Вечером 2 марта 1991 года. 60-летие Горбачёва

Из дневников Анатолия Черняева - заместителя заведующего Международного отдела ЦК КПСС (1970-1986 гг.), помощника Генерального секретаря ЦК КПСС и помощника президента СССР Михаила Горбачёва (1986-1991 гг.). См. предисловие здесь.

НА ПОСЛЕДНЕЕ ПОЛИТБЮРО НЕОЖИДАННО ПРИШЁЛ БРЕЖНЕВ. НЕ ЖДАЛИ

2 марта 1975 г. Опять разрыв, потому что в основном работаю в Серебряном Бору. Дома почти не бываю. Доклад для Б.Н. (Пономарёва) в Праге – совещание секретарей ЦК по внешнеполитической пропаганде и идеологии соцстран. Очередное после московского в декабре 1973 года, перед которым мы тоже сидели в Серебряном Бору. Плюс всякие «совместные» документы (проекты), которые будут приняты для ради координации. Их должны представлять чехи, но готовим, как и всё прочее, мы.

Загладинскую диктовку мы использовали, но убрали пережимы по части разоблачения наших капиталистических партнёров по разрядке. Он недавно вернулся из Берлина с Рабочей группы по подготовке конференции компартий под впечатлением (а его политическая философия часто определяется последней конфиденциальной беседой с каким-нибудь западным деятелем). На этот раз «впечатление» было от того, что французы, итальянцы, испанцы и др. говорили на Рабочей группе. Разрядка для них (для КП на Западе), - не только плюс, но и минус. Она укрепляет авторитет правительств, с которыми мы боремся как с классовой враждебной силой. И нам нужна-де «компенсация». Таковой Загладин считает, может быть, ужесточение капиталистических порядков во Франции, ФРГ...

Вообще-то это по душе Б.Н.’у. Он любит разоблачать капитализм. А сейчас – кризис и всякие противоречия в особенности. Но «оглядывается», потому что знает, что на Западе к нему уже прицелились и нет-нет подают его в роли «ястреба» по отношению к линии Брежнева.

На последнее Политбюро неожиданно пришёл Брежнев. Не ждали. И между прочим, стал говорить: «Вот, мол, в Праге, оказывается, будет совещание по внешнеполитической пропаганде. А мы ничего не знаем. А дело серьёзное». Б.Н. засуетился. Стал оправдываться. Мол, решение Секретариата есть и проч. Но сам усёк (он мне это предположение третьего дня изложил): кто-то шепнул Леониду Ильичу – мол, не повредит ли идеологический трёп о внешней политике самой нашей внешней политике? Подозревает Александрова. Возможно... Как бы то ни было, он срочно стал вычёркивать из своего доклада многие свои любимые игрушки с критикой буржуазных правительств и порядков. Даже выпад по Понятовскому убрал... Так что загладинская «компенсация» совсем уж оказалась не ко двору.

Переговоры с Вильсоном не могли не завершиться «большим успехом». Впрочем, я удивился тому, что принятые документы практически советские по вокабулярию, формулировкам и т.д. Ну да, англичане практичные люди. Что им слова! Дали нам кредит на 2 млрд. долларов. Утёрли нос американцам (300 млн. – по закону Джексона). Б.Н. и Блатов намекали мне, что «наш» не использовал 80% того, что ему заложили мы в памятку. Жестами..., что, мол, «не тот уже». А Вильсон и проч. в восторге от активности, динамизма. Получается, похоже, та же аберрация, какая складывалась в 1963-64 годах: иностранцы восхищаются, а советские недоумевают и руками разводят. По телевизору – на приёме в честь Вильсона – Брежнев выглядел очень «неорганизованно», было такое впечатление, что он сам не понимает, что говорит, и сил хватает, чтоб только произнести кое-как написанный крупными буквами текст.

Сейчас его готовят на съезд ВСРП. Дело деликатное (в связи с повышением нами цен на нефть и письмом ЦК ВСРП активу, где открытым текстом нас «критиковали»). Не превращается ли он в символ-форму, которую по инерции наполняют соответствующим его прежнему настрою содержанием?

