«Вручение» партбилета №1 В.И. Ленину. У Брежнева - партбилет №2

Из дневников Анатолия Черняева - заместителя заведующего Международного отдела ЦК КПСС (1970-1986 гг.), помощника Генерального секретаря ЦК КПСС и помощника президента СССР Михаила Горбачёва (1986-1991 гг.). См. предисловие здесь.

НО ШЕЛЕСТА И ШЕЛЕПИНА, КОТОРЫЕ ТАКЖЕ ОТСУТСТВОВАЛИ, НЕ СОЧЛИ НУЖНЫМ ВМОНТИРОВАТЬ

4 марта 1973 г. Неделя была трудная. Английская делегация вернулась в Москву (Ленинград, Киев, Вильнюс, Львов). Много пришлось с ними возиться, но в итоге - это интересно. Они начали (ещё в Москве, на заводе малолитражек) интересоваться: «Какая средняя зарплата у вас на заводе? - 150. Ага...,- быстро считает что-то на бумажке, - значит надо три года работать, не есть, не пить, в кино не ходить..., чтобы приобрести автомобиль». После этого начинается скандальная перепалка с переменным успехом. Ночью бородач Ральф Пиндор, рыжий, молодой шоп-стюард из Шотландии попросил главу делегации собрать всех вместе: «Вы зачем сюда приехали? Бузить, как провинциалы? Портить отношения между партиями? Вы что - в баре за углом находитесь или выполняете политическое задание?» Наутро все извинялись.

С каждым днём их критический пыл ослабевал. Даже те вопросы, которые они задавали всюду и хотели донести до ЦК КПСС, они в конце концов так и не поставили: о евреях (их теоретики пришли к выводу, что если бы у нас перестали евреев считать национальностью и записывать их таковыми в документах, - все сразу бы оказалось в порядке), о социал-демократии, об Общем рынке. Они хотят, чтоб мы по-прежнему против него боролись.

Матковский и Лагутин, которые с ними ездили, говорят: после многочисленных встреч на всех уровнях, англичане признавались, что они в каком-то странном состоянии. Возразить вроде нечего, крыть нечем, а неудовлетворённость остаётся. Видимо, это от того, что они, как и вообще на Западе, хотят нас мерить несоизмеримым масштабом. А главное - их ошеломляет наша огромность, наша (пусть расхристанная - это, впрочем, только мы замечаем) мощь; то обстоятельство, что они каким-то боком её родственники... И лезть с претензиями на то, против чего в общем «не попрёшь», оказывается в конце концов смешным и мелким. И они утихают. Тем не менее с Гордоном Макленнаном у меня, в связи с согласованием коммюнике, состоялся серьёзный разговор. О том, почему мы нуждаемся, чтобы они «высоко оценили строительство коммунизма», об Общем рынке, о нашей внешней политике, о том, зачем нам нужна формула «совместной борьбы за единство МКД» (международного коммунистического движения).

1 марта была официальная встреча делегации в ЦК КПСС. Делегация (глава) уже ни на что не претендовала, все страшно хвалила. Робко Гордон, обозначив, что вопросы по существу выяснены, предоставил Б.Н. (Пономарёву) самому решать, нужно ли останавливаться и здесь на них. Но Б.Н. «не счёл» и нёс баланду, фрагментами из своего последнего доклада для пропагандистов. Слушать было стыдно. Но англичане все сидели и кивали. Даже на вопрос Гордона о сельском хозяйстве, Б.Н. нагло заявил, что все «врут на Западе», что у нас трудности. Не было даже 1972 года, вообще ничего не было и всё обстоит отлично. Я сидел и думал: зачем он это делает? Все же знают, что это не так. Но, может быть, за этим какая-то своя мудрость есть? Может быть, им надо услышать из официальных уст поток оптимизма, чтоб также официально отбиваться от своих антисоветчиков в Англии?

