая политика). Однако, до ключевых постов им далеко, нужно время.

Так беседовали мы более трёх часов, перемежая «дело» отступлениями. Я ему, как бы невзначай, кинул несколько крупных комплиментов. Например, когда он стал доказывать, какой он социалист, я его прервал и сказал примерно такое: нам не надо это доказывать. Мы ещё в Москве убедились, что вы действуете таким образом не ради тактики или выгодной конъюнктуры, а по убеждению. Мы верим в вашу верность своим идеям, рабочему делу. И т. п. Он весь даже вспыхнул, хотя, казалось бы, что ему моя похвала. Впрочем, я говорил «голосом Москвы».

Вспомнили войну. Он был лётчиком. Я сказал: я впервые в Англии. Подлетая к Лондону вчера утром, я поразился его необъятным размерам. И это ведь буквально насыщено жизнью. Миллионы домов, десятки миллионов людей. И подумал: какое же надо было мужество и какая нужна была самоотверженность и преданность, чтобы прикрыть этот город от фашистов. Вы это сделали. И весь мир будет всегда вам благодарен за это. Мы выстояли в 41-ом. Вы - в 40-ом. И это наш общий вклад в спасение цивилизации. Мой Хейворд чуть не прослезился.

Поговорили об их отношениях с коммунистами. Он чуть закипел: я первый за всю историю лейбористский лидер, который не стесняется выступать с одной платформы рядом с коммунистами. Среди них есть активисты, которых я считаю лучшими борцами за социализм, за интересы рабочего класса. Я бы их с радостью принял в LP. Назвал Макгихи (член ПБ КПВ, вице-президент профсоюза горняков). Я и с Голланом дважды выступал на митингах. А на собрании, посвящённом 50-летию англо-советских дипотношений, я говорил лучше его. И показывая пальцем на Кубейкина и Мишу, добавил: Так ведь? Разве не правда?! Но в политике, на выборах они наши противники. И понёс их за поведение на последних выборах: выставили кандидатов как раз там, где для нас (LP) каждый голос был дорог, и в результате проскочил тут тори, там либерал.

Я не стал с ним спорить. Да и как спорить? В КПВ - 30 тысяч (и то, как говорится, кто их считал!), а Хейворд представляет 10 миллионов. Доказывать ему, что они большие и лучшие борцы за социализм, бесполезно и оскорбительно. Потому, что он искренне считает себя лучше их в этом смысле, нужнее, надёжнее, сильнее. Ему ни с какой стороны компартия в Англии не нужна. Вот он собирается на Кубу по приглашению Дортикоса, добился посылки Микардо (левый лейборист) наблюдателем на съезд Румынской компартии. Он встречался с Берлингуэром, когда тот приезжал к Голлану. То есть он хочет иметь дело с реальными величинами. На остальное у него нет времени.

Говорил, что в Кенте у него от родителей осталась ферма. Он приспособил её под дачу. Пригласил съездить, когда появимся в Англии вновь. Рассказывал о своей поездке в Чили (ещё при Альенде), крыл матом британское посольство в Сантьяго и вообще всю английскую дипломатическую службу, которую обещал всю разогнать, когда будет у власти.

Он яростный и немного отчаянный, хотя хитрый англичанин в его характере ни на секунду не выпускает его из своих рук. Во всём он ищет реальную выгоду, иначе - «несерьёзно». Он никогда не позволяет фамильярности (к которой мы, советские, склонны, как только атмосфера принимает дружеский оттенок). Но он естественен и без всяких протокольных предрассудков. Быстрый и практичный умом, со своим рыжим пробором и не классически английским лицом. Сложившиеся отношения с ним - нечто совершенно необычное и, казалось бы, немыслимое между коммунистами и социал-демократами. Как далеко мы ушли за последние годы от сталинских табу. Но, увы! Это касается, хотя и реальной, но закулисной стороны политики. А для миллионов наших партийных активистов и «учёных» (типа Трапезникова) - всё стоит на месте. Достаточно взять любую «солидную» книжку о социал-демократии издания 1974 года.

