От редакции FLB: Не так давно Союза ветеранов Анголы издал с помощью Студии «Этника» книгу воспоминаний воинов-интернационалистов «Мы свой долг выполнили! Ангола: 1975–1992». Книга издана тиражом всего в 1000 экземпляров. И поэтому газета «Совершенно секретно» (№ 7/396, июль 2017 г.)с согласия авторов опубликовала несколько глав из этой книги. Долгие годы эти люди были вынуждены хранить военную тайну. Официально Советский Союз не участвовал в никаких военных конфликтах – только оказывал «дружескую помощь». При этом на этих неизвестных войнах десятилетиями сражались и иногда погибали советские военные специалисты – военспецы. Сегодня это давно уже не секретная информация. И поэтому ветераны этих неизвестных войн заговорили. FLB публикует в трёх частях воспоминания: 1) председателя Союза ветеранов Анголы (СВА) полковника в отставке Вадима Сагачко 2) подполковника в отставке, военного лётчика-инструктора 1-го класса Вячеслава Самойлова и 3) полковника в отставке Сергея Ремизова, который в 1977 году находился в Анголе в качестве командира десанта БДК «Красная Пресня».
«БРИГАДА ДЕРЖАЛА ОБОРОНУ НА ФРОНТЕ ПРОТЯЖЁННОСТЬЮ 53 КИЛОМЕТРА»
Из воспоминаний полковника в отставке Вадима Андреевича Сагачко. В 1988–1990 годах он выполнял интернациональный долг в Народной Республике Ангола. Был военным советником командира пехотной бригады ФАПЛА (Народные вооружённые силы освобождения Анголы, порт. – FAPLA), старшим военным специалистом по боевому применению пехотных и танковых подразделений управления боевой подготовки штаба Южного фронта.
«В Союзе, в Управлении кадров штаба округа в командировку в Анголу меня оформляли на три года с семьёй на должность советника начальника учебного центра, находящегося где-то возле Луанды. В «десятке» уже перед отправкой мне сказали, что я еду советником командира боевой 3-й пехотной бригады на восток страны, то же самое мне объявили и кадровики в Луанде. Но вернувшийся из Луэны ГВС генерал Гусев меня переназначил на Южный фронт, в район Куито-Куанавале, в 10-ю пехотную бригаду. Бригада была переброшена из анклава Кабинда на юг, в провинцию Квандо-Кубанго, для охраны дороги, ведущей из центра провинции города Менонге в населённый пункт Куито-Куанавале.
По прибытии в расположение штаба меня представили офицерскому составу управления бригады. Вскоре моему подсоветному, командиру бригады капитану Инсендиариу в обстановке строгой секретности вручили вводную на проведение операции по уничтожению двух унитовских баз, обнаруженных в зоне ответственности бригады. Теперь ему надлежит к обеду принять решение и доложить. По легенде в бригаде проводятся тактические учения. Это для всего личного состава. Об истинной цели знает только узкий круг лиц. Вот она, моя первая работа. Мои советы комбриг выслушал, но решение принял своё, заносчиво заявив, что он лучше знает, как бороться с унитовцами, так как он сам вчерашний партизан. (УНИТА – Национальный союз за полную независимость Анголы. – Ред.) Пришлось дипломатично согласиться с ним. Но он всё-таки попросил помощи в оформлении карты-решения. После обеда командующий округом и моё начальство, заслушав решение комбрига, порекомендовали некоторые моменты переделать и уехали в Куито-Куанавале, пообещав забрать меня на обратном пути.
В двух километрах от деревни занимает оборону кубинская тактическая группа из 70-й танковой бригады РВС Кубы. Это танковый батальон, усиленный мотострелковой ротой, противотанковой батареей, артиллерийской батареей, зенитной батареей, сапёрными подразделениями. Вечером приехали два кубинских офицера. Старший лейтенант – особист и капитан-тыловик. Особист говорит по-русски, а тыловик – нет. Поинтересовались, в чём я нуждаюсь и какие мне нужны продукты. Забрали меня к себе в гости, пообещав комбригу вернуть меня в целости и сохранности. Оказывается, до меня в бригаде был кубинский советник. Хорошие, весёлые ребята. Некоторые здесь, в Анголе, по третьему и даже четвёртому разу, но основная часть – второй раз. Много запасников (резервистов). Соответственно на столе были кубинский ром и португальское «тинто» (красное сухое). Вот так я наладил первый контакт с кубинскими интернационалистами.