Потом Капитонов говорил «о партии». По бумажке, какую-то совершенную нелепость с точки зрения нужд англичан. Взахлёб рассказывал о том, как сегодня был подписан Леонидом Ильичём билет №1 - Ленину. Англичане таращили глаза и еле сдерживали ехидство на лице. Ещё что-то, оторвавшись от бумажки - и уж совсем понять было нельзя этого косноязычия. Джавад, который переводил, выруливал как мог, ища среди бессвязности, что же передавать по-английски. (Шариф Джавад – заведующий британским сектором Международного отдела ЦК КПСС – прим. FLB).

Сначала мне было очень стыдно, потом стало страшно. Ведь этот человек ведает всеми руководящими кадрами Союза ССР! И счастье, что по случаю он не злой человек. Но его интеллектуальный потенциал, его представления о достоинствах человека, о том, что нужно нашему народу, просто не поддаются определению, потому что это нечто глинообразное, способное принять любую форму и выдавиться в любом направлении.

Вечером - беспрецедентно - Б.Н. и Капитонов приехали в гостиницу на прощальный ужин. В общем было неплохо. И искренне - дружески. Такие вещи Б.Н. умеет проводить: после их отбытия Макленнан затащил меня обратно в застольный зал. И тут уже начались тосты от души. Мой тост - долгий. О любви моей к Англии, о будущем этой «великой-таки страны».

Упомянутое «вручение» (как выразился на нашем партсобрании Паршин) билета №1 В.И. Ленину содержало само по себе «музыкальный момент»: Подгорный, Косыгин, Суслов, которого в этот день не было в Москве, захотели быть запечатлены, как участники процедуры. Поэтому Замятину (ТАСС) было поручено раздвинуть фотографию для «Правды» и поместить их на соответствующие места рядом с Леонидом Ильичём. Но Шелеста и Шелепина, которые также отсутствовали, не сочли нужным вмонтировать, хотя в официальном сообщении «Правды» о церемонии они названы среди присутствующих.

Билетом №1 дело не кончилось. На другой день в «Правде» последовало сообщение о том, что билет №2 был вручён Л.И. Брежневу!... Мало ему, что до этого целую неделю вся Москва рассказывала друг другу о том, как «Брежнев обнимал Подгорного по бумажке». (По случаю вручения Подгорному второй золотой медали Героя социалистического труда за 70-летие).

Я поражаюсь всему этому, несмотря на то, что Брежнева и многих других из них знаю лично. Неужели они не видят не только пошлости в этих «мероприятиях» (это ладно бы, можно было списать на то, что пусть, мол, интеллигентики морщатся), но и прямого вреда своему престижу: ведь народ смеётся. И смеётся злобно, презрительно, отнюдь не добродушно.

8 марта мне надо ехать в ФРГ. На конференцию ГПК. Вчера весь день писал доклад. Соорудил двадцать страниц.

А 9-го и 14-го Пономарёв выступает по «призраку» в Колонном зале и Берлине. Очень он следит за тем, чтоб я занимался его докладами, а не своим. И действительно, я не имел ни дня, чтоб даже подумать о своём тексте.

Сегодня три с половиной часа бегал на лыжах. Километров 40, если не больше. На даче - сказка. Это, видно, последний в этом году лыжный день. А как лыжник я ещё могу. Во всяком случае со стороны я не «прогулочник» и не «моционщик», а именно гонщик, хотя и престарелый.

ЧЕРЕЗ ВЕСЬ БУДАПЕШТ СО СКОРОСТЬЮ 150 КМ. В СОПРОВОЖДЕНИИ МИЛИЦЕЙСКИХ МАШИН С СИРЕНАМИ

4 марта 1978 г. С 26 февраля по 2 марта - Будапешт. Совещание Секретарей ЦК десяти соцстран. Оживления ждали от румын. Оно было. Те же самые вопросы, на первый взгляд те же подходы и та же озабоченность (например, гонкой вооружений). Но все с двойным дном.

Хвалились отменой цензуры, решением национального вопроса, хотя это все чистейшая демагогия и лицемерие: у них по этой части хуже, чем у всех остальных. Причём ребята (из отделов аппарата ЦК КП Румынии), которые сопровождали делегацию, тупо, без объяснений и аргументов настаивали на своём публично. А в кулуарах, когда мы их прижимали, ставя под сомнение их интеллектуальную личную состоятельность, смеясь признавали, что они-то сами так не думают, но у них – «директива»!

