|
За контроль над $24 млрд стабилизационного фонда идет отчаянная борьба самых мощных лоббистов. Но не менее важно иметь инфраструктуру для их использования. Именно поэтому в коридорах власти разгорается аппаратная война за сеть российских заграничных банков. Обладая активами в $3 млрд и 80-летним опытом инвестирования советских нефтедолларов, росзагранбанки могут стать главным «приватизационным блюдом» ближайших лет.
«Я бы тоже не отказался обосноваться в Сити, рядом с Bank of England», – так один отечественный финансист прокомментировал стремление главы «Еврофинанс-Моснарбанка» Владимира Столяренко поучаствовать в приватизации Moscow Narodny Bank (MNB), свыше 88% которого до сих пор принадлежит российскому ЦБ.
Международный валютный фонд еще в 1999-м потребовал от Банка России выйти из капитала MNB и еще шести зарубежных кредитных учреждений, оставшихся в наследство от Советского Союза. Однако окончательно ЦБ распрощался лишь с швейцарским Russische Kommerzial Bank и кипрским Russian Commercial Bank. По 15% сохранил в австрийском Donau-bank и люксембургском East-West United. И, наконец, Банку России по-прежнему принадлежат контрольные пакеты британского MNB, французского Banque Commerciale pour l'Europe du Nord (BCEN-Eurobank) и немецкого Ost-West Handelsbank.
Причем, если последний постепенно «прибирает к рукам» Внешторгбанк, владеющий 30% акций Ost-West Handelsbank, то новый хозяин MNB и Eurobank до сих пор не определен. А ведь именно эти кредитные учреждения не без оснований считаются жемчужинами всей росзагранбанковской коллекции. Наряду с брендом и 80-летней историей оба финансовых института имеют сравнимый с российским кредитный рейтинг BBB– по классификации Fitch. Активы Eurobank достигают $1,5 млрд, а у MNB превышают $1,8 млрд.
Правда, в конце прошлого года дело вроде бы сдвинулось с мертвой точки – Национальный банковский совет (НБС) «признал целесообразным проведение переговоров с надзорными органами стран нахождения росзагранбанков об условиях передачи контроля над ними Внешторгбанку». И уже вторую неделю подряд первый зампредседателя Банка России Алексей Улюкаев и президент ВТБ Андрей Костин проводят в консультациях с британскими, французскими и немецкими банковскими регуляторами.
Подобная активность российских госбанкиров особенно примечательна на фоне досрочного погашения $3,3-миллиардной задолженности перед МВФ. Благодаря высоким ценам на нефть Россия уже не нуждается в финансировании со стороны этой организации, а стало быть, совсем необязательно форсировать приватизацию росзагранбанков. Однако сейчас эти действия обусловлены не столько внешними, сколько внутрироссийскими обстоятельствами. А Moscow Narodny Bank, BCEN-Eurobank и Ost-West Handelsbank, перестав быть заложниками МВФ, попали в зависимость от другого фонда – стабилизационного.
«Евродоллары» для диктатуры пролетариата
«В советское время загранбанки были хорошим инструментарием для проведения нашей экономической политики в Западной Европе», – говорит председатель совета директоров инвестгруппы «Истерн-Гейт» Михаил Зайцев, в конце 1980-х работавший главным валютным дилером Внешэкономбанка СССР. Находившийся по другую сторону «железного занавеса» вице-президент Chase Manhattan Роджер Робинсон в 1986 году оценивал авуары совзагранбанков в $5 млрд.
Но эти оценки относятся к завершающему периоду советской эпохи. Тридцатью годами ранее совзагранбанкам удалось качественно изменить европейский финансовый рынок, поспособствовав появлению так называемых евродолларов. В 1956-м, после подавления венгерского восстания, Кремль, справедливо опасаясь, что американцы заморозят все его счета, перевел свои долларовые активы из США в Eurobank, работающий в более лояльной СССР Франции. А когда в результате Суэцкого кризиса покачнулся фунт и Moscow Narodny Bank начал испытывать серьезные проблемы с ликвидностью, Eurobank прокредитовал «побратима» в гораздо более устойчивой, нежели британская или французская, американской валюте, оформив ссуду, как «доллары Eurobank» или «евродоллары». Так появился европейский межбанковский рынок американской валюты. А чуть позднее, в 1963-м, английский банкир Зигмунд Варбург предложил владельцам «евродолларов» профинансировать строительство итальянских автодорог, организовав выпуск первого еврооблигационного займа на $15 млн.
