История 07.03.18 11:58

Генеральный секретарь КП Ирландии опять просил оружия для ИРА

FLB: «Ему уже два года отказывали. А он дело представляет себе просто: советская подлодка сбрасывает где-то км. в 100 от Ирландии груз, оставляет буёк, а потом ировцы на лодке забирают его...» Что было в Кремле 7 марта в 1972 и 1976 годах

Генеральный секретарь КП Ирландии опять просил оружия для ИРА

Из дневников Анатолия Черняева - заместителя заведующего Международного отдела ЦК КПСС (1970-1986 гг.), помощника Генерального секретаря ЦК КПСС и помощника президента СССР Михаила Горбачёва (1986-1991 гг.). См. предисловие здесь.

От ред. FLB: 6 марта был перерыв в публикации записок Черняева, но опять же потому, что за 19 лет ведения своих дневников (с 1972 по 1991 год) Анатолий Сергеевич так ничего и не написал в этот день, так же как и 16 февраля.

КГБЭШНИКИ ЕМУ ДОКАЗЫВАЮТ, ЧТО ПО ТЕХНИЧЕСКИМ ПРИЧИНАМ ПЕРЕСЛАТЬ ОРУЖИЕ ТРУДНО, ОПАСНО, ПОЧТИ НЕВОЗМОЖНО

7 марта 1972 г. Продолжаем с утра до вечера сидеть в комнате при Секретариате: будущие академики Арбатов, Богомолов, Сухаревский (председатель Комитета по труду и зарплате), Смирнов (зам. зав. отдела пропаганды ЦК). Потом - с Арбатовым вдвоём.

Несколько дней тут был О’Риордан (со 2 по 7) - Генеральный секретарь КП Ирландии. Опять просил оружия для ИРА (выступает в роли посредника, чтоб «после победы» было на что сослаться). Ему уже два года отказывали. Загладин устраивал ему встречи с кгбэшниками, которые ему доказывают, что по техническим причинам переслать оружие трудно, опасно, почти невозможно. А он дело представляет себе просто: советская подлодка или рыболовный корабль сбрасывает где-то км. в 100 от Ирландии груз, оставляет буёк, а потом ировцы (Ирландская республиканская армия) на лодке забирают его... Пока удаётся морочить ему голову...

Вчера был прощальный ужин на Плотниковом (партийная гостиница в районе Арбата). Рассуждали: оборона Ленинграда - выражение чистой идеи нашей революции. Оборона Москвы - густо замешана на российском патриотизме. Переезд правительства Ленина в Москву - это приближение пролетарской революции к крестьянской России. Не сделай он этого, революция геройски бы погибла, как Парижская Коммуна, но зато в Проекции на будущее не было бы ни культа, ничего подобного...

Брутенц (мой друг, сотрудник Международного отдела ЦК) 3-го защитил докторскую. Учёный совет (я там член). Сегодня - банкет в узком составе, почему-то тоже на Плотниковом. Я не пошёл. Устал я.

Позавчера была Бианка (в очередном визите в Москву со своими фирмачами-фиатовцами). Скучно. Сидела до 2 часов ночи. Потом я проводил её в «Националь». Говорит, что высохла от безмужья (Франко Моранино, её муж, был командиром бригады Сопротивления, умер в мае). (Бианка Видали, дочь одного из основателей Итальянской компартии, подружились в Праге в журнале «ПМС» - прим. авт.).

С ПОМОЩЬЮ «РЕДАКТИРОВАНИЯ» ПРИХОДИЛОСЬ ВСЁ ЖЕ УКРЫВАТЬ «САМОЕ НЕВОЗМОЖНОЕ»

7 марта 1976 г. За эти две недели прошёл съезд. И, конечно, было бы интереснее помечать хоть что-нибудь каждый день. Но в таких случаях получается, как бывало на фронте: в самое жаркое время невозможно было даже вспомнить о дневнике, а когда бои уходили – записи превращались в «литературу». Тем не менее, что-то «своё» хочется оставить для памяти.

