Из дневников Анатолия Черняева - заместителя заведующего Международного отдела ЦК КПСС (1970-1986 гг.), помощника Генерального секретаря ЦК КПСС и помощника президента СССР Михаила Горбачёва (1986-1991 гг.). См. предисловие здесь.
ДЭНИС ХИЛИ ПОШЁЛ В ПАРК КУЛЬТУРЫ, К НЕМУ ПОДХОДИЛИ, ТРОГАЛИ ЗА КРЕСТЫ НА ГРУДИ, ОН ВОЕВАЛ ВО ФЛОТЕ
11 мая 1985 г. Встречи с иностранными делегациями. Гнетущее впечатление от английских коммунистов. Равнодушные, занятые своими мелочами (вот уж поистине «тред-юнионистское» сознание, прямо по Ленину). И как я весь вечер за торжественным ужином на Плотниковом ни изгалялся, пытаясь возбудить их интерес к нам, к горбачёвской новизне, пускался даже в излишнюю самокритику, реакция была вялой и шокирующе примитивной.
Зато совсем наоборот – Дэнис Хили, теневой министр-лейборист, старый знакомый, крупная национальная и международная фигура. Он искал контактов, разговоров, спорил, шутил, язвил, фотографировал (его хобби), и со мной, и с Арбатовым, и с Загладиным, и «подсказывал», как вести дело с Рейганом, чтоб добиться чего-нибудь. Под конец уверял меня, что празднование 40-летия (и в Англии, и в Европе, и здесь) – свидетельство того, что народы могут влиять на свои правительства. После приёма в Кремле он пошёл в Парк культуры, насмотрелся там нашей «массовости», в восторге был от общения с самым простым людом, к нему подходили, трогали за кресты на груди (он воевал во флоте), расспрашивали, рассказывали про себя (при нём был Виктор Кубекин, бывший советник в Лондоне, из КГБ, умнейший парень и красавец).
А в аэропорту я, приехав провожать его и Прискотта (из руководства компартии Великобретании), застал его пишущим статью для «Обсервера» – о 40- летии в Москве. Мне пришлось прощаться с ними обоими вместе, уселись в комнатке для гостей за коньяк. Я произносил всякие речи, старался шутить, подначивать. В ответ говорил Хили и под конец спохватился и выпалил, обращаясь к Прискотту, примерно такое: «Я думаю, что товарищ Прискотт не в обиде на меня, что я проговорил за нас обоих и съел всё время до самолёта (тот закивал головой, жалко и подобострастно улыбаясь). Впрочем, прошу прощения, после событий в вашей партии, которые закончатся скоро чрезвычайным съездом, может быть я уже не смогу называть вас товарищ, придётся употреблять – «господин» (мистер!)». Все захохотали. Но это был великолепный ход против скатывания КПВ к антисоветизму.
Познакомился на приёме с Шапиро – лейбористка из Новой Зеландии. Прелестная, милая женщина. Впервые в СССР. На всё смотрит «очарованными» глазами, хотя и приехала из едва ли не самой антикоммунистически респектабельной буржуазной страны. Говорили «протокольно», но очень по- доброму. Я тоже старался её «очаровать». В конце пребывания она мне заявила: самое главное впечатление – это, что советские такие же простые, нормальные люди, как все. Поехала в Ленинград, обнималась с Терешковой, пойдёт к ней в гости, в другие наши комитеты. А, между прочим, её нам характеризовали не только, как близкую к премьеру Хоуку, но и как ярую сионистку, она, хотя и Шапиро, но не еврейка, а англичанка. (Для меня тогда сионизм и антисоветизм были синонимами – прим. авт.)
Приём в Кремле был хаотичный, а для меня и очень суетный. На 11 моих делегаций было всего два переводчика (один из них Кубекин, который не отходил от Хили). Сопровождающих делегации (сотрудники нашего Отдела) в большинстве своём не пустили на приём. И пришлось мне, взяв рюмку, ходить от одного к другому, в промежутках наталкиваясь не на «своих» (люксембуржцы, немцы, филиппинцы, итальянцы, не говоря уж о знакомых московских) – и каждому что-то надо говорить «значительное». Но на всех я, кажется, не угодил, в том числе на Уинстона – слепого негра – председателя КП США.
