В Манеже вторую неделю идёт выставка Глазунова

Из дневников Анатолия Черняева - заместителя заведующего Международного отдела ЦК КПСС (1970-1986 гг.), помощника Генерального секретаря ЦК КПСС и помощника президента СССР Михаила Горбачёва (1986-1991 гг.). См. предисловие здесь.

11 июня 1972 г. Вроде выгнали из партии Булата Окуджаву. За то, что эмигрантские «Грани» опубликовали чего-то из него, а он отказался облаять их за это в «Литературке». Более того, говорят он послал в «Грани» благодарственное письмо. Странно это. Плохо верится.

(Действительно, в июне 72-го года партийная организация Союза писателей проголосовала за исключение поэта и барда Окуджавы из рядов КПСС , но горком партии не утвердил это решение первичной партийной организации, чтобы не раздувать международный скандал – прим. FLB).

КНИГИ СОЛЖЕНИЦЫНА В ВИТРИНАХ

11 июня 1974 г. В конце мая вылетел в Швейцарию, на X съезд ШПТ (Швейцарская компартия, официальное название - Швейцарская партия труда) с поездкой по стране. Козырь - глава делегации, первый секретарь Одесского обкома. Затем присоединились из Франции Панков, Якухин и другие.

Вечером в Цюрихе знакомство с Игорем Мельниковым - корреспондент газеты «Правда» из Вены. Гостиница модерн на окраине Цюриха, у склона горы.

Утром 31 мая - поездка к Рейнскому водопаду. Обед на берегу Рейна в Шаффхавене - городок, откуда Ленин уезжал из Швейцарии.

К вечеру в Базеле. Обед в ресторане с Венсаном, Хоффером, Даффлоном, Эдигером (надежда партии). Первые осторожные контакты: Эдигер смотрел с подозрением на меня, огрызался. По-моему, он начал меня уважать только после встречи делегации с новым Политбюро в Лозанне и, особенно, после моего выступления на собрании в Женеве в тот же вечер. До этого, на съезде, держался сухо и неприязненно. Так же и Маньен. Впрочем, и Венсан только в Лозанне оценил, что мы приехали с серьёзными намерениями и ради этих намерений послан именно я.

С 1 по 3 июня - съезд. Доклад Венсана - ни слова об СССР, но всё остальное свидетельствовало «о возвращении в семью». Выступление Козыря. Практически на 80% его «не слышали». Но встречали и провожали бурно, стоя. Этого удостоились ещё только испанцы (скорее всего потому, что много испанцев-иммигрантов было в зале) и, конечно, Володя Тейтельбойм - Чили. Выступал он ораторски очень сильно. В его докладе в основном - «об уроках», явно подготовленном Карякиным для меня (для Пономарёва) и что уже стало очередным учением Б.Н.’а «об уроках Чили».

Прогулки по городу. Трамваи Базеля. Книги Солженицына в витринах. Итальянцы на улицах пустынного воскресного города, как у себя в неаполитанской или сицилийской деревне: играют, возятся, шутят со своими девицами. Холеные, надменные швецарцы (немцы) с презрением взирают на эту «низшую» расу, которая, однако, составляет шестую часть населения страны. На некоторых заводах 80% рабочих - иностранцы. А по 40-50 % - обычное явление.

Вечер - встреча с активом. Моё первое большое выступление и почти все ответы на вопросы.

БРЕЖНЕВ ОПЯТЬ В ТАКОЙ ФОРМЕ, ЧТО СМОЖЕТ ЛИШЬ ПРОЧИТАТЬ НАПИСАННОЕ БОЛЬШИМИ БУКВАМИ

11 июня 1977 г. Состоялись встречи Суслов-Пономарёв с Гэс Холлом и Брежнев-Гэс Холл. На первой я был. Заранее Брежнев сказал Б.Н.’у, что он будет говорить только о Картере и вокруг. «А все остальное там – Марше и проч. ваши дела обсуждайте без меня». Я Гэса предупредил об этом. И все было выдержано...

Накануне вечером Б.Н. (Пономарёв) раздражённо мне говорит: «Брежнев не доволен памяткой. Мол, почему она так составлена: по этому вопросу можно было бы сказать..., в ответ на это можно было сообщить...(т.е. составлена по нашему «классическому образцу»). Надо прямо – так, как я буду говорить».