Советские нефтедоллары с помощью совзагранбанков инвестировались в европейскую экономику. Неудивительно, что наши «геополитические конкуренты» весьма пристально следили за деятельностью «коммунистических банкиров». И наряду с восхищением, высказываемым в том числе и чиновниками Федеральной резервной системы, утверждавшими, что в MNB царит атмосфера «более капиталистическая, чем капитализм, и более британская, чем сами британцы», в западной прессе нередко появлялись публикации о причастности этого банка к разного рода шпионским скандалам. Чего стоит, например, история сингапурского бизнесмена Амоса Дайе, которому местный филиал MNB в середине 1970-х годов открыл $60-миллионную кредитную линию. По утверждениям ЦРУ, сингапурец, будучи агентом КГБ, собирался купить несколько калифорнийских банков, активно финансировавших Силиконовую долину, с тем, чтобы таким образом обеспечить СССР доступ к новейшим американским технологическим разработкам.
В самом MNB наличие таких далеко идущих замыслов, разумеется, отрицали. Хотя в том, что связи загранбанков с советской разведкой – отнюдь не выдумка журналистов-конспирологов и писателей-детективщиков вроде Джона Ле Карре, косвенно признался даже экс-председатель ЦБ Виктор Геращенко, в 1965 – 1967 годах руководивший MNB, а в 1974 – 1977 – Ost-West Handelsbank. В одном из недавних интервью, подшучивая над распространенными газетными утками, самый авторитетный российский банкир отметил, что «никакие особенно «грязные» операции через совзагранбанки не шли». «Старались себя не марать. Все примерно знали, кто на кого работает, и всегда могли друг другу сказать: мужики, это не дело», – утверждает Геращенко.
На службе у олигархов
Будучи финансово не зависимыми от Запада, совзагранбанки могли по большому счету делать все, что было нужно их собственнику. «Иногда возникают конфликты между свободной торговлей и национальной безопасностью», – философски заметил будущий глава совета по оборонной политике США Ричард Перл, комментируя в 1986-м «дело Дайе».
Ситуация изменилась, когда СССР распался, цены на нефть после войны в Персидском заливе рухнули, Внешэкономбанк объявил дефолт по советским долгам, а новая Россия остро нуждалась в финансовой поддержке для осуществления намеченных экономических преобразований.
Инвестируя в российскую модернизацию, Запад был заинтересован в том, чтобы выделяемые деньги использовались по назначению. И с точки зрения буквы закона «шалости» теперь уже росзагранбанков не с советскими нефтедолларами, а с деньгами американских, немецких, британских налогоплательщиков были недопустимы.
Когда российский ЦБ выдал Eurobank $1 млрд, а затем учрежденная этим загранбанком Financial Management Company (Fimaco) вложила сопоставимую сумму в ГКО, кредиторам из МВФ впору было возмутиться. Но ведь дело-то происходило перед президентскими выборами 1996 года. Демократия висела на волоске.
Наверное, поэтому скандал вокруг Fimaco разгорелся лишь в 1999-м. Хотя, учитывая то пристальное внимание, какое еще со времен «холодной войны» уделялось американскими и европейскими спецслужбами нашим загранбанкам, трудно предположить, что руководство МВФ как минимум три года пребывало в неведении относительно взаимоотношений ЦБ, BCEN-Eurobank и Fimaco.
Точно так же трудно предположить, что следователям швейцарской прокуратуры раньше, чем МВФ, стало известно о том, что Ost-West Handelsbank якобы был причастен к «исчезновению» $4,8-миллиардного кредита, выданного накануне дефолта 1998 года. Другое дело, что раздувание скандала на основе соответствующей информации, опубликованной британской Times летом 2004-го, дискредитировало бы не только чукотского губернатора и владельца Chelsea Романа Абрамовича (которого швейцарские следователи и английские журналисты считают главным бенефициаром данной сделки). В 1998 году немецкий Ost-West Handelsbank (если допустить, что швейцарцы имеют в виду именно его) опекался не столько Абрамовичем, сколько в ту пору еще не известными столичной публике участниками питерского «северного альянса». Дело в том, что 28% Ost-West Handelsbank принадлежало Токобанку. А тот, в свою очередь, находился в сфере интересов питерской нефтеторговой компании «Кинэкс». Ее учредители Евгений Малов, Андрей Катков, а также их тогдашний деловой партнер Геннадий Тимченко входили в совет директоров «Токо».
Правда, в мае 1998-го в «Токо» была введена временная администрация. Но возглавил ее еще один петербуржец – бывший руководитель тамошнего филиала банка «Империал» Владимир Столяренко.