Встреча с Арисменди перед его поездкой на Кубу. Беседа с канадцами – членами Исполкома ЦК, которые ездили по Советскому Союзу две недели. Когда вот так общаешься – опять и опять чувствуешь себя значительным лицом, но как только возвращаешься к обычным и главным делам – сочинению текстов для Пономарёва – сразу «на место!» – мелкий чиновник, который может проталкивать своё мнение лишь с помощью хитроумных словесных вариаций: авось Б.Н. не усечёт.

ЖИЛИН ЗАВАЛИЛСЯ К ПОНОМАРЁВУ В КАБИНЕТ СОВЕРШЕННО БУХОЙ...

2 марта 1985 г. Не знаю, как это получилось, скорее всего Пономарёв настоял, но меня включили в группу по подготовке Отчётного доклада ЦК XXVII съезду. В понедельник Лигачёв (он возглавит эту группу, а Зимянин – по политдокладу, туда вошёл Загладин) соберёт нас и определит, как мы будем жить до 15 августа – срока представления текста.

Продолжение о Шульце. Статью в «Правде», действительно, сильно успокоили, все мои предложения учтены. Но Б.Н. таки собрал замов, очень пугал. Не понравились ему и мои сомнения, и скепсис. Поручил готовить письмо братским партиям и социал-демократам с «аргументами» и призывами.

Был Яковлев(директор ИМЭМО, бывший посол в Канаде, бывший зам. зав. Отделом пропаганды ЦК). За год он был сильно обласкан: депутат Верховного Совета СССР, член-корреспондент АН СССР, член Программной комиссии и т.д. Однако, настроен по-прежнему зло-критически. О Программе сказал кратко: не готовы мы, чтоб написать настоящую Программу. Не будем мы ничего делать в соответствии с ней, если даже впишем туда дельные вещи, опять это будет пропагандистская брошюра для изучения студентами. Опять никто перед каждым Пленумом не предложит, чтоб заглядывали в Программу и спрашивали себя: а вот эта строчка? Как с ней – выполняем, нет?

Ругался по поводу истории с «антисоветской группой» в институте, которую разоблачили и посадили ещё при его предшественнике на директорстве Института -Иноземцеве. Помимо того, что ещё Андропов их амнистировал, всех «причастных» восстановили в партии, все пристроены. А главное, по его данным, дело-то было специально спровоцировано засылкой подсадной утки, на которую и сделали стойку некоторые сотрудники Института - желторотые интеллигенты.

Москва полна анекдотами и смехом, а западная печать жуткими карикатурами и статейками по поводу болезни Черненко... И, конечно, «обсуждают», кто унаследует, у кого какие шансы: Горбачёв, Гришин, Громыко, Романов... Обсуждается даже вариант (от русских, мол, всего можно ждать), что на самом деле Черненко мёртв. И именно поэтому остановили матч Каспаров-Карпов, чтоб освободить Колонный зал для установки тела. Цитируют обильно Громыко, Зимянина с восхвалениями заслуг, вклада и выдающихся качеств Генсека, - что, добавляет Expres, будет забыто раньше, чем выгорят свечи у гроба. Именно поэтому, видимо, решено было показать Черненко. Дважды он появлялся на телевидении – при голосовании якобы на избирательном участке и при вручении ему удостоверения депутата РСФСР, в последнем случае пытался даже что-то говорить. Зрелище убийственное: москвичи рассматривают эти акции как преднамеренную идеологическую диверсию.

Б.Н. собирал замов и весь состав партбюро Отдела по случаю очередного Постановления ЦК о борьбе с алкоголизмом. Приводил цифры: 4 млн. на принудительном лечении от алкоголизма, сотни тысяч ребят – в колониях и лагерях за преступления, совершенные в пьяном виде. 25 % алкоголиков – женщины. Однако, о положении у нас в Отделе говорил, главным образом в прошедшем времени, хотя непосредственной причиной созыва партбюро было то, что на днях Жилин завалился к нему в кабинет совершенно бухой... С ходу можно назвать 10-12 алкоголиков, которые то и дело пьяными ходят по коридору. И среди них Шапошников, который, однако, пользуясь свои положением зама, после попойки просто не является на работу – день, другой, полдня, а попойки бывают не реже 2-3 раза в неделю. (Юрий Жилин – руководитель группы консультантов, Виталий Шапошников – зам.заведующего Международным отделом ЦК КПСС – прим. FLB).