В воскресенье 1 декабря - совсем свободный день. Рано выехали с Мишей: Сити, Флит-стрит, дракон на границе Сити, где до сих пор королева, проезжая платит 1 пенни пошлину; собор Святого Павла Христофера Рени, зашли внутрь послушали службу; окраины Лондона, старый вокзал, библиотека Маркса, где работал Ленин, на пустынной маленькой площади, а рядом XVI века каменная поилка для лошадей. Воскресная ярмарка. Гринвич - въезд в эту деревню: огромная зелёная лужайка, а посредине одно ветвистое дерево, по её периферии ряды домов, разноцветные, островерхие. Прямо лубочная картинка с гостиничной стены. Парк вверх к обсерватории. Старые её здания. И главное - где меридиан! И часы с 24-мя делениями - те, что дают ориентир для всего мира - гринвичское время! Это - Англия! Обсерватория стоит на холме. Вниз к Темзе широкая «лужайка». На самом холме памятник Вольфу - завоевателю Канады: «от благодарного канадского народа». Это тоже Англия.

Внизу за лужайкой королевский военно-морской колледж: старинный дворец. Спустились вниз. Слева от колледжа на вечной стоянке в сухом доке «Cutty Sark» - последний парусный клипер, самое быстроходное парусное судно, какое знала история, с очень славной военной биографией, десятками побед и прочим служением «родине и империи». Создание это (ощущение, что это живой организм) красоты необычайной по гармоничности и целесообразности своих форм, стремительности и энергии всего своего вида, с килем высотой с его собственные мачты. Великолепное произведение искусства. Это тоже Англия.

Вернулись в город по мосту Тауэра, мимо самого Тауэра, мимо последнего крейсера второй мировой войны - на вечной стоянке, мимо памятника по случаю «спасения» от пожара, от которого в 1666 году сгорел почти весь Лондон. Ринулись в Национальную галерею. Она менее богата, чем Лувр, Римские, Флорентийские, но разнообразнее, чем две последние. Скорее напоминает Эрмитаж. Там много самых, самых знаменитых картин. Много итальянцев, французов, фламандцев, голландцев. А самих англичан всего два небольших зала. Они «хитрые» - держат в своих загородных домах, в частных коллекциях. Рейнольдс, Лоуренс, Гейнсборо, Хогарт. Портреты потрясающие. Особенно Гейнсборо «Mrs. Siddons» - красивейшая породистая англичанка, длинноносая и полногрудая, рафинированная аристократка.

Британский музей. Оставался час до закрытия, но если и бегом, то всё равно колоссальное ощущение по сравнению с нашими жалкими черепками и копьями. Да, обобрали весь мир. Но цивилизация от этого получила ни с чем не сравнимый выигрыш. И заметьте: с XVII-XVIII века за завоевателем в любой край земли шёл учёный, собирал, выискивал, вёз домой, изучал, систематизировал и сохранял. Если б не Британский музей с его награбленным больше половины того, что там есть, пропало бы за последние два века безвозвратно - и для мировой культуры и самопознания человечества и, кстати, для самих народов, которые теперь стали тоже (или становятся) цивилизованными.

Вечером «Эммануэль» - фильм того же автора и в том же стиле, что и «Последнее танго в Париже». Я на нём заснул!

Понедельник 2-го. Сначала в посольстве. Сочинение шифровки. Она шла «поверху» и я довольно откровенно изложил на 6 страницах свои выводы и наблюдения. Утром следующего дня проводы. Семёнов в порядке извинения за то, как встречали, организовал это по экстра классу. А в Москве в тот же день опять доклады и статьи Пономарёва, опять ничего не готово: от чего уехал, к тому приехал.

