Из дневников Анатолия Черняева - заместителя заведующего Международного отдела ЦК КПСС (1970-1986 гг.), помощника Генерального секретаря ЦК КПСС и помощника президента СССР Михаила Горбачёва (1986-1991 гг.). См. предисловие здесь.
СЛАБОРАЗВИТЫЕ СТРАНЫ ДОЛЖНЫ НАМ 26 МИЛЛИАРДОВ
5 июля 1985 г. Замучился с текстами для Пономарёва и с запиской по поручению Горбачёва - «о правах человека»... Полтора месяца сочиняем и согласовываем с ведомствами.
- Письма компартиям о задолженности слаборазвитым странам. Вчера Б.Н. (Пономарёв)поставил проект на совет замов. Разноголосица от непонимания. По инерции даже Загладин предложил послать и революционным демократам. Но мы с Брутенцем сказали stop: это был бы огонь на себя,они нам должны 26 млрд. А мы хотим списания долгов только в отношении Америки и Ко
- Памятка и проч. бумаги для встречи с английскими парламентариями (Кэркшоу). Но это все – текучка.
Был, однако, и «музыкальный момент», о котором Пономарёв со сладострастием рассказал на том же совещании замов. Во-первых, потому что он не любит Рахманина. Во-вторых, в назидание Загладину, который сплошь и рядом печатает статьи без ведома Пономарёва. А произошло следующее.
21 июня в «Правде» появилась статья «Владимирова» о социалистическом содружестве, назидательная и с очевидным критическим подтекстом в отношении Венгрии, ГДР, не говоря о Румынии. Там было и про «националистические настроения», и даже про «русофобию», и про «модели» и «реформы», и даже «дисциплине», не говоря уж о пролетарском интернационализме в классической форме!
На статью сразу же обратила внимание американская, английская, ФРГ, французская, итальянская пресса. Что бы это, мол, могло значить? Истинные мысли Горбачёва или оппозиция горбачевизму? Мол, для себя он позволяет реформы, а вассалам – ни-ни, в строй по форме. Дали знать о своём недоумении и из Будапешта и Берлина...
И вот в субботу (29 июня) на ПБ Горбачёв заявил: что же это, мол, получается! Мы говорим, что укрепление соцсодружества – самое приоритетное направление нашей политики, проявляем максимум гибкости и деликатности, чтоб сплачивать его, устранять всякие недоразумения, укреплять доверие и т.д., а тут раз – и всё насмарку. И мне уже пришлось оправдываться – придумал предлог, чтоб поговорить по телефону с Кадаром и Хонеккером и вроде бы между делом дал им понять, что «эта статья не отражает мнения руководства». Таким образом, приходится выкручиваться.
- Вы, спрашивает М.С. у Русакова, знали об этой статье, о том, что она готовится у вас в Отделе? Ведь её автор, «Владимиров», Ваш первый зам, член ЦК – Рахманин?!
- Нет, ответствует Русаков.
- А вы, обращается М.С. к Зимянину, знали, что в центральный орган ЦК, в «Правду» дана такая статья?
- Нет, - отвечает другой Секретарь ЦК, ответственный за прессу.
- А ты, говорит он Афанасьеву, ты что, не понимал, что делаешь? Почему ты не разослал эту статью по ПБ или хотя бы секретарям?
Главный редактор «Правды» мямлит, ссылаясь на пробивную силу Рахманина и на то, что он первый зам. Отдела соцстран и должен понимать, что он делает.
- Так вот, парирует Горбачёв... Во-первых, полное безобразие, что зав. Отделом (Русаков) не знает, что у него делается в Отделе. Во-вторых, зачем нам нужны такие работники в аппарате ЦК, которые самоуправствуют по крупнейшим политическим вопросам, а мы за них должны расхлёбываться. Такое поведение заслуживает немедленного увольнения из ЦК... Но поскольку это впервые (вот тут М.С. слукавил... не может он не знать, что Рахманин, например, в китайских делах проводит «свою» политику - наперекор ЦК и во вред государственным интересам!)..., ограничимся строгим предупреждением. (См. запись Анатолия Черняева от 29 мая 1982 года «Рахманин с помощью Политбюро решил утвердить себя в качестве Лысенко для китаеведения»).