360 ЕДИНИЦ ПОДБИТОЙ И СОЖЖЁННОЙ ТЕХНИКИ
Моей бригаде была поручена охрана участка дороги протяжённостью 53 километра, от реки Куатир до района Масека. Эту дорогу называли и Дорогой смерти, и Дорогой жизни. По ней шло всё снабжение войсковой группировки в Куито-Куанавале. Раньше по этой дороге почти невозможно было проехать – постоянные засады, фугасы и мины. Обыкновенно транспортная колонна ФАПЛА выходила из Менонге и двигалась до Куито-Куанавале (всего 180 километров) почти две недели. Впереди медленно шли сапёры, проверяя миноискателями и щупами дорогу, а сзади ползли гружёные продовольствием, боеприпасами и имуществом машины. На удобном участке унитовцы устраивали засаду. Головную машину подрывали фугасом, а остальные расстреливали в упор из пулемётов, гранатомётов и миномётным огнём. Я насчитал на этой дороге около 360 единиц подбитой и сожжённой техники – машин, бронетранспортёров, танков. До этого подобное я видел только на фотографиях и в кинохронике из Афганистана.
Выглядело это так: вдоль дороги через каждые три – пять километров были оборудованы взводные опорные пункты. В центральном опорном пункте находилось командование роты, тыловые подразделения, зенитчики и один пехотный взвод. Во взводном опорном пункте днём находилось человек десять, а остальные 15–20 человек находились на блокпостах – по два-три человека. Блокпост в тех условиях представлял собой обычные окопы с обеих сторон дороги, устроенные для ведения круговой обороны, с дополнительной защитой из брёвен и мешков с песком. Над окопами для защиты от солнца и для маскировки сооружались навесы из тростника или листвы деревьев. Возле взводных опорных пунктов дорога перегораживалась шлагбаумами. Блокпосты выставлялись на расстоянии зрительной и огневой связи – где-то в 200–300 метрах один от другого. В ночное время личный состав с блокпостов снимался и сосредоточивался во взводном опорном пункте. Взводам были приданы сапёры и инженерная разведка. Во взводном опорном пункте обязательно была 14,5-мм зенитная пулемётная установка ЗГУ-1 – крупнокалиберный пулемёт Владимирова.
В шесть часов утра, с наступлением рассвета, сапёры выходили из опорных пунктов и шли навстречу друг другу, проверяя дорогу и обочины. Вместе с группой сапёров шла очередная смена солдат на блокпосты. Они тщательно проверяли свои окопы и занимали их. Кроме того, по обе стороны от дороги на расстоянии до километра у опушки леса, на тропах выставлялось боевое охранение в количестве трёх – пяти человек. Каждую ночь они меняли месторасположение, передвигая свои позиции по фронту. Дальше, на глубину до пяти километров от дороги высылались парные дозоры из разведроты. Разведчики патрулировали территорию вдоль дороги и, если обнаруживали следы унитовцев, сообщали об этом в бригаду.
Такой способ охраны давал хорошие результаты. Ночью унитовские группы в первую очередь наталкивались на боевое охранение и после короткого боя отходили. Когда унитовцы пытались выйти к дороге днём, они встречались огнём с блокпостов. Тут же с ближайшего взводного опорного пункта на помощь выдвигалось усиление, и открывался огонь из крупнокалиберного пулемёта.
На практике бригада держала оборону на фронте протяжённостью 53 километра, что никакими уставами не предусмотрено. Позже, когда начался отвод кубинских войск, добавили ещё 24 километра. Кроме того, в задачу бригады входило проведение частных операций в зоне своей ответственности. Зона ответственности бригады – это по 50 километров в каждую сторону от дороги, на север и на юг. На этой территории бригада проводила операции и рейды по обнаружению и уничтожению баз и отрядов противника – подразделений УНИТА.
Это была непонятная война, какая-то смесь войны и мира. В тогдашнем моём ощущении это была не война, а просто военная работа. Работа в другой стране с приключениями, риском и опасностями. Ведь не было такого, как во время Великой Отечественной войны – непрерывные бои, постоянные артобстрелы и бомбёжки. Конечно, это у нас тоже было, но какими-то отдельными эпизодами. Хотя для отдельных бригад эти эпизоды длились по три-четыре месяца, а то и больше. Поэтому я считаю, что для нас всё это наиболее точно отображает понятие «участие в боевых действиях», а не «война», так как война у нас перемежалась с безмятежной мирной жизнью. Иногда были и пальмы, и песок пляжа, и океан, и признаки комфорта. Были и весёлые застолья с братьями кубинцами, и болгарами, и местными ангольцами. Мы отмечали ангольские, кубинские и советские праздники вместе с командованием, ангольской бригадой и кубинским командованием. Чей государственный праздник был, та сторона и накрывала стол, приглашала к себе в гости. Спиртное доставали по возможности: испанское вино у ангольских тыловиков, ром у кубинцев, виски, бренди и джин на рынке в Луанде; баночное пиво в магазине советской военной миссии в Луанде. Так было и когда я работал в 10-й пехотной бригаде, и при подготовке частей других фронтов к войсковым операциям. Праздники нас сближали. Порой посредством «народной дипломатии» мы добивались нужного взаимопонимания с подсоветной стороной, когда оно отсутствовало.