Б.Н. развил бурную деятельность и опять измучил своими инициативами: то он должен заключительные абзацы произнести, хотя его об этом никто не просил, то выступить с итоговым заявлением (в качестве очередного председательствующего), хотя это совсем казалось неприличным; то ответную речь на приёме у Кадара ему подготовь; то вдруг задумал дать интервью «Правде» по результатом совещания. Его коллеги – Русаков и Зимянин каждый раз делали квадратные глаза, урчали, но он шёл напролом и всегда добивался своего.

Закрытое заседание по «еврокоммунизму» (без румын и вьетнамцев) – «тайный отъезд» из гостиницы «Геллерт» в партшколу, ... через весь город со скоростью 150 км., в сопровождении милицейских машин с сиренами и сквозь шпалеры ошарашенных будапештцев.

Б.Н. опять первый: текст был подготовлен Загладиным и Козловым. Венгры и болгары были близки к нам... Впрочем, мы с Загладиным приняли накануне все замечания (по нашему тексту) венгров (передавал Берец). Наша концепция была скорее посередине между венгерской и болгарской.

Пошлейшим образом (неожиданно для всех) выступил Аксен (Герман Аксен, член Политбюро ЦК СЕПГ): империализм – Социнтерн, Брандт-Бжезинский, словеса в адрес КПСС и Брежнева, 60-летия Октября (это на закрытом-то деловом заседании!). Поляк – нуль. Монгол, мудро понимая своё место, - управился в три минуты. Кубинец произнёс многословную речь на тему о том, что «так нельзя»: высшая норма интернационализма – это когда один народ проливает кровь за интересы другого. А нам, мол, здесь румыны не позволили даже выразить солидарность с делом революционной Эфиопии. Как мы (т.е. делегация) объясним это в Гаване?! Че Гевара (!) говорил, что мобильность и боеспособность партизанского отряда определяется по самому плохому и безответственному бойцу. Так что же – мы будем равняться на Чаушеску? И т.д. Зачем, мол, нужны такие встречи, где коммунисты не могут говорить откровенно.

Однако гвоздём был Биляк (член президиума ЦК КПЧ): «Борис Николаевич, мол, объяснил нам здесь, что вы все поедете на съезд КП Испании... Каррильо и западная пропаганда нас называют марионетками, ставленниками оккупантов, что мы не представляем своего народа и т.д. Поэтому нас (чехословаков) туда не пригласили. Не думаете ли вы, что поехав, вы косвенно присоединитесь к этой характеристике Каррильо и Ко?! Мы не можем возражать против вашего решения, но подумайте о нас. Что мы виноваты в том, что приняли вашу интернационалистскую помощь?!»

Вопрос поставлен. Но выводов встреча никаких, конечно, не сделала, потому что на таких встречах проблемы не обсуждаются, а излагаются. Кубинский вопрос также остался без ответа. А вообще странная ситуация складывается. Чехов сейчас, в связи с 10-летием событий, клюёт и попирает весь мир. Мы и тем более другие соцстраны отмалчиваемся. Это для нас не актуально, да и не нужно – «муссировать»... Между тем, вокруг таких людей, как Биляк и большинство чешского руководства, «стихийно» в партийной среде братских стран складывается климат пренебрежения, если не презрения. И не только по причинам «более общим», но и потому, что в человеческом плане они все убогие, серые, глупые, злые и т.д. В словах Биляка я почувствовал, что они, эти чехи, понимают, в каком они очутились положении даже среди тех, кто их сделал тем, кем они являются.

