По 100 рублей каждому, и это на два дня!

Из дневников Анатолия Черняева - заместителя заведующего Международного отдела ЦК КПСС (1970-1986 гг.), помощника Генерального секретаря ЦК КПСС и помощника президента СССР Михаила Горбачёва (1986-1991 гг.). См. предисловие здесь.

ПОЧЕМУ У ВАС ВСЕ ЕДИНОГЛАСНО «ЗА»?

20 февраля 1973 г. Пономарёву готовили доклад для международной конференции в Берлине по поводу 125-летия «призрака», который тогда «бродил по Европе». Кроме того, он же будет открывать конференцию в Колонном зале. А когда мне предложили поехать в Бонн на аналитическую конференцию ГКП, Пономарёв бумагу отложил. А в разговоре со мной об этом, проговорился: «Ведь это же значит, что вам готовится к своему выступлению надо»... Он не хочет, чтоб я тратил время на себя, тогда как ему нужен для себя «свежий, интересный и содержательный текст».

Приехала большая делегация КП Англии. Видимся с нею. Они дотошные: везде - в райкоме, в оргпартотделе ЦК, у писателей всё спрашивают, почему у вас все единогласно «за»? Неужели так уж все одинаково со всем согласны? Ведь, если, положим, до снятия Хрущёва вы спросили бы у народа, он наверняка сказал бы про все его деяния «за». А через неделю сказал «за» его снятие! Мы им говорим: а вы хотели бы у нас парламентских спектаклей? И чтоб по каждому вопросу - референдум?

Завтра начинается закрытая встреча европейских компартий по молодёжи. Хоть я и принимал участие в её подготовке, не пойму, что там закрытого... Ни «о себе», ни «о других» мы не ставим никаких проблем молодёжи. Даже, собственно, практическая цель не ясна, просто надо демонстрировать самим себе и партиям международную активность МКД (международного коммунистического движения).

Встречал ирландку, которая приехала на молодёжную встречу (Эдвин Стюарт). Она мне говорит в машине: третьего дня трёх католиков убили у нас в доме. Боюсь за дочек (10 и 18 лет). На воскресенье мы их отправляем из Белфаста в другие города, к родным. В воскресенье протестанты особенно неистовствуют. Да и вечерами всё время неспокойно на душе: я и Джимми (муж) то на митингах, то в разъездах. Они одни обычно дома. Ей самой лет 40.

В воскресенье были лыжи в Успенке. Это первый в эту зиму настоящий лыжный день. Я стремительно мотался по всем своим разведанным в прошлом году лыжням. Три часа - до полного изнеможения. А вечером пришлось встречать английскую делегацию (с Капитоновым!) и ужинал с ними.

Подписывая сегодня бланки на выдачу карманных денег прибывающим на «молодёжную встречу» (по 100 рублей каждому, и это на два дня! При полном пансионе и прочем сервисе), я подумал: ведь это всё «за счёт тамбовского мужика». Пожалуй, ни одна другая страна не выдержала бы так долго долг интернационализма. И он давно бы загнулся совсем, если бы революция (главная) произошла не в России, а, допустим, в Германии или во Франции.

ИДЁТ РАСКАЧКА ЖЁСТКОЙ СИСТЕМЫ, ХОТЯ И ПОД ВИДОМ НАВЕДЕНИЯ ПОРЯДКА И ДИСЦИПЛИНЫ

20 февраля 1983 г. В среду на Дачу Горького приезжал Пономарёв, накануне обхамивший текст по телефону. Однако, в присутствии «посторонних товарищей» держался прилично (может быть, потому, что прочёл к приезду сюда весь текст, а не с пятого на десятое). Потом даже, как обычно, ударился в реминисценции, связанные с этой дачей... Как туда, к Горькому приезжали Сталин и Ворошилов, и как молодой Минц (нынешний академик), «стоя вот на этой веранде» шесть часов докладывал о тексте I тома «Истории Гражданской войны»... О Ярославском, - почему он «сохранился» (благодаря Орджоникидзе, которого тот спас в Якутской ссылке) и как несколько месяцев громили его четырёхтомник «Истории ВКП(б)» за одну фразу: что Сталин до возвращения Ленина в Россию занимал не совсем правильные позиции.