Думаю, не будь это Рахманин, любой другой слетел бы тут же. Что-то, кто- то за ним стоит... Однако, ясно одно: теперь Олегу Борисовичу не светит не только стать Секретарём ЦК, куда он явно метил по всему его поведению, а и зав. Отделом вместо своего болезненного шефа – Русакова. Понятен теперь и «призыв» ко мне этого последнего, когда он в лифте так интимно попросил «найти ему хорошего заместителя».
Есть всё-таки справедливость – зарвавшиеся зарываются. Идущая от нашей Великой революции, от Ленина идейность живёт, несмотря на то, что её мордовали и так , и эдак, и топили, и вывёртывали, и превращали в свою противоположность... Жива она – в порах партии, общества... И прорывается на изломах в его развитии, какой мы сейчас переживаем.
Сашка Яковлев на сегодняшнем заседании ПБ сделан зав. Отделом пропаганды. Реваншировал он всех своих врагов... Особенный кукиш получился Демичеву. Звонил мне. Говорил о «сотрудничестве», даже просил помощи при начале - хитрит, льстит, широк, потому что рад, а, впрочем, и я тоже что-то сделал, чтобы справедливость в отношении него восторжествовала. Но дело ему предстоит ох, как трудное.
ОХ, ДАЛЕКО ПОЙДУ. НЕ ОТСТУПЛЮ... НЕ ДРОГНУ. ГЛАВНОЕ – НЕ ДРОГНУТЬ
5 июля 1987 г. Жизнь так плотна и так скоротечны дни, что, оказывается, прошло уже больше двух недель с прошлой записи. И восстановить даже хронику, наверно, невозможно.
23 июня – М.С. выступил перед женщинами. Не очень, кажется, был доволен, как говорил (он, действительно, устал и подъёма не было – особенно в первой «женской половине» текста, завёлся, когда стал совестить Запад по РСД и ОТР... Очень ему понравилась идея: «слово и дело» – наша и их программа. Это и обратило на себя внимание западной прессы).
Потом мне говорит: взволновало меня, как принимали. Понимаешь, со всего мира, чёрные, жёлтые и проч. заморочены антисоветским мусором. Что они о нас знают? А как приветствовали меня... потом.... эти дети... американка их вывела. Ты знаешь, я не чувствительный, но тут чуть не прослезился... видел? (Да, видел, все видели, как он отвернулся от TV и вынул платок). И ладно бы только: «Горбачёв, Горбачёв, Горбачёв!!» Кричат: Раиса! Что она им? Вот ведь, Анатолий, политический фактор получается. Только наш обыватель никак не может примириться, ... да и не только обыватель.
Я ему в ответ рассказываю (со слов Гусенкова, который сопровождал Р.М.) – как потом, когда он ушёл с Конгресса, окружили Р.М.... вынудили с ходу дать несколько интервью разным газетам, как она – то с одной, то с другой, стайки вокруг неё. Умело ведёт себя – учительница! Да и образование есть.
24 июня, помнится, я бешено готовил материалы к Пересу де Куэльяру и Радживу Ганди, которых он принял 29-ого.
Пленум. Думаю, что событие в судьбе страны большее, чем переход к НЭП’у в 1921 году. Ибо НЭП, оказалось, можно было завалить... Не видели, чем это кончится. Опыта не было. Считали, что раз предыстория перешла в «подлинную историю», когда человек сам её творит, а не раб объективных законов, - со страной можно делать что угодно, стоит только хорошо захотеть.