ГОРБАЧЁВА РАСТРОГАЛО НАШЕ ПОСЛАНИЕ. ВСЕХ ДЕВИЦ ОН РАСЦЕЛОВАЛ

Вечером 2 марта 1991 г. 60-летие Горбачёва. Накануне женщины - две Тамары и Ольга потребовали: пишите адрес от нас, от тех, кто здесь, помимо всяких официальных... Я все откладывал, некогда. Вдруг позвонил Шахназаров. Говорит: «Я тут накатал, посмотри». Посмотрел я: казёнщина. И продиктовал с ходу Тамаре свой текст. А она случайно напала в книге Карнеги на цитату из Линкольна. Включил. Отпечатала.

Яковлев позвонил, пригласил подписать их адрес. В основном там - бывшие члены президентского совета. Мы с Шахназаровым поколебались, но подписали и их бумагу. А наутро, 2-го, надо было улучить момент, чтобы «предстать» перед именинником в промежутке между официальными поздравлениями. Это удалось, когда он забежал к себе в ЦК после приветствий в Политбюро. И получилось очень мило. Его растрогало наше послание. Всех девиц он расцеловал, что-то каждой сказал и ринулся в Кремль на продолжение.

Там в «телевизионной комнате» сосредоточились высшие чины: министры и прочие. Лукьянов держал речь. Помощники и бывшие члены президентского совета, Яковлев, Бакатин, Примаков, Медведев, Ревенко и ещё кто-то сочли неудобным туда лезть. Потом он в весёлом расположении духа пришёл к нам. Говорит: «Кто будет произносить первую речь?» Выдвинулся Александр Николаевич. Открыл папку и начал читать тот текст, под которым и мы с Шахназаровым еле подписались. После первого абзаца М.С. отобрал папку, захлопнул, положил её на стол и, обращаясь к оратору, сказал: «Говори так». Яковлев стал говорить «от себя». Устно у него всегда хуже получается, чем в его витиеватых текстовочках.

М.С. всех пообнимал, повёл туда же, где до этого встречался с высшими чинами. Там - стол с бокалами и бутербродами. Выпили. Пошёл разговор. Он много и хорошо говорил. Ясно, складно, глубоко, как это бывает, когда он в ударе и когда перед ним понимающие и принимающие его (так часто с иностранцами бывает). Жаль, невозможно было делать пометки, а техника у нас для таких экспромтов - никакая. Вдруг он мне: «Анатолий, а где это твоё приветствие?"
- Да там, у вас осталось.
- Давай его сюда.
Я вышел, сказал, чтобы фельды молнией привезли из его цековского кабинета текст. Через десять минут он был вручён Горбачёву. Он сам стал его читать с явным удовольствием. У него не оказалось в кармане очков. Я предложил свои. Смеётся. Вот, говорит, даже через одни очки с Черняевым Горбачёв на проблему смотрит. Болдин съязвил: толково, мол, написано, приближается к уровню нашего текста (т.е. того, который Горбачёв не стал слушать).

Вот этот текст:

«Дорогой Михаил Сергеевич!
Это - не политическое поздравление по случаю круглой даты. Их Вы получите предостаточно со всех концов земного шара, скорее более, чем менее искренних. Это - выражение нашего восхищения Вами и, можем сказать, удивления (юбилей позволяет не очень стесняться в выражениях чувств ). Обычно в таких случаях говорят «на Вашу долю выпала миссия» и далее следуют соответствующие слова. Но в данном случае - не совсем так: Вы сами с огромным личным риском, взяли на себя великое историческое бремя. Сделали это ради своего народа, ради достоинства и блага страны, движимый совестью и стыдом за состояние, в которое её завели Ваши предшественники.

Шесть лет назад трудно было представить, что Вам удастся сорвать этот материк с, казалось бы, намертво забитых заклёпок. Мы то знаем, что Вы предвидели и предчувствовали, чем это может обернуться для такой страны, для каждой семьи на какой-то более или менее длительный период. Но Вас и это не испугало, хотя и заставляет переживать в десятикратном размере свою ответственность за всё, что происходит. Однако история - а она оказывается всегда права - уже занесла Вас на свои самые значительные страницы. И этого уже никому никогда не удастся ни перечеркнуть, не замазать. Хотя самым печальным в нынешней ситуации является как раз то, что такие попытки и в таком массированном масштабе предпринимаются именно в своём Отечестве.

