Из дневников Анатолия Черняева - заместителя заведующего Международного отдела ЦК КПСС (1970-1986 гг.), помощника Генерального секретаря ЦК КПСС и помощника президента СССР Михаила Горбачёва (1986-1991 гг.). См. предисловие здесь.
ДРУГИЕ ТОЖЕ СТАРЫ И ТОЖЕ НЕМОЩНЫ, НАПРИМЕР, СУСЛОВ
24 ноября 1975 г. Разговор с Загладиным, участвовавшим в берлинском заседании редкомиссии по конференции компартий Европы (17-19 ноября). «Верные» партии (Австрия, Ирландия, ФРГ, Бельгия, Дания) говорят tête-à-tête: мы перестаем понимать КПСС. Вы подгоняли нас с этой конференцией. Мы старались вас поддерживать, подстраивали под ваши нужды свои дела и интересы. И вдруг: stop! Хоть бы предупредили! Правда некоторым пришла через посольство очень невнятная информация. Послы ведь понимают (и знают) ещё меньше, чем мы сами. А главное – никаких объяснений. На самой комиссии сначала примерно десяток «верных» выступили за скорейший её созыв, выразив при этом готовность снять ещё некоторые свои замечания и предложения к проекту документа, лишь бы облегчить дело. Но потом – после того, как вывалили кучу замечаний румыны, испанцы, шведы и проч. и стало ясно, что дело идёт к полной девальвации документа, после выступления Катушева, они стали что-то понимать и, вторично выступая, отруливали наоборот, настаивая на тщательной подготовке документа. Сама необходимость такого крупного маневра на глазах у всех, при всей ловкости выступлений, например О’Риордана, обидела «верных».
С газу на глаз они говорили: мы, конечно, осуждаем антисоветские упражнения Жоржа Марше. Но какой-то резон за такими вещами есть. Нам становится непонятным, как вы, КПСС, разрешаете проблему сочетания своих государственных и партийных интересов и приоритетов.
Огромный поток приёмов разных государственных деятелей – и полное прекращение в последние два года приёмов и встреч на высоком партийном уровне. Встречи с Арисменди и Орнедо 7-го ноября – это, по-видимому, где-то мимоходом не то на параде, не то на праздничном приёме. Немец говорит: товарищ Мис уже 4 года председатель ГКП, десять раз мы просились на визит и приём (пусть даже не на уровне Брежнева) – безрезультатно. Больше напрашиваться не будем. (Кстати, с августа по октябрь ИКП трижды просила, чтоб Берлингуэра принял Брежнев. Им даже путно не ответили). Шарф (КПА): КПСС помогает нам и деньгами, и другими средствами. Но в наше время этого недостаточно. Коммунистам нужна политическая помощь. А когда всё-таки удаётся прорваться на какой-то уровень беседы в ЦК КПСС, мы слышим одно и то же, очень правильное, но такое, что мы знаем с юношеских лет – «надо работать с массами», «надо увеличивать численность», «нужен союз левых партий» и т.д. А нам хотелось бы конкретного и компетентного разговора с КПСС: что делать конкретно в нынешних конкретных международных условиях. Ведь у вас никто всерьёз не знает и не знаком с нашей работой и нашим нынешним положением. [Тут Загладин пытался возражать].
М. Суслов
Складывается впечатление, говорят «верные», что КПСС потеряла интерес к коммунистическому движению, что она склонна «делать дела» по государственной линии вместе со своими союзниками по Варшавскому пакту. Чего ж тогда удивляться, что появляется сначала Брюссель (конференция КП западной Европы, январь 74 г.), а потом теперь и «историческая декларация» Марше-Берлингуэр, которая легализует особый путь комдвижения капиталистической Европы и открыто отмежёвывается от опыта КПСС, даже не упоминает соцстраны в рамках борьбы за демократию, социальный прогресс и социализм, отводя Советскому Союзу лишь действительно выдающуюся роль в вопросах разрядки, мира и проч. Хельсинки.
Я спрашиваю у Вадима: «Ты Б.Н.’у это все рассказал?»
- Да
- Ну и что?
- Ничего. А что он может?! Он-то всё понимает.
Кстати, по возвращении из Ново-Огарёво, когда я встречался с Б.Н. (Пономарёвым) по другим делам, он вдруг разразился матерно по поводу того, что вот «этого паршивого Леоне принимают, а Берлингуэра чтобы приняли, три месяца не можем добиться». В самом деле: силою обстоятельств сложилось так, что мы все больше склонны смотреть на МКД, как на орудие своей внешнеполитической пропаганды (больше оно нам ни зачем не нужно!), но в ещё большей пропорции мы потеряли реальную способность использовать его даже для этой цели.