Теперь возврат к сталинизму невозможен, ибо если это сделаем в третий раз, то гибель социализма обеспечена... и нам дорога – в третьеразрядную страну. Но откаты возможны, а главное – опасно топтание, которое затопчет ростки нового. Они ещё очень слабы. И Пленум это показал. Одни (главным образом, с низов: председатели колхозов, директора и т.п.) горячо и страстно «за»... Но они – нутром. Вагину, например, (председатель колхоза из Горьковской области) не надо перестраиваться - он от рожденья перестройщик, т.е. за здравый смысл. Но, конечно, всей исторической и философской (модное словцо) глубины начатого не понимает. Может, это ему и не нужно.
Или, скажем, Никонов – президент ВАСХНИЛ. Умный, порядочный, образованный, даже «народный». У него профессиональный подход – заставить землю работать, кормить людей. А как в результате этого самого «заставить» сложится общество – его не касается. Об этом он, кажется, и не задумывается. В общем-то не так уж страшна такая позиция. Своё, нужное перестройке дело, он будет делать, как профессионал, хорошо.
Беда в другом, в том, что члены ПБ – Щербицкий, Воротников и первые замы предсовмина, секретари обкомов не понимают, что происходит. И хотя произносят хорошие слова о революции, о переломе и т.п., видно, что для них это всего лишь служба, а не участие в революции. Они не лидеры процесса на своём уровне, а дисциплинированные чиновники, которые будут приспосабливаться к процессу, а не формировать его, он вроде сам собой пойдёт. Перестраивать общество они не умеют. Они – из старой структуры, по сути - сталинской схемы руководства. Никонов (однофамилец вышеупомянутого, член ПБ, секретарь ЦК по сельскому хозяйству) – другое дело. Хитрый М.С. не случайно сделал его членом Политбюро. Этот человек мягкий, абсолютно отрешённый от личного интереса, кстати, внешне и по характеру похож на артиста Леонова. Знает нашу аграрию на полтора аршина вглубь. И всё понимает. Этот мягкий, добрый человек как раз и будет делать разрушительную часть работы. Такую заявку он и сделал в своём выступлении на ПБ. Главное для него – раз и навсегда пресечь вмешательство в сельское хозяйство кого бы то ни было (кроме науки) – партийных, советских, промышленных, административных и прочих начальников. А потом, когда народ накормим, посмотрим, что из этого получится с точки зрения социально-политической.
Горбачёв трижды передиктовывал свой доклад. Жил им днём и ночью две недели перед Пленумом. Продумывал все в деталях, то и дело звонил, размышляя вслух – как откликнется, как воспримут, поймут ли, и надо ли вообще, чтобы все всё поняли. «Сам до конца не понимаю», - волновался он.
Доклад, действительно, - поворот (во всем, в самом ленинизме). Если внимательно читать и видеть не только то, что в строках, а и за ними в несколько пластов, то взрывной, революционный характер доклада очевиден. А прения? Они не только не на уровне доклада, они даже не на уровне повестки дня Пленума.
В среду, 1 июля, было заседание Политбюро. Делали выводы из Пленума. Глубок и откровенен был премьер Рыжков. Он понимает о чём речь. Именно поэтому сказал, что даже на таком Пленуме, который превзошёл всё, что Запад и наши люди могли ожидать, мы не сказали всей правды, а только полуправду – о том, в каком состоянии мы находимся и как невероятно трудно идёт налаживание нового экономического механизма.
Всех беспокоит, что придётся повышать цены. Лигачёв, между прочим, сообщил, что цены на рынках выше, чем в прошлом году, снабжение Москвы овощами, фруктами, тоже хуже, выращенной продукции загубили уже больше, чем в прошлом году. И это – вопрос большой политики. Здесь – судьба перестройки.
Рыжков добавил: трудно было идти к такому Пленуму и поражает, как быстро Михаил Сергеевич сумел подготовить такие свои позиции. Но ещё труднее будет идти дальше, претворять в жизнь идеи Пленума. Это не на месяцы, а на годы.