Мои возражения: мол, Мостовец, зав. сектором, получил в прошлый раз (в 1974 году!) втык от Александрова, когда попытался сделать именно так – в прямой речи. «Что это вы за Брежнева – я, я, я? Что он – не знает как сказать?» На это Б.Н. мне резонно заявил, что «это было когда!»... и у меня бы спросили, а не у Мостовца.

Откровенно говоря, я тоже был сначала недоволен этой формой, и сказал Мостовцу, что по моему собственному опыту нужна прямая речь. Но он убедил меня – не надо-де нарываться ещё раз на Александрова – пусть сам переделает...

Б.Н. говорит: сейчас там «сложное положение» и вообще знаете..., т.е. давал понять, что Брежнев опять в такой форме, что сможет лишь прочитать написанное большими буквами. Я сел и переписал все в прямой речи, подлаживаясь под Александровский «живой» стиль. Кроме того, вставил по его настоянию резкую оценку, только что появившегося доклада Картера комиссии Конгресса о выполнении (Советским Союзом) Хельсинских соглашений. Александров назвал доклад «хамским». Я это вписал в памятку, а Брежнев произнёс.

У Суслова. М.А. долго приветствовал Холла, как-то нервически всё время подхихикивая (это у него появилось несколько лет назад, особенно, когда он в хорошем настроении). Потом стал говорить (без бумажки). В общем – схематично изложил примерно ту же концепцию, с которой я подробно ознакомил Г. Холла на Воробьёвых горах. Речь шла почти исключительно о еврокоммунизме. Встрял Б.Н. и тоже произнёс двадцатиминутную речь – с нажимом против ревизионизма и как мы боремся против именно реформистского уклона. Характерно, что Суслов дважды прерывал Б.Н.’а, подчёркивая, что «путь борьбы, путь к социализму они (т.е. КП западных стран) пусть выбирают сами. Это их дело. Мы в это не хотим вмешиваться, мы с ними по-товарищески дискуссируем».

Второй раз он прервал Б.Н.’а, напомнив, что и во время беседы их двоих с Плиссонье «я ему сказал, что мы, т.е. КПСС, ещё на XX съезде оговорили, что мы за мирный, в том числе парламентский путь». 

А Б.Н. всё рвётся учить и наставлять, хотя в практической политике он всё-таки больше руководствуется здравым смыслом и призывает выступать пока лишь только против антисоветских аспектов еврокоммунизма.

Гэс Холл (он потом меня, когда выходили из ЦК шутливо поблагодарил за «подготовку» к этой беседе) выражал полное согласие с «взвешенной» линией КПСС, говорил, что КП США должна действовать «в унисон», а не по-партизански в МКД. Хотя, судя по его докладу на Пленуме ЦК в начале июня (который нам показал Моррис) – там он держался несколько иной позиции: открыто громить в защиту КПСС.

Проговорили несколько больше двух часов, а в пять уже надо было быть у Брежнева. Суслов, когда я с ним стал прощаться, спросил: «А разве я не буду там»... Я сказал: «А зачем? Много народу..., вот будет Михайлов, референт, с языком». Он отреагировал неопределённо. А Б.Н. потом приглашал (с согласия Суслова), но так, будто выпрашивал меня отказаться. Что я и сделал. И правильно. Как потом выяснилось, Брежнев даже Александрова не пригласил... И пришлось бы мне, потоптавшись в коридоре, уйти восвояси.

Как рассказали потом Б.Н. и Михайлов, всё было как по нотам. Л.И. зачитал в два приёма чуть подправленную Александровым памятку, дав в середине слово Холлу. Тот был ясен и краток: Картер скоро обломает зубы и займёт более реалистическую позицию.

Большое фото в «Правде» и во «Времени» по телевидению... Объятья и проч. Коммюнике тоже прошло так, как мы его заготовили. Откликов я ещё не видел.

ИМ УДАЛОСЬ РАЗРУШИТЬ «ОБРАЗ СОВЕТСКОГО СОЮЗА», КАК БОЛЬШОЙ ДОБРОЙ И ПРОГРЕССИВНОЙ СИЛЫ

11 июня 1978 г. Встреча с О’Риорданом, который здесь отдыхал. Объяснил ему всё про международное положение. Главное: как понимать сессию НАТО в Вашингтоне – как конец «бывшей разрядке» или это только по внутренним соображениям США круто заворачивают на антисоветизм. Объяснил ему также все про ФКП, ИКП, Испанский съезд и т.д.