Был у Токобанка и сингапурский акционер – владелец шинного холдинга «Амтел» Судхир Гупта. Одновременно с «Токо» Гупта контролировал еще и Юникбанк, наблюдательный совет которого в августе 1998-го возглавил председатель правления банка «Фламинго» Степан Ковальчук.
«Фламинго», напомним, фигурировал в скандале, связанном с отмыванием денег через Bank of New-York (BoNY). Из-за чего в конце 1999-го лишился лицензии. Конечно, сам факт работы в прославившихся не самым лучшим образом компаниях не дает права заподозрить самого человека в причастности к махинациям. Но если вспомнить, с каким трудом МВФ добился, чтобы история с исчезновением $4,8-миллиардного предкризисного кредита не рассматривалась в контексте «дела BoNY», можно представить, как много неприятных минут фонду (как и некоторым частным лицам) доставило бы полномасштабное и публичное расследование деятельности Ost-West Handelsbank и связанных с ним финансовых институтов.
Зато раскручивание «дела Fimaco» в 1999 году позволяло убить сразу двух зайцев. Приструнить добивавшееся кредитов МВФ, но одновременно не слишком дружелюбное по отношению к Западу правительство Евгения Примакова. И, с другой стороны, решить наконец проблему росзагранбанков, поставить перед ЦБ вопрос об их скорейшей приватизации.
Именно тогда на горизонте и появился Внешторгбанк.
На западном фронте без перемен
«Мы объясняли, что продать банки очень сложно, потому как у них есть проблемы с ликвидностью, с задолженностями, – вспоминал впоследствии Виктор Геращенко. – Покупателей нет, а если ЦБ уйдет, то банки придется закрывать, а надзорным органам не нужны были такие проблемы. В итоге мы решили, что новым собственником станет ВТБ – банк с госучастием, с приличным бизнесом». Но, наряду с перечисленными Геращенко достоинствами, Внешторгбанк того времени имел в глазах МВФ один существенный недостаток. Руководивший им близкий друг главы ЦБ Юрий Пономарев возглавлял BCEN-Eurobank как раз в ту пору, когда развивались события, связанные с «делом Fimaco».
По версии самого Пономарева, зарегистрированная на острове Джерси Fimaco была предложена для того, чтобы помочь защитить «$3,5 млрд российских денег от арестов». Более того, Пономарев утверждал, что «в 1993-м никакой гибкости в отношении размещения этих средств у Eurobank не было. Только в 1996 году ЦБ (возглавлявшийся тогда не слишком дружественным геращенковской команде Сергеем Дубининым – Прим. «Ко») проинструктировал Fimaсo, что часть денег должна быть вложена в ГКО».
Тем не менее, с точки зрения МВФ, передача росзагранбанков под контроль принадлежащего ЦБ и к тому же возглавляемого Юрием Пономаревым Внешторгбанка ничего не решала.
Поэтому к лету 2002-го, когда ВТБ сменил и президента (им стал Андрей Костин), и собственника (им стало российское правительство), «Внешторг» владел лишь контрольными пакетами австрийского Donau-bank и люксембургского East-West United Bank (EWUB), а также Russian Commercial Bank, имеющего филиалы в Швейцарии и на Кипре, но формально считающегося торгово-финансовой компанией.
Donau оказался едва ли не единственным росзагранбанком, который сравнительно безболезненно пережил кризис 1998 года и за прошедшее десятилетие реформ не только не стагнировал, но, напротив, продемонстрировал весьма приличные темпы роста. Но 51% венского банка ВТБ получил еще в 1997-м, когда ЦБ, воспользовавшись принятой Госдумой поправками к закону о Банке России, продал ему 2% из собственного пакета, что позволило ему свободно распоряжаться акциями росзагранбанков. Потому заслуга Пономарева заключалась главным образом в том, что «внешторгбанковский» пакет был доведен до 85%.
У East-West United до появления ВТБ контрольного акционера долгое время не было. До 1998-го ЦБ напрямую владел лишь 49% банка. Другие 49% принадлежали «Империалу», а еще 2% – BCEN-Eurobank. После «империальского» банкротства соответствующий пакет EWUB перешел к ЦБ, а тот, в свою очередь, продал 83% акций Внешторгбанку.
Тут еще надо отдать должное сравнительно либеральному законодательству Австрии и Люксембурга. Немецкие банковские регуляторы смирились только с передачей в распоряжение ВТБ лишь миноритарного токобанковского пакета акций Ost-West Handelsbank. А соответствующие ведомства Великобритании и Франции в качестве владельца MNB и Eurobank, по словам Виктора Геращенко, «не хотели видеть никого, кроме ЦБ».