Разумеется компартии ищут причины. Они, как и советологи на Западе, подверженные формальной логике, выводимой ими самими из наших доктрин, придумывают разные концепции, конструируют логику нашего поведения. Она, возможно, и есть. Но это не логика поведения, т.е. не продуманная политика, а логика объективная – неизбежный результат развития структуры власти. Им и в голову не придёт, т.е. они не позволят себе допустить, что дело обстоит примитивно просто. Брежнев стар, устал и болен. Он способен на крайний минимум осознанной политической активности. Другие тоже стары и тоже немощны, например Суслов, который «ведает» партиями. К тому же, всё замкнуто на первого. И там, где его нет, нет и значимых для дела решений. Громыко, друг Брежнева и нахал, в этой ситуации использует любую возможность, чтоб навязать Брежневу тех, кого он, Громыко, считает нужным: того же Леоне и т.п. А Пономарёв уже и доступа-то , даже телефонного не имеет к Брежневу. Некому даже и предложить того же Берлингуэра ему на визит, объяснить зачем и почему.
Ситуация ведь такова, что вот состоялась знаменитая Декларация Марше-Берлингуэр. По оценке мировой печати – это «исторический поворот», знаменующий конец традиционного ленинского коммунистического движения, в котором социалистические страны (в той или иной форме) лидировали и были авторитетом, с которым при решении любого вопроса считались в первую очередь. Но ведь я могу поклясться, что Брежнев даже и не слыхал про это событие. О какой же политике, о каких приоритетах вообще может идти речь при таком положении. Да и вообще – Секретариат или Политбюро – разве они, как решающий орган, обратили внимание на эту Декларацию, дали ей оценку, сделали выводы для политики?! Нет и не сделают. Значит, нет и самой нашей политики в отношении МКД. Есть спорадические, инерционные связи, политическое и идеологическое содержание становится все более неопределённым, расплывчатым и, конечно, оно все больше ускользает от внимательных наших друзей. И, естественно, что они в растерянности.
РЕЙГАН РАСКОЛОЛСЯ-ТАКИ И ДАЖЕ СОГЛАСИЛСЯ ПОДПИСАТЬ СОВМЕСТНОЕ ЗАЯВЛЕНИЕ
24 ноября 1985 г.
Дух Женевы, знак Женевы. Интервью Горбачёва – источник нового понимания политического мира и нас самих. Сумеем ли этим воспользоваться? Произошло кардинальное: гонка вооружений продолжается, в военном противостоянии ничего не изменилось, а в международных отношениях наметился перелом, приблизились к признанию, что войны никто не начнёт, к пониманию того, что нельзя дальше её провоцировать ни во имя коммунизма, ни во имя капитализма. Горбачёв возродил надежды, появившиеся после XX съезда.
Р. Рейган
На совещании замов Б.Н. рассказал о встрече Горбачёва в аэропорту. Тот подробно делился, как было дело в Женеве. Он видел сначала пустые, непонимающие глаза президента, который бубнил по бумажке банальности. И только к концу второй встречи удалось наладить человеческий разговор. А в конце концов, Рейган раскололся-таки и даже согласился подписать Совместное заявление. Рассказал Горбачёв и о том, как Риган (помощник президента) приходил к нашим и передавал восторги действиями Горбачёва, и просил «держать так и дальше, давить на президента, уламывать, растапливать его... к его же пользе».
ТАМ, ЗА РУБЕЖОМ, И ЗДЕСЬ ДОМА ГОРБАЧЁВ - ЭТО РАЗНЫЕ ФИГУРЫ
24 ноября 1990 г. 18 ноября в воскресенье М.С. в Италии. Вручение премии Фьюиджи. Вечером прямо в Париж. В этот же день встреча с Бушем. Два часа – о Хусейне. Буш, обращаясь к М.С.: «Майкл, помоги мне!» М.С. был в своём стиле (насчёт «политического решения»), но с явным, заранее заданным себе креном – при любом повороте событий быть рядом с Бушем. Эта протестантская пара (Буш и Бейкер) – надёжнее, чем даже Коль..., ибо «остранeннее»... Им очень мало надо – чтоб мы в Совете Безопасности не сорвали им расправу с Хусейном, хотя они рады были бы обойтись без удара (Буш говорил с сожалением о «своих парнях», которых он только что посетил на Рейне и которые тут же были отправлены в Саудовскую пустыню).
Разговор за обедом, где присутствовали Шеварднадзе, Бейкер, Язов, был разговором двух товарищей. М.С. ни минуты не возражал против новой резолюции Совета Безопасности. Но не хотел употреблять слово «военное средство». Буш этого и не предлагал, хотя все газеты писали только об этом, а потом – мол, Бушу не удалось «сломать М.С.!» Вздор – никаких разночтений у них не было.
Сама Парижская встреча. М.С. был, конечно, первой величиной, как бы ни пыжился Миттеран со своими «французскими» речами и редким появлением в зале. Второй величиной был Коль! А с М.С. он, Коль, держался так, что это мы, мол, с тобой всё сделали. Буш – третья величина. В общем-то он скромен в своём достоинстве, не навязывал себя. Тэтчер. Сделали с ней то же, что с Черчиллем во время Потсдама. В резиденции М.С. я сидел напротив неё и любовался ею. Красива! Ей нравилось, что я любуюсь. Я был уверен, что она «уходит», хотя после голосования на конференции тори (204 вместо нужных 214) обещала, как вернётся в Лондон, «привести всё в порядок» - сразу с крылечка своей резиденции перед корреспондентами.