Ну что ж, Вы, кажется, научились относиться к этому спокойно, хотя Вам и очень трудно при Вашем темпераменте и живости мысли удерживать себя от того, чтобы не убеждать, не разъяснять, не взывать к здравому рассудку и т.д. - даже в случаях, когда явно надо подчиниться пушкинскому – «и не оспаривай глупца». Доверчивость и любовь к людям тут Вас часто подводят. Но это от большой души. И это тоже вызывает восхищение Вами, как и Ваша непредсказуемость, которая сродни народу, от которого Вы произошли.

О Вас написаны сотни книг, бессчётное количество статей, будут написаны тысячи. Позвольте воспользоваться сравнением с одним из них, чтобы косвенным образом дать Вам совет. Авраам Линкольн тоже долго учился игнорировать яростную критику против себя и наконец сказал: «Если бы я попытался прочесть все нападки на меня, не говоря уж о том, чтобы отвечать на них, то ничем другим заниматься было бы невозможно. Я делаю всё, что в моих силах - абсолютно всё, и намерен так действовать до конца. Если конец будет благополучным, то все выпады против меня не будут иметь никакого значения. Если меня ждёт поражение, то даже десять ангелов, поклявшись, что я был прав, ничего не изменят».

Мы умоляем Вас воспользоваться этим опытом - чтобы беречь энергию и нервы для продолжения великого дела, которое в конечном счёте неизбежно победит. Очень всем трудно. Мы, близкие Вам люди, вместе с Вами переживаем неудачи, радуемся большим и малым победам. Питаемся Вашей поразительной жизнестойкостью и уверенностью, что всё преодолимо, всё можно сделать, если цель того стоит. Мы горды принадлежностью не только к эпохе, отныне навсегда связанной с Вашим именем, но и тем, что судьба определила нам быть в это время возле Вас и работать для страны в атмосфере доброжелательности, духовной раскованности, интеллектуального напряжения, которую Вы вокруг себя создаёте. Удовлетворение приносит уже одно то, что можем говорить «такому начальству» всё, что думаем, и даже рассчитывать, что кое что из сказанного учтётся. Мы верим Вам.
С тем и победим».

Стали, было, расходиться. Но произошёл эпизод, который может иметь последствия для моих отношений с Игнатенко и Примаковым. М.С. спросил Примакова: «Что там твой Саддам, сбежал уже или ещё хорохорится?» Поговорили. Вступил в разговор Яковлев: «Михаил Сергеевич, надо бы параллельно с Бейкером, который едет на Ближний Восток, послать от Вас представителя в регион - чтобы наше присутствие чувствовалось, чтобы не отдавать всю победу Америке. И когда Бейкер приедет потом сюда, у вас будут проверенные карты. Ведь арабы не всё ему скажут, ну и т.д.».

Я понял, в чём дело. Накануне вечером Игнатенко эту идею мне красочно - а он это умеет - излагал. Примаков, мол, от неё в восторге и, конечно, послать надо именно его. Потом мне звонил сам Примаков и предлагал уговорить Горбачёва. Я мямлил, отнекивался. Наполовину поддакивал, но не твёрдо. И не пообещал лезть с этим к Горбачёву: разве что к слову придётся. У меня с ходу возникло подозрение и неприятие этой идеи по существу - мельтешить, мелочиться, стараться урвать кусочки американской победы, выглядеть перед всем миром «примазывающимися к славе». Когда шла война, вмешательство Горбачёва вопреки раздражению Буша, в глазах мира было оправдано гуманизмом - избежать новых жертв, разрушений, отстаивать приоритет мирных средств (в духе нового мышления). А теперь эти мотивы исчезли и наши потуги выглядели бы жалко. В общем, всё это мне показалось суетой, не солидно.

Деваться мне было некуда и я произнёс своё возражение довольно резко. М.С. смотрел на меня искоса, задавал неудобные вопросы. Но сбить меня ему не удалось. И он сказал: «И в самом деле, чего суетиться? Не солидно будет. Всё равно без нас они не обойдутся. Мы своё дело сделали».

Последовало смущённое молчание. А к вечеру мне позвонил Бессмертных и благодарил за то, что я засыпал эту идею. Между прочим, об этом эпизоде рассказал ему не без ехидства сам Горбачёв.