Но это всё присказки. А сказки – в нашей работе. Наговорил указаний, которые меня раздражали, а остальные воспринимали с пониманием и благоговением (дистанция!), ловя там крупицы «прогрессивности» (например, признание неудач, противоречий). И всё пошло по новой. Раздражает, что некоторые из семи мужиков превратили пребывание на даче в курорт. Красин и Пышков написали за 20 дней едва по 2-3 страницы... И всё гуляют, всё на лыжах. Оглянись в окно – обязательно увидишь одного или другого там. А у Красина какой-то психоз: до завтрака он делает зарядку и бегает, после завтрака (кефир, кофе) он идёт на лыжах. Потом лежит на диване, нахлобучив заграничные глухие наушники, слушает успокаивающую музыку, потом не знаю, что делает, а за два-полтора часа до обеда – опять на лыжах, после обеда – прогулка... После ужина – бильярд и опять прогулка. Подозреваю, что у него молодая любовница, вот он и поддерживает форму. Но причём тут наш бедный Маркс! Меня бесит такое, особенно на фоне энтузиазма и искреннего желания сделать хорошо – у Амбарцумова, Вебера, Козлова. И самому приходится не только писать свои куски и переделывать, а и дописывать за других. Кончать надо с этими дачами – символами паразитирования на чужих мозгах. Или возвращаться к ленинско-сталинским временам, когда писали сами члены ПБ, члены ЦК, т.е. избрать много пишущих туда и чтоб они работали на дело, а не на собрание сочинений Пономарёва и ему подобных.

Какой-то излёт каждодневно чувствую в жизни. В духовном круговороте полная надорванность, когда остаюсь с самим собой. Беру, например, гулыгинскую книжку о Шеллинге, а спроси через два дня, что там вычитал, - убей не припомню. Стал читать «Жизнь Исуса Христа» Ренана, помню, что интересно, а что именно было интересно, на другой день улетучивается. То же со всякими статьями и книжками-развлечениями. Вычитываешь в «Литературке» иногда вещи явно значительные, но они не держатся в голове до следующего её номера.

Всё-таки две вещи из статьи драматурга А. Мишарина я зафиксировал: «Сегодня необходим разговор прямой, нелицеприятный, разговор о добре и зле, о тех и том, и кто, и что мешает нам жить. И также совершенно очевидно, что разговор этот должен идти с конкретностью, страстью и глубиной, унаследованной от нашей классической русской культуры. Другого пути нет». Или: «... Сегодняшняя социальная драма должна ставить перед обществом проблемы, общественно чувствуемые, назревшие, но не решённые. Она фиксирует главные, фундаментальные сдвиги общественного сознания. И основное среди них – испытание сегодняшнего человека личной ответственностью... Все вопросы ставятся заново. И в этот момент – колоссально повышается! - роль литературы, театра, семьи, основ человеческого бытия. Вот что сейчас на повестке дня. Кем станет человек? Борцом? Нуворишем того или иного призыва? То, чего ждали двадцать лет назад, пришло сегодня».

Вот какой замах! Я уже об этом писал. Литература наша вновь выходит на путь, определённый ей в XIX веке. Но и жизнь в андроповскую эпоху поворачивается в совсем новое, не ординарное со сталинских времён русло. Пока, впрочем, идёт раскачка жёсткой системы, хотя и под видом наведения порядка и дисциплины.

А СО «СВОИМИ» ГОВОРИТ, ЧТО НИЧЕГО НЕ ИЗМЕНИЛОСЬ

20 февраля 1984 г. Читал послание Рейгана Черненко, послание Миттерана Черненко, беседу его с Трюдо («окно возможностей», которое захлопнется в июне, когда войдёт в раж президентская кампания). С западными лидерами Черненко держится вежливо, обнадеживающе, мягко. А со «своими» (встреча с лидерами Варшавского пакта, беседа с Кастро) говорит, что ничего не изменилось и «будем так держать». Судя по беседе Рейгана с журналистами (уже после возвращения Буша), действительно, они (США) ничего в своей военной программе менять не будут. Это так. Но проблема не в этом. Она – в том, будем ли мы и впредь строить свою политику на страхе перед этой программой и на погоне за балансом в отношении её? Тут корень всей проблемы – потому, что «Крестовому походу» мы можем нанести решающее поражение не своей военной программой, а своей продовольственной, энергетической, ширпотребной и т.п. программами. Ну, и т.д.

Б.Н. (Пономарёв) до сих пор в больнице. Хотел, чтоб я приехал туда на его встречу с Гэсом Холлом. Но я увильнул. Это очень скучно разговаривать втроём, да ещё с Гэсом Холлом. Впрочем, это моя обязанность. Тем не менее, я с удовольствием поговорил с Макленнаном, а в субботу – с Вассалой и Азиусом... Развивал перед ними концепцию нашего «антикрестового» похода. Самому любопытно. А с Г. Холлом не хочется.

Прочитал в «Новом мире» повесть Гранина «Ещё заметен след». Производит... О войне теперь вот так прилично писать. Только так – не пόшло. Или – как Кондратьев. Это честно и талантливо.