Перебирая книжные полки, наткнулся на свою статью в № 5 «Новой и новейшей истории» за 1961 год. Она была написана по настоянию покойного академика Губера, тогдашнего главного редактора, который сватал меня на роль зама. Я тогда только что вернулся из Праги. Помнится, тоже покойный Ерусалимский в свойственной ему манере лёгкой насмешки, встретив на улице, сказал мне: «Говорят, ваша статья подняла вдвое тираж журнала» А Севастьянов (ныне большой деятель Института истории), впрочем, человек подхалимажный (я только что поступил в ЦК), сказал: «Каждую страницу перечитывал по несколько раз, потому что мыслей больше, чем фраз». Вспомнилось всё это. Между прочим, я тогда ещё не очень опытный был «в составлении тестов». Перечитал его сейчас. Она, действительно, написана лихо. А главное – по сравнению с мыслями и выводами, которые там так густо слеплены, целые тома научной литературы, появившиеся с тех пор, не добавили ничего нового. Даже нынешние еврокоммунисты в общем-то (с точки зрения анализа новых условий революции в их странах) тоже ничего нового не сказали: там уже всё это было сказано в поразительно точной (и смелой для того времени) форме. Теперь уже, наверно, так не напишу, не хватит воли.

САМ ЧЕРНЕНКО, ВСЛЕД ЗА АНДРОПОВЫМ, КАЖЕТСЯ, СОВЕРШЕННО ИСКРЕННЕ ЗА «РАЗДЕЛЕНИЕ» ПАРТИЙНОЙ И СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ

4 марта 1984 г. Сегодня выборы в Верховный Совет, а в пятницу я был в Кремлёвском дворце – слушал Черненко. Само собрание – обычный наш ритуал, регламентированность и формальность которого никого, кроме диссидентов и слишком уж рафинированных интеллигентов, не коробит. Народ наш слишком практичен и ленив, чтобы тосковать по самодеятельной демократии, легче и привычнее ворчать на начальство, что то не так, это плохо, здесь бардак и т.п. Итак – избирательные собрания, как и сами выборы – официальный праздник, когда делается то, что всегда и у всех полагалось делать во время данного праздника. В соответствующем стиле были выдержаны и речи в Кремле: секретаря Куйбышевского РК, слесаря, научной работницы, учительницы, директора завода. Правда, в выступлении доверенного лица, который должен был рассказать биографию кандидата, была уж слишком явная неловкость: в порядке компенсации, что Черненко не был на войне, оратор сделал упор на то, что он в 1930 году добровольцем пошёл в Красную Армию и служил на границе... «Вы, знаете, товарищи, какое нужно было мужество, чтоб охранять границу»... и т.д. Конечно, речи готовились в райкоме, но уж раз так, надо было бы избавить их от таких вот дешёвых пассажей, которые только подогревают ненужные вопросы и народную иронию.

Дело, в конце концов, не в том, чтоб избрать репрезентативную фигуру по реальным заслугам в прошлом, дело в том, чтобы человек обеспечил правильную, единственно нужную и возможную стране политику. И в этом смысле избирательная речь Черненко значительна и серьёзна – по самому строгому счёту. Не знаю, что принадлежит лично ему (или его помощникам и составителям – а он поддержал). Но речь произнесена. И это – политическое обещание народу при начале деятельности. Быстро это не забывается: как, например, доклад Маленкова в своё время на сессии Верховного Совета в 1953 году или речи Хрущёва на XX Съезде.

Главное, что воспринято всё то, чему было положено начало Андроповым. Мне говорили непосредственные составители этой речи, что в ней, как и в речи на февральском Пленуме, использовано практически всё то, что готовилось для Андропова, по его идеям и под его наблюдениями, когда он был в больнице.

Важно ещё и другое: речи других – членов ПБ, кандидатов, Секретарей ЦК никогда не носили столь индивидуального характера (при общности основной линии). И это относится не только к тому, как было выражено отношение к покойному и какими терминами характеризовался новый Генсек. Не все, например, назвали его «выдающимся» и т.п. Но и по подходу, манере, акцентировке социально-экономических, политических и идеологических проблем эти речи сильно разнятся. Конечно, всегда у нас при перемене «режима» временно выступает на передний план коллегиальность. Однако, на этот раз она проявила себя на фоне безусловного, формального утверждённого с первых же дней в совершенно конкретных терминах «должностного» авторитета Первого. И как это ни парадоксально – именно здесь возможность того, что коллегиальность станет реальным фактором политики... тем более, что сам Черненко, вслед за Андроповым, кажется, совершенно искренне за «разделение» партийной и советской власти. (Впрочем, это жизненная необходимость, если серьёзно...).