АПЛОДИСМЕНТЫ СТАЛИНУ

5 декабря 1981 г. Вчера в Кремлёвском дворце отмечалось 40-летие битвы под Москвой. Аплодисменты Сталину (показанному на экране). Бурные – в зале. Все встают. Удивление Брежнева: как это, мол, в честь кого-то ещё могут вставать и устраивать овации. Нехотя приподнялся. Почему-то Гришин не упомянул сибирские дивизии. С одной стороны – да, хорошо, что чтут память о 41-ом годе. Но с другой, ностальгический патриотизм - единственное, что может сейчас вызывать неподдельные чувства единства. А настоящее – в Москве уже нет масла...

Сегодня субботник. Давки в метро, а над эскалатором – Зыкина про «Малую землю»... Нарочно не придумаешь! Впрочем, заметил вчера в Кремле, не очень-то горячо хлопали при произнесении его (Брежнева) имени. Дежурно, по установившейся норме... При всем старании подхалимов битву под Москвой никак оказалось невозможно связать с его именем. Но – окупится! Приближается его 75-летие!

23-28 ноября в Праге. Совещание 90 партий по журналу ПМС/«Проблемы мира и социализма». Японцы нас крыли... Но все остальные – прелестно. И за Совещание МКД делегаций двадцать высказались. А зачем оно?.. И много ли значат многие из этих 90 партий?! Да и зачем красный флаг над действительно большим антивоенным движением.

Чехи. Чехословакия ломится от жира и довольства. 86 кг. мяса на душу населения. Рядом голодная и злая Польша. И всё это – социалистическое содружество во главе с нами.

Меньшиков и Богданов в Венгрии на семинаре по американской политике в отношении Восточной Европы. Мой друг Дьюла Хорн высказался там о нашей политике в отношении «друзей»: «С союзниками так не поступают». И Венгрия обратилась в МВФ.

Выборы в Академию. Брутенц, Шмидт, Волобуев клянчат... К Б.Н.’у шлют меня замолвить за них туда. Стыд и срам. Впрочем, вписывается в общий нравственный распад. Трухановский рассказал, как Бромлей преграждает ему путь в академики: Рыбакову (академик – секретарь исторического отделения АН СССР) сказал, что у него (Трухановского) жена еврейка. И тот стал проверять. Пригласил в гости с женой. А потом попросил, чтоб дочка, студентка истфака, подошла к нему на факультете. Трухановский написал записку, запечатанную, которую она должна была передать Рыбакову («Вашу просьбу, мол, выполняю. Вот моя дочь»). Не знаю, убедился ли Рыбаков, что обе - и жена, и дочь – еврейки. Как он будет теперь голосовать – неизвестно.

Б.Н. в самолёте на обратном пути был откровенен и рассказал, что идеология и классовый подход в отношении Югославии в 1948 году – чистая липа. Просто Тито оказался слишком знаменитым! И Сталин сказал: «Пальцем шевельну – и его не будет». Долго рассказывал нам о деле Сланского. Сам расследовал потом (после 1953 года), разговаривал с теми, кто вёл следствие (кгбэшники): и как на духу признали, что все - чистыий фарс. О Ласло Райке: всё очень просто – воевал в Испании, а в 1948 году где-то случайно встретился с каким-то сербом, с которым вместе воевал в интербригаде. Вот и дело готово: «заговор».

Разошёлся наш старик (Пономарёв). И тем больше он являет собой загадку сталинской эпохи. Возмущён делом Сланского, но столь же негодует по поводу разоблачений, которые сделал чешский журналист своей книгой и фильмом «Признание»..., хотя там – чистая историческая правда. Здесь весь Пономарёв – не хочет присутствовать при распаде «своей империи» (т.е. МКД) и поэтому верно служит тому, кто «сейчас» наверху.

Ноябрьский Пленум ЦК и сессия Верховного Совета. Опять всё то же самое. «Лучше работать». Старческие призывы. И уже ни у кого охоты нет выступать хоть на 10% откровенно, взывать, критиковать. Бессмысленно. А между тем по Москве идут разговоры «о цыгане». Это любовник дочери Брежнева. Давний. Муж – Чурбанов, которого сделали первым замом МВД и кандидатом в члены ЦК, в курсе и, конечно, терпит. Но этот цыган попался (в составе шайки) на валютных операциях с заграницей. Завели было дело. И вдруг... дело закрыли, а цыгана устроили артистом в Большой театр. Очень похоже, что не сплетня, учитывая любвиобилие Генерального по родственной части.