И, наконец, я смог отметить Победу с Колькой Варламовым , моим фронтовым другом. Поговорили о Лигачёве. Когда ему АОН предложила гонорар за лекцию, прочитанную им (осенью) перед слушателями, он пришёл в бешенство. И «так» не оставил – запретил выписывать гонорар работникам аппарата, которые приезжают туда время от времени выступать. Жену свою круто поставил на место, когда она попыталась воспользоваться его положением.
Порассуждали о Горбачёве – я от него в таком захлёбе, что готов простить даже упоминание о Сталине в докладе о Победе. Однако не надо было этого делать (я, видимо, был единственный в Кремлёвском Дворце Съездов, кто не хлопал в момент самых бурных аплодисментов при этих словах). Горбачёв (понять можно) поддался инерции, общему настроению. Не хотел поощрять ворчунов, давать им пищу. А надо было бы пренебречь. Показать характер, дать понять, что и Сталину не следует прощать того, чему не может быть прощения (тех 20 млн., которых мы потеряли в войне, особенно в 1941 году).
ТРЕБОВАНИЯ КАК НИ В ЧЁМ НИ БЫВАЛО ПОСТАВЛЯТЬ ОРУЖИЕ СОЦСТРАНАМ И ГОСУДАРСТВАМ СОЦОРИЕНТАЦИИ
11 мая 1990 г. Доклад о 45-летии «Победы». Хороша часть, где поминаются жертвы... Даже «шарашки» не забыл упомянуть. Выводы хороши – продвигают дальше новое мышление. Контраст с выступлением Язова на Мавзолее (по случаю парада) и его приказом. Такое, как у министра обороны, сгодилось бы и десять лет назад.
Парад мощный, рассчитан на внутреннее потребление, чтобы после второй волны первомайской демонстрации показать «всем этим»: пока есть такая сила у власти – можете пищать и вопить. Это уже укладывается в горбачёвскую новую логику.
Вчера я впервые был на Президентском совете в узком составе. Очень заметно, что, разрушив прежнюю (партийную) власть, он (где-то в душе) сохранил надежду, что она перейдёт к нему лично... Поскольку он ведь ( как опять вчера горячо нам доказывал) за прогресс. Он же не реакционную политику проводит, он хочет добра народу и знает, как его ему принести. Вот... Когда он эмоционально на что-то реагирует и перестаёт рассуждать спокойно, такое вот, оказывается, представление у него о демократическом процессе.
Опять разошёлся М.С. из-за Литвы. Обрушился на средства массовой информации, которые «распоясались» (гдляновщина), не выказывают никакого уважения Президенту страны. Рассказывал о встрече Раисы Максимовны с Помелой Гарриман, которая поражена неблагодарностью советских людей к Горбачёву, не понимают величия его дела. А кончил он эту тираду тем, что, мол, время сейчас всем выбирать, в том числе и сидящим здесь.
Вот так-то... Яковлев опять принял это на свой счёт. Вечером приходил жаловался. «Не знаю, что и делать, уходить что-ль». А почему? Ведь Горбачёв пробросил, когда говорил о СМИ: смотрите, говорит, если Медведев что-то попросит у какого-нибудь редактора, тот пропустит мимо ушей, а если Яковлев попросит – сделает. В общем-то в точку попал, но с подтекстом: Медведев отражает «правильную» точку зрения, а Яковлев сомнительную, приспособленческую, под радикалов.
А.Н. считает, что Крючков шлёт на него Горбачёву «направленную» информацию. Может быть, может быть. Крючков, действительно, вернулся к старой методе давать наверх информацию, которая будет «правильно» воспринята. Например, о замыслах сионистов. А вот о делах «Памяти» или черносотенной «Литературной России» ни разу информации не представлял. В записке к Горбачёву понёс Язова, Бакланова, Белоусова и Катушева за их требования как ни в чём ни бывало поставлять оружие соцстранам и государствам соцориентации. Рассчитывал, что на этот раз Горбачёв прореагирует, а он начертал на моей записке: «Ознакомить Бакланова».
Статья Клямкина в «Московских новостях». Называется «Прощание с 1 мая». Вывод – «конец единения народа с руководством».
См. предыдущую публикацию: «Англичане умасливают нас не возражать против НАТО. Его существования и деятельности, несмотря на роспуск Варшавского Договора: мол, оно и вам понадобится». Что было в Кремле 10 мая: в 1981 и 1991 годах.
