Из дневников Анатолия Черняева - заместителя заведующего Международного отдела ЦК КПСС (1970-1986 гг.), помощника Генерального секретаря ЦК КПСС и помощника президента СССР Михаила Горбачёва (1986-1991 гг.). См. предисловие здесь.
И КАКОЙ ПРОЩАЛЬНЫЙ ОБЕД ОНИ ЕМУ ЗАКАТИЛИ
18 января 1981 г. 14-17 января был в Рязани! Послан избираться делегатом на XXVI съезд КПСС. Неожиданность, о которой мне сообщил ещё в «Сосны» (санаторий под Москвой) Смольский (зам. зав. Оргпартотдела ЦК) и очень меня поздравлял. Но я подозреваю, что это мне – «отступное», чтоб не выбирать больше в ревизионную комиссию. Я очень волновался в связи с этой поездкой. Загладин, который по этому же поводу ездил в Орёл, взахлёб мне рассказывал и поучал: мол, он два раза там выступал, принят был на «ура». А потом от имени ЦК проводил Пленум нового обкома – по выборам первого секретаря. И какой прощальный обед они ему закатили, и как в полном составе все новое бюро сажало его в поезд.
Я отнекивался... и потом шутил насчёт умения Загладина быть везде на самом верху и везде уместно фигурять на первом плане. «Это не для меня», - решил я. Мучило меня только одно – выступление (и Смольский, и его шеф Петровичев говорили, что «надо»). Что я буду говорить этим людям? О международном положении? О том, какой плохой Рейган и поляки? Об МКД? (Международное коммунистическое движение – прим. FLB). Может быть и любопытно, но это ведь не лекция. Это - на конференции, где люди будут говорить о том, как они кормят вот таких, как я! Все прошлое воскресенье я просидел над речью. Какие-то всхлипы и сопли намазал. Потом самому даже стало нравиться. Но внутри всё точило – «не то!», «не то!» Нельзя с этим вылезать!
ЕСЛИ БЫ НЕ НАШЁЛ АНДРОПОВ ГОРБАЧЁВА, С КЕМ БЫ МЫ ОСТАЛИСЬ - ГРИШИН, РОМАНОВ И ГРОМЫКО
18 января 1986 г. Заявление Горбачёва. Он, видимо, действительно, во чтобы то ни стало, решил покончить с гонкой вооружений. Идёт на тот самый «риск», в котором он смело увидел отсутствие риска, потому что никто на нас нападать не будет, даже если мы совсем разоружимся, а страну, чтоб её возродить и поставить на твердый путь, нужно освободить от бремени вооружений, истощающего не только экономику.
Боже мой! Как нам повезло, что среди ПБ нашёлся такой человек, какую поистине «государеву» мудрость проявил, - Андропов, который обнаружил Горбачёва и вытащил из провинции!.. Причём именно его: ведь в СССР, кажется 95 краёв и областей. И потом навязал его Брежневу! Если бы не нашёл Андропов Горбачёва, с кем бы мы остались: на место Черненко претендовали - Гришин, Романов и Громыко. Можно себе представить, какая судьба ждала бы Россию, если б любой из них, да ещё после Черненко, встал во главе. Страшно подумать!..
Но мы получили редкостного лидера: умница, образованный, «живой», честный, с идеями, с фантазией. И смелый. Мифы и табу (в том числе идеологические предрассудки) - для него тьфу. Он через любой переступит.
Однако, опять проблема кадров. Смена идёт чуть ли не повальная. На каждом Секретариате и ПБ - по десяткам. А взамен кто? Есть уверенность, что те, кто в состоянии вести горбачёвскую политику и по-горбачёвски? (Дело не в желании, а в умении!) Некоторые экземпляры показывают, что увы! - не так.