По ходу дискуссии, Горбачёв вдруг говорит: «Получил я письмо от Шмелева, ну это тот, который в «Новом мире» статью выдал об угрозе безработицы и о котором меня спрашивала избирательница на участке, помните?.. Вот ведь – народ интересуется всем, равнодушных всё меньше. Так вот, этот Шмелев в письме признается, что наговорил лишнего, хотя и настаивает, что с бездельниками надо что-то делать, клянётся, что готов служить перестройке верой и правдой, благодарит за то, что я так снисходительно обошёлся с ним, отвечая избирательнице. Ничего, и такие люди нам нужны. Пусть! Надо все мозги уметь использовать. И не нервничать. И никого по голове сразу не стукать, если нам что не понравилось». (Между прочим, Арбатов мне признался, что он «организовал» это письмо, а потом текст редактировал).
На Пленуме выводили из ЦК Кунаева (первый секретарь компартии Казахстана). До начала заседаний он в фойе схватил меня под руку, бодрый, самоуверенный: «Ты, говорит, скажи Михаилу Сергеевичу, чтоб он меня принял, не надолго, на несколько минут. Сделай по старой дружбе. Помнишь, как мы с тобой хорошо в Англию съездили. (Мы, действительно лет десять назад ездили с ним на съезд Великобритании. Запомнил я его рассказ тогда, как, будучи студентом в Москве, он наблюдал с того берега Москвы-реки взрыв храма Христа Спасителя).
На заседании Лигачёв зачитал просьбу ЦК компартии Казахстана о выводе Кунаева из ЦК КПСС, изложил претензии к нему, дал характеристику, каким он, мол, на самом деле оказался. Кунаев попросил слово. Горбачёв дал ему говорить. И тот нахально, наступательно стал себя превозносить: это именно он открыл геологические недра в Казахстане (Кунаев по специальности геолог), это он осудил националистическую книгу «История Казахстана», это он построил чёрную и цветную металлургию в республике, это он сделал города современными, это он и т.д. и т.п. А что касается «этих декабрьских событий, то подумаешь! Мальчишки какие-то выскочили на улицу и из-за этого его так... Остановитесь, товарищи, не допускайте поспешности»...
М.С. никак не мог его унять; видно было, как он сдерживал своё возмущение, называл всё время по имени отчеству...
После этого выступили «экспромтом по бумажке» три казаха... и «привели факты». Впрочем, поведение Кунаева было самым мощным фактом. Тайное голосование. Он ушёл до объявления результатов: из 299 – 298 за исключение.
Пленум Пленумом, а служба моя должна была идти: на неделе один за другим – 29-го – Перес де Куэльяр, 1-го – Картер, 2-го и 3-го – Раджив Ганди, а 7-го – Вайцеккер, которому М.С. придал очень большое значение, ибо – Германия.
Я насобачился готовить такие материалы на основе того, что давали МИД, Международный отдел ЦК и кое-кто из специалистов, и, конечно, ведомства: Каменцев, Ахромеев, Чебриков. Но мысль там должна быть горбачёвская. Почти всегда из прежних разговоров, из его выступлений на ПБ, из разных других его реплик «по случаю», из постоянного общения с ним, я представляю себе, что он думает, какова его позиция по той или иной теме. И сейчас уже редко ошибаюсь...
Хотя он в ходе бесед (никогда, кстати, не читает текстов лицом к лицу с собеседником, даже не держит их открытыми, а лишь иногда заглядывает, чтоб начать новый вопрос) далеко отвлекается от подготовленного и неожиданными поворотами делает беседу глубокой, богатой мыслями. Впрочем, полюбившиеся ему пассажи он повторяет разным собеседникам.
Так было и с де Куэльяром, и с Картером, который оказался довольно постным, занудным субъектом. Смотрел я на него и думал, как же это, чтоб такой человек был президентом супер-державы, от которого зависит судьба человечества? А потом остановил себя – а у нас самих какие субъекты были во главе!?