Навесили друг другу значки – «50-летие пребывания в КПСС»... Рок-опера в Театре Ленинского комсомола «Юнона и Авось» по Вознесенскому. Талантливо, мощно, модерно-патриотично. Россия не погибнет, потому что при каждом кризисе она впадает в патриотизм, почти фанатичный.

Визит в Бонн. Переговоры в Женеве о сокращении вооружений. О чём речь, когда 40% нашего национального дохода идёт на военно-промышленный комплекс. И необратимо... Вот в чём вопрос. Ибо – завоёвывать нас никто не собирается. Статья знаменитого Кеннана (мол, образумьтесь! О каких ценностях и тут и там вы печётесь? Что и вы, и они можете предъявить друг другу действительно заслуживающего того, за что стоило бы умереть!).

ЯКОВЛЕВ: «Я ОКОНЧАТЕЛЬНО УБЕДИЛСЯ, ЧТО ГОРБАЧЁВ ИСЧЕРПАЛ СЕБЯ»

5 декабря 1990 г. В Волынском-II. Вчера произошло событие, достойное упоминания - провальное выступление президента в Верховном Совете. Он просто мямлил, ничего не сказав нового по сравнению с 8 пунктами, оглашёнными 18 ноября... при полном равнодушии и даже пренебрежении в зале. Чтобы успокоить насчёт продовольственного положения, что-то сумбурно вычитывал из министерской справки о макаронах, о товарной рыбе на декабрь и март. Мы с Яковлевым и Примаковым оказались в одной комнате, когда шла передача по «Маяку» и пришли в ужас: что, как и зачем он всё это говорит?! С такими же и ещё худшими впечатлениями приехали с заседания из Кремля Шаталин, Медведев, Игнатенко. Шаталин кричал: «Все были в шоке. Хотя весь этот Верховный Совет г…венный... И куда делись русские таланты?» Медведев заметил: «Горбачёв слишком перегружен, обозлён, растерян». Яковлев, совсем удручённый, шепотком сказал мне: «Я окончательно убедился, что он исчерпал себя».

См. предыдущую публикацию: «А между тем бушует Прибалтика, в Армении и Азербайджане за неделю около 50 убийств. Идёт сплошной межнацразбой, 50 000 беженцев, дети на морозе, разграбленные дома и квартиры, сплошная забастовка, диверсии на транспорте и т.п.» Что было в Кремле 4 декабря в: 1976, 1977, 1983 и 1988 годах.

Ещё на эту тему

Горбачёв поставил на обсуждение статью Нины Андреевой в «Советской России»

FLB: «Лигачёв слушал, красный, как рак, стал врать, что к этой статье отношения не имел. На самом деле всё не так... Лигачёв на совещании редакторов в ЦК размахивал статьёй и говорил: вот линия партии. Что было 26 марта: в 1972 и 1988 годах»

ХДС перекупили пару социал-демократов и «Свободных демократов»

FLB: «В бундестаге решалась судьба правительства Брандта. Все зависело от одного-двух голосов. К счастью Брандт «победил», хотя и двумя голосами!» Что было 27 апреля в 1972, 1985 и 1991 годах

«Исчезла охота писать»

FLB: «Мысли одни и те же. Да и факты– те же. Например, Брежнева уже в открытую называют «великим вождем партии и народа». А он сидит – на экране телевизора – жалко и тупо улыбается, не очень, видимо, соображая что к чему». Что было в Кремле 29 октября  в 1977, 1978 и 1989 годах.

Где-то возле Шатуры горит торф и вся Москва и Подмосковье - в синей пелене дыма

FLB: «Солнце даже не пробивается через неё... Опять день за днём по 35-36 градусов».
Что было в Кремле 8 августа: в 1972, 1982 и 1984 годах

Мы в соцсетях

Новости партнеров