На неделе, которая закружила и быстро выветрила тамбовщину, кое-что произошло. Интервью Горбачёва для «Юманите». Дюжина вопросов - от «не происходит ли сейчас в СССР новой Октябрьской революции» до обращения с евреями: нам, мол, французским коммунистам, это нужно («мы-то понимаем!»), чтоб бороться против антисоветчины у себя. И опять Б.Н.’а от этого отстранили. М.С. поручил готовить материал к интервью Зимянину. Б.Н., было, воспротивился, - буду де звонить. Но не стал. Зимянин попросил меня как-нибудь уладить с Пономаревым: ты, мол, умеешь со своей «уравновешенностью» и «выдержкой» (!)... Польстил.
Я Б.Н.’у ничего не сказал. А душа болит. И заболела ещё больше, когда увидел наброски, которые насочиняла группа по подготовке материалов к интервью. Какое убожество! Горбачёвщиной там и не пахнет. И это люди из экономического отдела (где должны бы вроде понимать «новую стратегию»), из замятинского отдела, где должны бы вроде уметь писать о новой стратегии мира к 2000 году. Поразительно. Как ни говори, несмотря или, может быть, благодаря Пономарёву, у нас «сочинительская школа» несравненно выше. И думающих людей много больше, чем в других отделах, интеллектуально ответственных.
Однако, хозяева не мы: я написал (или переписал) об отношениях между КПСС и ФКП, об антисоветизме в контексте советско-французских отношений, об Афганистане и о «революционности» намечаемых социально-экономических сдвигов. Удастся ли это внедрить, не знаю. И не хочу официально прислоняться, чтоб Зимянин не представил дело так, что наш Отдел тоже сочинял. Козлов и Гусенков в подготовительной группе - это одно, а зам. зав. - другое!
Вчера у Пономарёва был день рожденья: 81 год. Так как Загладин в Туркмении на съезде, говорить пришлось мне (в присутствии группы избранных). Говорил красиво (потом все меня поздравляли: «в ударе», «содержание и форма»), но накануне мне было очень неловко - лицемерие неизбежно. Оценки его достоинств и качеств, тех, которые у него есть, нейтрализуются ведь другими его свойствами и чертами, а об этом не скажешь. Он был растроган. Опять вспоминал свою большевистскую юность, но обратил внимание и на мой заход о нынешнем новом этапе - что нам, Отделу (и ему лично подразумевается) не надо было ломать себя, чтобы вписаться в новый стиль работ. И это, пожалуй, правда: критику у нас не гнали, ценили собственное мнение, а не поддакивание, свобода слова и дискуссий - хоть куда, инициатива всегда поощрялась, хотя почти никогда и не реализовывалась. Однако, если говорить о содержании работы нашей - то всё как раз наоборот: реализм в оценке нашего «объекта» присутствовал лишь в дискуссиях, а на служебный уровень его Б.Н. не пускал, здесь до сих пор преобладает аллилуйщина и «лакировка действительности». Соответственно и характер работы в МКД: он давно уже стал инерционно-анахроническим, совсем оторванным от реалий. Во всём этом - главная вина на Пономарёве, который не хочет присутствовать при развале «империи», которую он с комсомольских времён считает авангардом прогресса.
Теперь о самом главном эпизоде, который может круто повернуть всю мою жизнь. Явился ко 14 января ко мне Юрка Арбатов. По делу: перед отъездом в Индию на Комиссию Пальме. Но вместо того, чтобы читать бумаги и слушать меня, завел странный разговор. «Знаешь, говорит, Сашка Яковлев позавчера уехал «на Юг» (к Горбачёву, который там готовит свой политический доклад съезду). Мы с ним разговорились по поводу ухода в отставку Александрова (помощника Генсека, с которым, кстати, у меня вчера произошла очередная стычка по текстам писем к ФКП, социал-демократам и революционным демократам в связи с Заявлением Горбачёва о ядерном разоружении). Я и говорю, продолжает Арбатов: скажи М.С., что лучше Черняева он не найдёт замены... знает международные дела, знает их с угла аппарата ЦК, честный, умный, опытный. Сашка согласился. Не знаю, говорил ли он уже с М.С... Но ты, смотри, не вздумай отказываться: и его и меня в говно посадишь».