Но я о другом. Кто бы не сидел против М.С. (за исключением, пожалуй, представителя Каддафи) – они верят ему, и такое ощущение, что они не говорят с другими «великими» лидерами, например, с Рейганом, Миттераном, Дэн Сяо-Пином, даже с Тэтчер так искренне...
Они верят, что он хочет делать именно то, что говорит им, а также и публично. Другое дело – что не может всего сделать, даже большей части того, что говорит.
В беседе с ним невозможно лукавить, играть. Он открыт и обезоруживает любого «классового» противника, потому что всем своим поведением приглашает его быть прежде всего нормальным человеком.
Индийский фестиваль в Москве его окончательно замотал: к тому же он терпеть не может «протокол». Зашёл я к нему спросить: когда один на один с Ганди это действительно один на один, как в Дели было, или – с помощниками. Он сидит, откинулся, слабо улыбается. «Да, приходи, чего там... и Раджив, наверно, будет с помощником. Знаешь, устал я до предела. Допоздна каждый день. Себя уже не чувствую. А дела наваливаются и наваливаются. Ничего не поделаешь, Анатолий, надо. Такое дело начали! Отступать некуда. А Пленум какой! Ох, далеко пойду. Не отступлю... не дрогну. Главное – не дрогнуть. И не показать, что колеблешься, что устал, не уверен... И ты знаешь, что обидно: не хотят верить, что я выкладываюсь для дела. Завидуют... Зависть, понимаешь, страшная вещь»...
(Кого он имел в виду, я, конечно, не стал переспрашивать. Только заметил, что русскому характеру, как правило, зависть не свойственна. Но то, что «вы имеете в виду, заметил я, - это наследие нравственного перерождения общества, которое – от Сталина»).
Он: Опять ты туда же. Хотя, впрочем, прав. Сталин – это не просто 37 год. Это система, во всем – от экономики до сознания. Восторгались все, что у него коротки фразы. И не заметили, что – короткие мысли, которые и отлились потом нам всем... до сих пор! Всё – оттуда. Всё, что теперь надо преодолевать, всё оттуда! Так-то вот.
Но он не очень последователен в этом. Я уже говорил выше – сколько стоило мне уговорить его сделать оговорку – что не всё в (сталинскоий) командно-административной системе было оправдано обстоятельствами (в докладе на Пленуме)... Фразу он вставил, но не то, что я предложил, а в очень ослабленном виде... Боится, что его обвинят (!) в очернительстве, в нигилизме к прошлому. Может быть, тут действует инстинкт осторожности: раз он изготовился очень далеко пойти от того социализма, какой у нас есть и был, то считает, тактически правильно не дистанцироваться от того, что сделано было в стране, неважно, каким способом! Может быть это. А ещё, как я заметил: от парадоксального чувства любви к народу, уважения к нему.
На ПБ 22 июня был такой всплеск. Лигачёв по какому-то поводу (обсуждался доклад М.С. к Пленуму) понёс «очернителей» нашего прошлого, помянул опять Юрия Афанасьева, академика Самсонова (Яковлев мне вчера сказал, что он, Егор Кузьмич, поручил собрать на них «материальчик»). Другие поддакнули: Соломенцев, Воротников, Громыко. И М.С.’а понесло в эту сторону: самая, мол, большая политическая ошибка – это допустить неуважение к народу, а он..., не жалея себя, голодный, рваный, одна рубашка на смену, обрился наголо, чтоб вши не завелись, работал, ничего для себя не оставляя, не рассчитывая даже воспользоваться плодами своего адского труда – строил страну, готовил её против фашизма, боролся за идею... А мы что ж теперь, такие умные, - дёгтем?! Мол, не то делал! Нет, тут надо очень осторожно. Уважение надо иметь к народу.
Я сидел слушал и злился. Пришёл потом к себе и продиктовал на 5 страницах о том, как Сталин «уважал» народ: уничтожил самого старательного мужика -крестьянство – лучшую часть деревенского народа; подставил своей игрой с Гитлером и попыткой его умиротворить 3-4 млн. солдат под фашистские танки и плен летом 1941-го; и как он «уважил» партию, ликвидировав всех, кто сделал революцию и начал социализм в России.