Неожиданно бодр и чёток в произношении был Брежнев. Причём, чем дальше, тем энергичнее он читал текст. Думаю, что был на уровне своих выступлений (в смысле ораторства) 4-5-летней давности. На это обратили внимание и инопресса и комделегации. Доклад прозвучал (как я и ожидал, потому что я-то его знал во всех подробностях) более «партийно», чем на XXIV съезде и особенно по сравнению со всеми большими его выступлениями последних лет. То есть – в том смысле, что он не был докладом главы государства и правительства, в качестве которых Брежнев действовал и выступал в последние годы, а был текстом партийного лидера, хотя по своей словесности и формулам сильно отличался от ортодоксальных партийных докладов времён Сталина-Хрущёва. Прежде всего - критичностью по внутренним делам и отсутствием крикливости, демагогии по внешним делам. Все и на Западе, и в зале обратили внимание на «сбалансированность», спокойный тон и «уверенность в себе». Даже в отношении МКД проявлена сдержанность, которой, будь это не Брежнев, а любой другой из нынешнего ПБ, не бывать бы.

Разумеется, во всём этом сказалось «искусство» бригады, которая писала доклад, однако, определяющим был характер и подход самого Брежнева. Это уж я, что называется, могу утверждать из «первых рук». Сам всё это видел и в какой-то степени соучаствовал. Это называется Отчёт ЦК. Но ЦК даже не видел текста доклада. Ему на Пленуме за 4 дня до съезда было сделано «сообщение» (Брежневым) о докладе объёмом в 30 страниц, в то время, как сам доклад – 130 страниц. Доклад прочли один раз члены ПБ и Секретари ЦК, а отдельные (Суслов, Пономарёв, Андропов, Громыко) имели возможность смотреть и один из последних предварительных вариантов. Собственно, эти четверо и сделали кое-какие замечания, которые были учтены. Б.Н. (Пономарёв): усилить тему разоружения и сказать о женщинах. Суслов: сильнее о кризисе капитализма и сказать, что уступки оппортунизму (в компартиях) в конечном счёте обернутся против партии. Андропов: сказать об общих закономерностях социалистической революции, сославшись на Совещание коммунистических и рабочих партий 1960 года. Громыко ещё летом предлагал объединить разделы о «третьем мире» и капиталистическом мире. Но это не прошло... через Александрова. Замечания Суслова и Андропова «ужесточили» соответственные места доклада. Но на общую его тональность не повлияли. Так что можно сказать, что это даже не доклад Политбюро, это – целиком брежневский доклад.

Мои 12-14 страниц остались практически в новоогаревском виде. Но – с отмеченным «ужесточением». И другие мои некоторые вставки и редакционные варианты (в других разделах) прошли. Сильнее был затронут текст Брутенца (о третьем мире), но «дух» сохранен и основные формулы тоже. Я был в зале только на докладе (в первый день) и при закрытии съезда 5-го числа. Остальное время – за сценой, в полуподвале, в артистических уборных вместе со всем нашим отделом. Моя обязанность была – «выпускать» для стенограммы съезда и для «Правды» речи и приветствия братских делегаций. Иногда приходилось просто переписывать. Во многих случаях, особенно у маленьких, безнадёжных партий поражала (даже меня) элементарная политическая неграмотность. Куда там – до наших тонкостей и всякого рода ухищрений, например, чтоб отделить разрядку от вмешательства («революционного») в чужие дела. Вся наша формулировочная изобретательность просто до них не доходит. И они в «классово ясных» выражениях засвечивают то, что мы всячески в своей прессе и в своих документах хотели бы укрыть.

Так вот, мне очень часто с помощью «редактирования» приходилось всё же укрывать «самое невозможное». Иногда – в рамках перевода, иногда – советовать оратору поменять или исключить, подсказать формулу, а чаще всего – оставлять для стенограммы, но решительно изымать для «Правды». Конечно, сравнительно легко было уговорить сирийца опустить абзац о том, что МКД должно сплачиваться «вокруг КПСС». Труднее – заставить Сиада Барре (президента Сомали) не давать для «Правды» разгромные абзацы о французском империализме в Джибуте. Или - уговорить марокканца и алжирца не устраивать свалку по поводу Западной Сахары. И совсем не удалось что-либо поменять у Берлингуэра и Макленнана. Да, собственно, и не пытались. Все понимали, что – безнадёжно. И тот, и другой, как и Плиссонье (Марше не приехал), в вежливой форме сказали всё, что хотели: и о «своём социализме», и о демократии, и о свободе культуры, и о желании (итальянцев) остаться в НАТО, и о несогласии (французов) с нами насчёт Жискара и вообще французской внешней политике.