Вообще говоря, проблема есть: действительно ли происходит поворот или они просто делают «глобальный» вывод из опыта разрядки, вернее из своего наступления на нас на почве разрядки. В самом деле им вместе с коммунистами удалось не только поколебать, но разрушить «образ Советского Союза», как большой доброй и прогрессивной силы, устремлённой вперёд и всем желающей добра – образ, который стал возникать ещё во время войны, а потом возобновляться при Хрущёве и одно время – в начале 70-х годов («Программа мира»). Теперь они хотят перейти в атаку «на подавление», причём вместе с китайцами и восприняв идеологическую словесность китайцев против нас.

Громыко и его МИД, судя в особенности по отчётам с сессии Генеральной ассамблеи, считают, что ничего особенного не происходит. В самом деле – если судить по европейцам, которым американцы уже порядочно надоели и которые имеют теперь большую возможность поднимать хвост, то положение в общем не представляется угрожающим. Однако, всё-таки «главную политику» с нами определяют пока американцы. А с ними дела идут все хуже и хуже.

Б.Н. со своим пропагандистским уклоном ума, забил тревогу. Сначала – в нашем кругу. Но этим не ограничился. Проник к Брежневу и «встревожил» его. Тот поручил ему подготовить «текстик» для произнесения на ПБ, где должно было обсуждаться сообщение Громыко о его встречах и вообще о Генассамблее ООН в Нью-Йорке.

Б.Н. призвал меня и просил отредактировать то, что он продиктовал для Брежнева. Там были идеи, которые он сам высказал на совещании с замами и некоторые наши идеи: чтоб Варшавский договор сделал заявление по сессии НАТО, чтоб Огарков дал интервью, чтоб письмо послать Конгрессу США и парламентам Западной Европы, чтоб обратиться к компартиям и к Социнтерну.

С Политбюро Б.Н. пришёл сияющий. «Все получилось». Громыко «с его самоуверенным» спокойствием смазали. Брежнев, мол, сказал, что нельзя относиться «пассивно» к тому, что происходит и вроде бы произнёс все то, что Б.Н. предложил. Не уверен. На днях получим текст выступления – будет ясно.

В Манеже вторую неделю идёт выставка Глазунова. Что делается! Я ещё не был. Говорят, с ночи надо стоять. Подробно о ней, не многое поняв, но очень заинтригованный и с восторгом, рассказывал цековский шофёр. И от других много слышал: в общем, валит «народ», а не просто ценители и завсегдатаи. Он что-то вроде аналога Евтушенке, только в живописи. Это всё-таки поразительное явление нашей современной жизни: охота за книгами (колоссальный чёрный рынок), за неортодоксальноё музыкой, переполненность всех выставочных залов, если там хоть намёк на оригинальность и т.п. Поиск духовности, что ли? Реакция на бессодержательность и казённую пышность официальной сферы, которая теперь не вызывает даже любопытства. От неё отмахиваются анекдотами – не борются, не протестуют, а именно отмахиваются.

11 июня 1985 г. Вожусь с проектом по правам человека. Пономареву не понравилось предложение создать Советский комитет по правам человека: «Как это так? В СССР комитет по правам? У нас, что – права нарушаются?! Нет, нет, я против».

Поспорил я с ним довольно нахально. Всё больше раздражает он своими старческими капризами и глупостями. Ничего я не добился, его огорчил, себя расстроил – бестактностью по отношению к старику.

11 июня 1991 года. Вторник. 5-го - Осло, 6-го - Стокгольм. Нобелевская лекция. Овация. Прогулка по Осло с Тамарой Алексеевной и Тамарой Прокофьевной вместо королевского приёма, куда я по уже устоявшемуся своему правилу не пошёл. Город. Оркестр любителей у входа в наш отель – «в нашу честь!» Мило.

Рассказывать неохота, потому что все эти дни заполнены моими «рассказами» об этом для прессы - и в отчётах М.С. Потом когда-нибудь вернусь к этой поездке в замечательную страну.