До определенного момента все складывалось в пользу МВФ. Банку России так и не удалось осуществить выход из капитала росзагранбанков по намеченной схеме. С другой стороны, поднятая вокруг этих финансовых институтов шумиха не позволяла Москве использовать их, например, для откупа российских долгов. Кстати напомним, что «проблема 2003-го года», на который приходился пик платежей по внешним обязательствам, в ту пору очень сильно волновала отечественных политиков и финансистов.
Суворовские маневры
Переход ВТБ под контроль российского правительства, возглавлявшегося поднаторевшим на работе с долгами Михаилом Касьяновым, только осложнил ситуацию. К тому же теперь «по другую сторону баррикад» оказались и сами росзагранбанки, чьи руководители, будучи выходцами из «гнезда Геращенко», разделяли нелюбовь своего наставника к российскому премьеру.
Юрий Пономарев на излете своего президентства в ВТБ заключил с АФК «Системой» опцион на продажу ей 49% акций East-West United. Председатель правления Moscow Narodny Bank Игорь Суворов изъявил желание купить около 10% банка. А «Еврофинанс», учрежденный Eurobank, объявив о своем стремлении совместно с ВТБ участвовать в приватизации французского и британского росзагранбанков, приобрел российскую «дочку» последнего – Моснарбанк.
Возможно, слияние центробанковских «внучек», одна из которых, по сути, была не более чем представительством, владельцы «Еврофинанса» инициировали, главным образом, для того, чтобы профинансировать затеянный Суворовым выкуп акций MNB.
По оценкам источников «Ко», в банковских кругах, «Еврофинанс-Моснарбанк» на данном этапе, скорее всего, контролируется менеджментом. А именно – возглавляющим банк с сентября 1998-го Владимиром Столяренко. «Распыление контрольного пакета «Еврофинанса» между «Славнефтью», «Вторчерметом», «Росконтрактом» и «РГС-инвестом» – на деле всего лишь «парковка», кредитование акциями», – считает собеседник «Ко». Впрочем, это не исключает наличие у Столяренко влиятельных покровителей, в числе которых нередко называют весьма близкого к Владимиру Путину основателя Центра стратегического развития «Северо-Запад» и совладельца питерского банка «Россия» Юрия Ковальчука.
В самом «Еврофинансе» наличие подобных связей отрицают. Но показательно, что в марте 2002-го Столяренко фигурировал в «шорт-листе» кандидатов на пост председателя Банка России. Осенью 2002-го выходец из ЦСР «Северо-Запад» Александр Дыбаль, будучи гендиректором «Газпром-медиа», оформлял сделку по продаже «Еврофинансу» 49% этого холдинга. Наконец, совсем недавно банк Владимира Столяренко, наряду с «Россией», участвовал в выкупе контрольного пакета «газпромовского» страховщика «Согаз».
Заграница не поможет
В 2003-м стало окончательно понятно, что Россия не только в состоянии выполнять свои обязательства перед зарубежными кредиторами, но, на фоне по-прежнему высоких цен на нефть, вроде бы не особо нуждается в опеке со стороны МВФ. Однако проблему росзагранбанков это обстоятельство не только не сняло, а, напротив, усугубило.
Правительство с подачи Минфина приступило к созданию стабилизационного фонда, формирующегося за счет экспортных пошлин на нефть и налога на ее добычу при цене сырья свыше $21 за баррель и призванного, таким образом, избавить национальную экономику от чрезмерного давления нефтедолларов. По логике Минфина, средства стабфонда нежелательно вкладывать внутри страны. Следовательно, необходим профессиональный управляющий, способный инвестировать их на международных рынках капитала. А если загранбанки управляли советскими нефтедолларами, то почему они не могут делать то же самое с российскими? Очевидно, подобная мысль пришла в голову почти одновременно и московским (или питерским), и вашингтонским стратегам.
Летом 2003-го входящая в группу Всемирного банка International Finance Corporation (IFC) выделила MNB и BCEN-Eurobank по $100 млн. А в Банке России заговорили о возможности продажи до 10% этих банков IFC и ЕБРР.
В ответ была применена тяжелая артиллерия. Депутат Госдумы Леонид Маевский объявил, что IFC и «Еврофинанс» действуют в интересах опального олигарха Бориса Березовского, и вместе с несколькими своими парламентскими союзниками написал письмо в Генпрокуратуру, предложив той разобраться в процессе выхода ЦБ из капитала Eurobank. По мнению депутатов, гораздо целесообразнее бесплатно передать росзагранбанк Внешэкономбанку.