Всё это обратило на себя внимание. Поэтому, когда Машеров, Щербицкий и некоторые другие говорили об оппортунизме, «модернизации» марксизма, об интернационализме – зал встречал эти пассажи чуть ли не овацией. И под гром аплодисментов шла речь Гэс Холла, который всю её посвятил фактически прямой атаке на французов, итальянцев, испанцев, англичан. Впрочем, Холлу нечего терять и не перед кем отвечать и за слова, и за политику, которой у него нет, так как нет никакого политического влияния, тем более – перспектив. Однако – и Макленнан, собственно, в таком же положении. И то, что он «осмелился», было воспринято как оскорбление съезду. Президиум на него реагировал хуже, чем на Берлингуэра: «Что позволено Зевсу, не позволено Быку». Туда же, мол!..

Словом, наш съезд «засветил» реальную ситуацию в МКД (международном коммунистическом движении) на глазах у всего мира. И теперь надо со всем этим считаться. Выход один: не признавая открыто, отступать в сторону «нового интернационализма» (итальянцев), чтобы вообще что-либо от интернационализма сохранить.

Чтоб закончить начатую тему, в ходе и особенно по окончании съезда встречался с несколькими делегациями: за обедом в гостиницах и в ЦК тоже. Убожество. Они очень плохо или совсем не осведомлены друг о друге (одна партия о другой). И сами ничего собой не представляют: канадцы, ирландцы, австралийцы, немцы, да и англичане тоже, а теперь ещё мальтийцы и целый сонм латиносов. Здесь их возят на «Чайках» с милицейской мигалкой. Они нам заявляют всякие претензии и даже обиды. Каштан пригрозил уехать со съезда, если ему не дадут слова с трибуны Дворца съездов. Между тем, он сам и его партия стоит не больше тех шести десятков других, которым пришлось выступать не во Дворце съездов, а на активах в Москве, Ленинграде, Киеве, Минске, Волгограде.

Поразило меня и то, что, например, канадцы только понаслышке знают о позиции ФКП, о художествах Марше, вообще о ситуации в европейском комдвижении. Они даже не знают того, что пишет «Унита» и «Юманите», не знают Morning Star, хотя она – на их языке. Всё это ещё и ещё раз убеждает, что основная масса братских партий – чистая символика. И не будь Москвы, они значили бы (если бы вообще существовали) не больше любых других мелких политиканских группочек, которые есть в любой стране «свободного мира». На этом фоне наглядно смешными выглядят потуги Пономарёва «учить» и «мобилизовывать» их с помощью своих и АПН’овских статей и брошюр. У Брежнева, может, не до конца осознанная, но несравненно более реалистическая «философия» МКД. Реальная альтернатива капитализму – ФКП, ИКП и социал-демократы, разумеется, «при нынешнем соотношении сил на мировой арене», т.е. при наличии нас. МКД же, как целое – это чисто идеологическая, причём безнадёжно устарелая категория. С другого фланга это подтверждено на съезде массированным присутствием чёрных африканцев и некоторых арабов, которые не в МКД.

См. предыдущую публикацию: «А вечером Горбачёв говорил с Колем по телефону. По просьбе немца - чтобы «поздравиться» с ратификацией договоров об объединении Германии». Что было в Кремле 5 марта в: 1972  1973 1984 и 1991 годах.

Ещё на эту тему

Ночной переполох в Кремле

FLB: «Провёл совещание экспертов по Персидской войне. Разговор был полезней практически, чем заседание «группы по Персидской войне» во главе с Бессмертных (Язов, Примаков, Крючков). Что было в этот день, 7 февраля 1991 года

Сохранен «курс Маркова» - символа брежневиады в советской литературе

FLB: «Только в 1985 году в 27 издательствах Марков выпустил свои серые поделки. 14 млн. рублей на сберкнижке. Друг детства Лигачёва». Что было в Кремле 22 июня: 1980, 1982, 1985 и 1986 годах

«В великой стране такой лидер – убогий, полуграмотный, серый человек»

FLB: «Комментарии примитивны, однообразны, формальны. Выводов – никаких, а заключения к прениям, - лучше бы их не было, потому что ничего не поймешь». Что было в Кремле 31 октября  в 1975, 1984 и 1987 и 1990 годах.

В СССР сейчас всего 6500 попов, 900 католических и 300 мулл

FLB: «Плюс 2000 нелегальных. Но зато: каждого второго покойника хоронят в церкви и каждый пятый новорождённый крестится». Что было в Кремле 12 февраля: в 1980, 1984 и 1991 годах

Мы в соцсетях

Новости партнеров