Примерно в этот момент раздаётся звонок. Звонит Яковлев. Он уже вернулся в Москву. Говорит, что М.С. просил, чтоб я, именно я лично, посмотрел раздел его доклада, где об МКД, и переделал, если сочту нужным. Я, естественно, сказал, что готов. А он добавляет: я, говорит, наверно, попортил тебе жизнь... Что значит попортил? - удивляюсь я, хотя сразу понял, о чём речь. Но он не стал раскрываться, несмотря на мои «наивные» вопросы и настояния.
Так что трёп Арбатова оказался правдой. Я пытался ему, Арбатову, объяснить, почему я не подхожу. Он махал руками. «Ты, что, в своём уме? Да если мне Генеральный секретарь, и какой - Горбачёв! - предложил бы референтом (не помощником!) к нему идти, я побежал бы не задумываясь. И не из корысти и положения. А чтобы помочь ему в великом деле, которое он затеял. Неужели ты не хочешь помочь ему? Он очень нуждается в умных советах, в свежих идеях»...
Когда Арбатов ушёл, я стал думать. Единственное, что «за» - это невозможность отказаться. Неприлично это именно по арбатовскому мотиву. Всё остальное против: Горбачёв меня по-настоящему не знает, хотя я ему и понравился. Я сразу разочарую его отсутствием той энергии, в которой он нуждается и на которую во мне рассчитывает. «Технически» я сразу резко буду контрастировать с ушедшим Александровым, который мог за полчаса прочитать десятки шифровок, столько же всяких прочих бумаг и чётко, стройно и с выводами изложить «шефу» самое главное, причём на память, без бумажек. Нет у меня и характера общаться хотя бы на равных с МИД, с КГБ и проч. внешними ведомствами отстаивать то, что в их предложениях мне не «показалось» бы, т.е. вести перманентную серьёзную полемику с ними.
И потом, я устал. Мне 65 лет, хочется ровной жизни, побольше покоя и побольше времени на себя, на книги, на выставки, на театр, на Консерваторию, на любимых и проч. женщин. Мне уже не к лицу суетливая должность помощника, не говоря уже о том, что не хочется терять той (весьма большой) самостоятельности, которой я пользуюсь на своём месте (впрочем, это при Пономарёве, что будет после него - трудно предположить), не хочется и уходить от окружения - из Отдела, где меня знают, уважают, где отлаженные естественные отношения, где знаешь, как себя вести в любой ситуации. Вот так-то! Кроме, повторяю чувства долга и чего лукавить - тщеславия, ничто меня не тянет «туда»...
ЮЖНЫЙ ЧЕЛОВЕК – ДЛЯ НЕГО НАДО «УМЕТЬ» КАТАТЬСЯ НА ЛЫЖАХ
18 января 1987 г. В субботу работал. М.С. вернулся из Завидово с докладом для Пленума. Я прочёл. Читал и подборку писем по теме Пленума – кадровая политика. Позвонил мне М.С. Спрашивал: как, мол, доклад? Я сказал: это сильнее и значительнее XXII съезда. «Я тоже так считаю», - сказал Горбачёв. (Спросил, что я делаю на даче, поговорили о лыжах). «А ты умеешь?» Южный человек – для него надо «уметь» кататься на лыжах. Потом сообщил свои мысли к предстоящей встрече с американцами (Киссинджер и Ко) и к выступлению на форуме по гуманитарным вопросам (в середине февраля) – хочет, чтоб была оформлена наша концепция «по правам человека». Читаю «Зубра» Д. Гранина.