Комментируя соответствующие депутатские запросы, вице-президент «Еврофинанса» Андрей Галиев заявил тогда, что писать их Маевскому «помогал кто-то, очевидно не заинтересованный в открытой продаже доли ЦБ в росзагранбанках». Примечательно, что ВЭБ, интересы которого лоббировали депутаты, в то время возглавлял воспитанник Михаила Касьянова Владимир Чернухин.
Подлил масла в огонь и Внешторгбанк, потребовавший от MNB вернуть размещенный в начале 1990-х $100-миллионный депозит. Деньги предназначались для закрытия «дыры» в балансе росзагранбанка, образовавшейся из-за невозврата соответствующего кредита офшорной компанией «Рыбкомфлот». А поскольку ВТБ перманентно ведет переговоры о продаже пакета своих акций международным финансовым организациям, то IFC и ЕБРР столкнулись с нелегким выбором: либо покупать долю в не отличающемся отменным финансовым здоровьем MNB, либо – по той же причине – отказаться от участия в капитале Внешторгбанка.
Поэтому в ЕБРР заявили, что будут «инвестировать только в российские структуры российских банков». А главный советник IFC по инвестициям Томаш Телма, подчеркивая, что его компания «всегда готова обсуждать участие в процессе приватизации банков, находящихся в собственности государства», тем не менее, заявил, что вопрос приватизации росзагранбанков «нужно взвешивать в контексте общего плана приватизации, который должен предусматривать участие других частных инвесторов».
Опцион до 2008-го
«Частным» ВТБ так и не стал. Но зато в 2004-м произошли кардинальные кадровые перестановки в контролирующем банк российском правительстве. С уходом Михаила Касьянова в Белом доме фактически не осталось финансистов, которые, наряду с министром финансов Алексеем Кудриным, могут претендовать на опеку Внешторгбанка. С другой стороны, никто больше, чем Кудрин не заинтересован в том, чтобы стабфонд получил грамотного управляющего, способного обеспечить приумножение его авуаров за счет инвестиций «в высоконадежные госбумаги США, Великобритании, а также ряда стран еврозоны, обладающих высшим кредитным рейтингом».
«ВТБ и росзагранбанки, которые на протяжении многих лет профессионально занимались подобным бизнесом, идеально подходят для управления средствами стабфонда», – считает Михаил Зайцев из «Истерн Гейт».
Неудивительно, что, рассчитавшись с МВФ и продемонстрировав, таким образом, различным группам влияния, как нужно расходовать стабфонд, Кудрин и его сторонники из ЦБ пытаются закрепить успех и форсируют продажу росзагранбанков ВТБ. На сей раз без помощников и посредников.
Впрочем, претендовавший на эту роль «Еврофинанс-Моснарбанк» сохраняет олимпийское спокойствие. «НБС принял наилучшее для Банка России решение», – констатировали представители «Еврофинанса».
Едва ли в стане Владимира Столяренко надеются, что переговоры Улюкаева и Костина с банковскими регуляторами Великобритании, Франции и Германии не увенчаются успехом. Также трудно предположить, что ВТБ не найдет $500 млн для того, чтобы купить MNB, Eurobank и Ost-West Handelsbank без привлечения бюджетных ресурсов или средств ЦБ. В противном случае, сделку могут не одобрить соответствующие регуляторы. Кроме того, столь крупная покупка, проведенная вне рыночного поля, может негативно сказаться на капитализации самого Внешторгбанка.
Примечательнее другое. После поглощения росзагранбанков перед ВТБ неизбежно встанет вопрос, как интегрировать в свою группу самые известные из них. Подчеркивая, что «НБС еще только предстоит вынести формальное заключение, касающееся программы ЦБ по выходу из капитала банка», глава аналитического отдела Moscow Narodny Bank Пол Форрест говорит о перспективах, «открывающихся в результате предлагаемого союза между ВТБ и MNB». Иными словами, Moscow Narodny Bank рассматривает себя в качестве партнера, а не вассала ВТБ.
С другой стороны, с точки зрения повышения собственной инвестиционной привлекательности ВТБ следовало бы добиваться большей управляемости своих «дочек», перейти на единую акцию, провести ребрендинг и т.п. «ВТБ «звездные» бренды не нужны: он сам – «звезда», – убежден Михаил Зайцев. Но, по мнению инвестбанкира, бренды, чья история насчитывает свыше 80 лет, необходимо сохранить. Поэтому наилучший выход – продать их. «Частный банк сможет эти бренды раскрутить лучше, чем государственный», – считает Зайцев.
Судя по всему, на эту брендовую коллизию и рассчитывают оппоненты Кудрина. Ведь на кону не столько самолюбие загранбанкиров, сколько стабфонд. Тот, кто управляет им, будет определять очень многое. По крайней мере, в течение ближайших трех лет.
|