В Лубанго же таких тесных контактов с подсоветной стороной и кубинцами не было. Там отмечали наши праздники только в своём коллективе. Там обстановка была мирная, войной не пахло. Город большой – это центр провинции Уила. Советская военная миссия располагалась в большом шестиэтажном здании какого-то бывшего пансиона. Здесь были и служебные помещения, и квартиры гостиничного типа. Почти все офицеры и прапорщики были с жёнами. За исключением нескольких человек, таких как я, которые прибыли сюда из окопов боевых бригад. И, как в любом военном гарнизоне в Союзе, здесь был создан и работал женсовет. Коллектив собирался в офицерской столовой (кафе). Праздники начинались с традиционного официального выступления руководителя, затем шло театрализованное представление или концерт художественной самодеятельности.
Также была традиция устраивать праздник для друзей вернувшимися из отпуска коллегами. Они привозили с Родины то, чего не было в Анголе, – водку, чёрный хлеб и селёдку.
МОСКВА СЧИТАЛА, ЧТО НАШИ ВОЕННЫЕ В АНГОЛЕ В БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЯХ НЕ УЧАСТВУЮТ
А участие в боевых действиях – так у нас это было совсем не так, как в Афганистане. Во-первых, другие особенности персонального учёта боевых действий. В Афганистане, как только пересёк границу, так сразу начинал работать «счётчик» участия в боевых действиях. У нас же, хотя Ангола жила в условиях гражданской войны и интервенции ЮАР, выход каждой бригады в рейд отдавался приказом Главного военного советника. Но участие в боевых действиях засчитывалось лишь тогда, когда рейд был результативным. Рейд длился 7–10 дней. По окончании рейда я должен был представить полный письменный отчёт о результатах его проведения с приложением отчётной карты операции. Об этом сообщалось в Москву. Параллельно шёл доклад по линии местной стороны в Генеральный штаб ФАПЛА. «Десятка» в конце командировки отдавала приказом и записывала в личное дело эти дни участия в боевых действиях. Вот таким образом у меня набралось 134 дня непосредственно боевых действий.
Во-вторых, дипломатическая Москва почему-то считала, что наши военные в Анголе в боевых действиях не участвуют. Об этом неоднократно заявлялось на международных переговорах и на заседаниях ООН. Артиллерийские и миномётные обстрелы, возможность ежедневно в любом месте попасть в засаду и подорваться на фугасе, задеть растяжку Клеймора или наступить на противопехотную мину – всё это боевыми действиями для нас не считалось. В-третьих, до августа 1988 года, кроме партизан, нашими противниками были регулярные части армии ЮАР, которые вели бои с применением танков, артиллерии и авиации.
Я участвовал в нескольких боевых рейдах, во время которых находился рядом с командиром бригады. В атаку в цепи вместе с солдатами не ходил, так как моё место было на КП бригады. Но несколько раз попадал в серьёзные переделки, когда приходилось браться за автомат и отстреливаться. Пару раз попадал под миномётный огонь.
Трудно передать всю ту гамму чувств, которую я испытывал в конце командировки. Это были одновременно и тоска по родителям, и радость от близкой встречи с ними. Была тоска по Родине. Бывая в Луанде, мы старались съездить на аэродром, чтобы притронуться к нашему самолёту, который только что прилетел из Союза. Вечерами пытался восстановить в памяти все дни и ночи, проведённые в Анголе. А вернувшись на Родину, вспоминал те моменты, когда мог погибнуть и меня могли отправить на Родину «грузом 200». Как-то не думалось, что ты в воюющей стране и где-то идут бои и гибнут люди. Ведь мы в письмах писали, что «у нас всё в порядке», что живём мы в «бананово-апельсиновом раю», что это экзотическая, сугубо мирная, чуть ли не туристическая прогулка. И что война, о которой пишут в газетах, «далеко от нас», вспоминает полковник в отставке Вадим Сагачко.
Фото предоставлены Студией «Этника