ТРИ РАЗГОВОРА ГОРБАЧЁВА ПО ТЕЛЕФОНУ С МИТТЕРАНОМ, КОЛЕМ И БУШЕМ
18 января 1991 года. Три разговора Горбачёва по телефону:
- с Миттераном. Звонил тот. Содержания нет. Видно, надо было обозначиться рядом с Горбачёвым в дистанцировании от прямолинейности и бескомпромиссности Буша в Персидском заливе;
- с Колем. Звонил М.С. ему. Поздравил с избранием канцлером Объединённой Германии. Они на «ты»: Миша, Гельмут. Опять объяснялись в любви и верности. Коль заверил, что он не верит, будто Горбачёв отвернул от перестройки и перешёл в правый лагерь из-за Литвы. Заверил, что будет всё так, как договорились на встречах в Архызе, Москве и Бонне.
С Бушем разговор был поначалу холодный. М.С. не счёл нужным похвалить его за то, что тот взял на себя войну - за всех. Не соболезновал за погибших уже парней. Сразу перешёл к своей теории двух фаз: на первой победа уже есть (Хусейн политически дискредитирован, военный потенциал подорван, опасность гегемонизма в регионе снята и зачем дальше убивать других и подставлять своих парней?). Изложил свой план: пауза в военных действиях при условии, что Хусейн объявляет, что уходит из Кувейта. Дать обещание на проведение переговоров по всем проблемам после этого ухода.
Буш не согласился. Последовал «технический» разрыв связи. На самом деле, Бушу, очевидно, надо было посоветоваться со своими. После включения сказал: не верит, что Хусейн пойдёт на такой план. У Горбачёва, я заметил, настроение: раз мол, так - ладно, валяй, потом расскажешь как было.
Утром я устроил Горбачёву сцену в присутствии Бессмертных, Павлова, Примакова, Игнатенко: «Опять Болдин не предупредил меня, что в Ореховой комнате собираются для обсуждения войны в Персидском заливе. Что, я уж не нужен в международных делах? Моё мнение не интересно в этом важном вопросе?». Горбачёв стал извиняться, сводить всё в шутку. Ругнул Болдина. Впрочем, оправдав его тем, что помощники автоматом на такие совещания являются и приглашений не требуется. «Вот, - говорит, - все меня подозревают. Но если уж Черняев стал подозревать, значит дело зашло в нашем обществе далеко». Это сказано на фоне упомянутого выше выступления 30 интеллигентов в «Московских новостях», а потом ещё 116 интеллигентов, в их числе лично близких к Горбачёву, в «Российской газете». Потом ещё одной группы вчера в «Комсомолке». Было и ещё одно, - коллективное заявление в «Российской газете», где восхвалялся Ельцин: он, мол, спас честь русского человека, в отличие от Горбачёва, который опозорил.
Плюс к этому уход Петракова, ворчание и угрозы об отставке со стороны Яковлева, заявление Примакова, бесконечные интервью Шаталина в газетах, где он кроет Горбачёва, и разговоры с ним (Горбачёвым) Виталия Игнатенко. На этом фоне Черняев вроде последний редут; все бросают, все изменяют. Он почувствовал, что я на пределе. Однако, повторяю, спасает меня при нём Персидская война. Между прочим, подбросил такую хохму: в какой-то канадской газете какой-то неизвестный ему миллионер зовёт к себе, обещает пожизненно загородный дом и пожизненную пенсию. Хохмит: «Может поедем? Вместе мемуары будем писать».
В «Курантах» вчера отрывки из книги Лигачёва о том, как он сделал Горбачёва Генеральным секретарём. Называется книга «Рождение и гибель перестройки». Радуется автор, что, наконец, после Литвы перестройка возвращается на правильный путь, т.е. тот, который всегда указывал Егор Кузьмич.
См. предыдущую публикацию: «Началась война в Персидском заливе. Меня разбудили в 4 утра. Поехал в Кремль. Был Язов, который на карте показывал, что и как, по его мнению, будет (кстати, угадал точно).