Послал ему. Он прочёл. Но – ни слова, хотя вчера, когда обсуждали «Книгу» - видно было, что что-то у него зацепилось. Думаю, и насчёт «зависти» - в этой связи. На днях «Би-Би-Си» дала большой материал о подготовке к изданию книги Троцкого «Сталин», которую он не успел закончить: его герой его пристукнул. Так вот там – «зависть», как главная черта Сталина на протяжении всей его политической жизни. «Зависть серости» к любому неординарному. Думаю, что М.С. заговорил о зависти к себе по этой ассоциации.
Такой эпизод, уже к вечеру 3-го июля, второго дня пребывания Ганди. Прошли две беседы, на которых я был, был 2-го ужин «в узком кругу» в Ново-Огарёве (плюс Раиса Максимовна), а на 3-тье, перед митингом дружбы в Лужниках, был назначен «обед» в индийском посольстве. Часа за полтора звонит мне М.С.
- Ты где?
- На работе, как видите.
- Знаешь, Ганди мне сейчас говорит (когда они шли по Соборной площади), что нам, мол, с вами ещё речи говорить придётся ... на этом обеде. А я ничего не знаю... Да, вчера мне Воронцов говорил об этом. Но я его попросил уговорить Ганди, чтоб без речей, а просто краткие тосты «за здоровье» и т.п.
- Ну, и что Ганди?
- Не знаю.
- Позвони сейчас при мне Воронцову.
- Звоню.
- Его нет, уехал куда-то к индийцам.
- Ну, тогда давай речь.
- Не могу. Все слова и мысли уже израсходовал в адрес «Великой Индии» и её лидера.
- (Хохочет).Ничего. Не умрёшь. Давай пару страниц сочини сейчас и пришли. Я – в Кремле у себя. И положил трубку.
Я позвал Тамару и сходу начал ей без запинок диктовать. Записала, отпечатала. Я поправил. Всё заняло минут 20. Отослал ему. Реакции никакой. А у меня твёрдое правило: не спрашивать у него о результатах моей работы. Никогда и ни в какой форме.
Часов в 9 пришёл домой. Вдруг вертушка. Звонит из Лужников (там открытие, празднества, танцы-манцы)
- Анатолий Сергеевич, Михаил Сергеевич просил вот эту речь, которую он произнёс на обеде в индийском посольстве, передать в печать, а также перевести на английский язык, чтобы вручить Ганди до его отлёта.
- Что - так вот, в том виде, как я ему посылал?
- Да, именно так.
Дела! Время около 11-ти, газеты свёрстаны, Ганди улетает в 0.15. Единственная копия у меня в кабинете. Позвонил в ТАСС, предупредил. Вызвал машину. Примчался на работу. Ксерокса нет. Машинисток – никого. В МИД’е один дежурный – переводчиков – нуль. Отправил, что было в ТАСС, газеты задержали. По TV из ТАСС сообщили этому горе-дежурному в МИД.
На другой день в 11 часов М.С. собрал у себя Яковлева, Фролова, Болдина и меня.
- Что будем делать с «Книгой»? (которой я занимался в марте на даче Горького). Все пришли к выводу, что и в таком, сыром виде она произведёт сенсацию. Но критиковали, советовали, рекомендовали, обогащали. Договорились, что 10 июля я выезжаю опять на дачу в Серебряный бор и за месяц доделываю. А начал он совещание с того, что рассказал, как было дело с этим «тостом» в индийском посольстве, и что Ганди буквально потребовал, чтобы он был опубликован – и в Москве, и в Дели. «Вот ведь, говорит, самые удачные вещи получаются экспромтом».
См. предыдущую публикацию:«Пономарёв заменил «социализм» на «социальный прогресс. Согласился со мной, что не след ему сейчас вылезать с темой о вхождении коммунистов в правительство». Что было в Кремле 4 июля 1975 года.