Жил я на Гренелль, рядом с М.С. Был на встречах, записывал, ездил туда-сюда. И ничего не видел, даже по улицам ни разу не прошёлся. А 20-го он уже поручил мне писать доклад для Верховного Совета по итогам Парижской встречи. Потом, когда он собирался в Версаль (вечером 20-го) на раунд, я оказался в его комнате. Надевая галстук, он рассуждал... Я спросил: а как с 8 пунктами, которые Вы произнесли в Верховном Совете перед отъездом? С чем уехали, с тем завтра и приедете?
- Ну, что ты! Я дал задания. Готовят.
- Кто же?
- Лукьянов, Крючков, Ситарян, Кто-то ещё...
Я смолчал: все ясно!
А через день по приезде утром он «взошёл» в Верховный Совет и опять стал выдавать импровизации (которые диктовал накануне до 12 ночи). И вызвал опять раздражение, девальвировав «испуг», который он нагнал 18–го числа.
Об общеевропейской встрече в Париже я написал в книге «Шесть лет с Горбачёвым». Здесь же я хочу извлечь из дневника некоторые детали, которые туда не попали. Парижская встреча, это, конечно, событие. И Горбачёв, может быть, в последний раз выглядел там демиургом современной истории. Все это прямо или косвенно признавали. Было видно, что они не хотят, чтобы СССР - таким, каким его вознамерился сделать Горбачёв - перестал быть. Это нагоняло на них страх. Но, видно, и сочувствуют. Сочувствовали по-христиански всем нам, чего мы недооценили. Поэтому появился феномен действенной солидарности с нами. Практически - желание помочь нам пережить зиму. Они страшатся и российского бунта, и развала, и всего того, что может сделать перестройку совсем не такой, какой им её изображает Горбачёв.
А во мне тоска. Тоска, потому что я устал «стратегически», изнурён, потому что счёт жизни пошёл уже, наверное, не на годы, а на месяцы. А я ещё не всё взял, есть ещё с чего брать: книги, картины, улицы, люди. Тоска ещё и потому, что я вижу, как хорохорится М.С., но пороху в нём уже нет. Он повторяется не только в словах и манере поведения. Он повторяется как политик, идёт по кругу. Он остался почти один. И, тем не менее, держится за всё это старье: Рыжков, Ситарян, Маслюков, Болдин. Ещё хуже - возится со своим генсекством. Из-за этого держится даже за Полозкова. Несмотря на то, что на недавнем Пленуме ЦК РСФСР этот Полозков полоскал его в открытую: мол, завалил Союз, загубил социализм, отдал Восточную Европу, разрушил армию, растоптал и отдал на съедение партию, и т.д. У него нет людей в те структуры, которые он объявил 18 ноября в своей краткой и выразительной речи в Верховном Совете. И он не решается взять неожиданных людей, тем более из оппозиции. Он не решится порвать со всеми, кто был в номенклатуре. Он их не любит, он не верит им. Но они, хотя и «полозковские», а свои, понятные!
Там, за рубежом, и здесь дома Горбачёв - это разные фигуры, - и по тому, как он воспринимается тут и там, и по собственному его самочувствию.
НЕ НАДО ПРОТИВОПОСТАВЛЯТЬ
24 ноября 1991 года. Воскресенье. Вечер. Ждал вызова от М.С. Не последовало до полпервого... Будет ли завтра Госсовет с парафированием, на что перед всем миром ангажировался М.С. - неизвестно. И что он будет делать, если сорвётся.. ещё раз заявлять, что уйдёт?!
Сейчас... в 11 вечера «Вести» передали интервью М.С. - во Внуково. Прилетел вчера из Кыргызстана. Оценки визита Ельцина в Германию: считает нормальным... И не надо, мол, противопоставлять Россию - крупнейшее государство (!) - обычно он называл и её и др. республиками, - цементирующее эту огромную (помолчал) организацию (вместо слова Союз!). И опять: не надо противопоставлять. Есть общие интересы... И общая политика (опять!) - а не 12 и 8 внешних политик (это я ему «подбросил», взяв из какой-то газеты).. И он то и дело апеллирует к этому «образу». Грустный, усталый... в этой своей пирожком шапке. С печальными глазами. Послать бы ему всех...!! Наверное, мало чего привёз он из Сибири и Киргизии... Завтра посмотрим...
См. предыдущую публикацию: «На телевидении Горбачёва подают саркастически... Поведение его изображают как судороги - чтоб удержаться на посту... Это особенно так выглядело - на фоне Ельцина в Германии, где Коль обнимался с ним». Что было в Кремле 23 ноября: в 1975, 1976 и 1991 годах.