НЕ ИСКЛЮЧАЮТ, ЧТО ГРОМЫКО ВСЕРЬЁЗ ЗАРИТСЯ НА ПЕРВОЕ МЕСТО

20 февраля 1985 г. Вчера послушал Громыко перед избирателями (в РСФСР), сегодня прочёл в «Правде». Он – о Черненко... Все другие говорили о нём по трафарету, даже заподозрил, что соответствующий абзац (о Генсеке) был утверждён на Политбюро. Этот – оригинален в своём слове о «внутреннем и внешнем величии нынешнего Генсека». Что это?

Пользуется его беспомощностью, ограниченностью, тщеславием, чтобы сохранить себе монополию на внешнюю политику, а, может быть, это даже и завещание – на наследство? Скорее всего так и есть. Арбатов, да и другие не исключают, что Громыко всерьёз зарится на первое место. Неужели и такое у нас возможно? А все другие, может быть, настоящие, вновь будут ждать своего часа на выдвижение?

Вчера перебирал свои блокнотики времён войны. Многие страницы просто стёрлись – настолько, что можно разобрать лишь несколько не связанных между собой слов. А то, что почему-то осталось разборчивым – противно читать: много я копался в себе вместо того, чтобы просто фиксировать факты, эпизоды, фамилии, названия деревень и т.п. Политические рассуждения довольно ортодоксальны, - боялся что ли, что в чужие руки попадут? Впрочем, встречаются и замечания, которые были большим риском в сталинские времена. Недаром же я таскал блокнотики в карманах, а не в полевой сумке. Когда-то всё это, наверно, стоит разобрать. Мемуаров из них, видно, не получится. Но рассказ о себе самом может и выйти.

Многое меняется. Однако, охранительная суть политики освобождается только от крайних, репрессивных форм. Суть остаётся. Прочёл «Вторую встречу». Это книга Лакшина. Там о Твардовском, как о великом, как о классике. И в самом деле, даже Шауро и Ко возражать не будут, как и против того, что это утвердилось в народном сознании. Однако, Твардовский в своё 60-летие получил всего лишь Орден Трудового Красного знамени. И хоронили его почти как Пушкина – чуть ли не втихаря, чтоб не возбуждать эмоций. А вот заурядному сочинителю и жополизу Маркову дали дважды Героя, не заботясь о нравственных последствиях, т.е. о том, как на это посмотрит народ. А он либо безмолвствует, либо нахально смеётся в рукав.

У Лакшина есть очерк о Марке Щеглове, вспыхнувшем в нашей литературной критике в момент Эренбурговой «оттепели», ещё до XX съезда. И я вспомнил: было не то какое-то партсобрание, не то производственное совещание в Отделе науки в ЦК. Возглавлял его тогда А.М. Румянцев, будущий шеф журнала «Проблемы мира и социализма». Замом у него был такой Тарасов, огромный, стоеросовый, с красивым тупым лицом. Говорил он булькая, будто что-то жидкое болталось у него во рту. Доклад его был о культуре. Запомнил я только чувство отвращения от того, что я нахожусь в этой компании душителей оттепели: как он нёс Марка Щеглова, со свежей ещё тогда космополитической охотнорядской яростью!

Прочёл новые главы «Сандро из Чегема» Фазиля Искандера, тамиздатовское. Ощущение неприятное, в отличие от старых глав дяди Сандро: думаю, это от антисоветского кукиша в кармане, да ещё в заграничных штанах.

НА «ТАЙНОМ СОВЕТЕ» РЯДИЛИ НА ТЕМУ ПОТРЕБОВАТЬ СОЗЫВА СЪЕЗДА

20 февраля 1991 года. Сегодня дважды Горбачёв собирал свой «тайный совет» (Яковлев, Бакатин, Медведев, Ревенко, Примаков, Шахназаров, Игнатенко, Болдин и я). Обсуждали Ельцина, советовали самому Горбачёву не впутываться. Судя по всему, он и сам не хотел этого. Оценки? В общем сходились на том, что Ельцин выбрал момент, когда народ на пределе из-за цен, - чтобы свалить Горбачёва.

Верховный Совет Союза весь день обсуждал речь Ельцина, (более важного дела у него нет). Вынесли резолюцию, осуждающую. На «тайном совете» рядили на тему о том, что Верховный Совет России должен спросить с Ельцина - от чьего имени он говорил, и потребовать созыва съезда. Тут был намёк на возможный импичмент. Словом, опять возня из-за того, что наша демократия выплеснула на поверхность всякое дерьмо... И посредственность опять правит бал. Интеллигенция, демонстрируя против Горбачёва, потихоньку выходит из партии. Слышал, будто и писатель Бакланов уже ушёл.