Российский спорт время от времени сотрясают истинные и мнимые допинговые скандалы, а спортсмены и даже спортивные команды, члены которых никогда не были уличены в использовании запрещённых средств, отстраняются от соревнований или вынуждены выступать под нейтральным флагом. Вот нынче наших вообще отстранили от участия в крупнейших соревнованиях на четыре года. Во всяком случае, как представителей Российской Федерации…
И уже несколько лет некоторые журналисты, информаторы и спортивные функционеры «со знанием дела» рассуждают о том, что в России существует государственная допинговая программа и что истоки её нужно искать в советском спорте, который, по их мнению, был уж точно «запрограммирован» на использование допинга.
Давайте вместе попытаемся разобраться в том, насколько реальны эти утверждения, на каких источниках они основаны, какими средствами действительно пользовались и выдающиеся, и рядовые советские спортсмены…
А НЕ ПОСЛАТЬ ЛИ НАМ МОЛОДОГО ЗА ДОПИНГОМ?
Эту фразу много раз слышали, а то и произносили целые поколения советских спортсменов, насколько я понимаю, начиная с семидесятых годов прошлого века. Могу подтвердить это и сам, поскольку мои активные спортивные увлечения относились к периоду 1971 – 1983 годов, а на полностью любительском и ветеранском уровне я занимался хоккеем ещё лет десять. За эти годы я успел поиграть вместе с самыми великими советскими хоккеистами от Юрия Блинова и Владимира Крутова до Сергея Гимаева и Бориса Александрова, а соперниками моими в разные годы были Владимир Петров, Вячеслав Старшинов, Сергей Капустин, Владимир Волчков, Константин Климов и многие другие. Даже сам Александр Мальцев не сумел забить мне послематчевый штрафной бросок, правда, дело это было уже в 1992 году во время шоу «Непробиваемый вратарь» в Лужниках, где возглавляемая мной команда друзей «Московского комсомольца» обыграла в итоге сборную ветеранов СССР. Но, кроме шуток, мне удалось где-то порядка 500 раз защищать ворота в официальных играх от студенческого первенства Москвы до первой лиги советского хоккея. Особых успехов я не достиг, но хоккейной жизни попробовал вдоволь. И не сегодняшний, в общем комфортабельной, а советской, с многомесячными сборами и переездами на поездах, с холодными гостиницами и столовской едой.
Вратарь Алексей Богомолов в команде со звёздами хоккея
Вспоминаю в этой связи наш разговор с Виктором Васильевичем Тихоновым в 1995 году на армейской базе в Архангельском, когда я брал у него интервью для газеты «Совершенно секретно». На мой вопрос о том, не считает ли он теперь, что хоккеистам сборной СССР алкоголь нужен был для расслабления и восстановления организма, почему они и именовали его «допингом», он ответил: «Что тебе рассказывать, ты же сам через всё это прошёл… Отпустишь ребят со сборов, приезжают просто никакие, а то и прямо на сборах пьют. Чуть ли не перед тренировкой…» Тут я спросил великого тренера: «Но они ведь пили, играли и выигрывали!» Он мне ответил: «А ты представляешь, как бы они играли, если бы не эти их «допинги»? И тут я выразил некоторое сомнение, сказав Виктору Васильевичу: «А вот это – не факт!» В общем, поспорили и разошлись…
Расскажу о том, что я видел своими глазами. 1976 год. Старый тренировочный каток «Динамо» под трибуной Малого стадиона. В коридоре стоит автомат с газировкой: нажимаешь кнопку и без монеты тебе наливается шипучий напиток. Из раздевалки выходит Валерий Васильев, на коньках, в форме, здоровается со мной и идёт к автомату. А рядом стоит заранее «заряженный» мужичок, который достаёт «чекушку» из-под полы куртки, наливает граммов сто водки в подставленный Васильевым стакан. Тот выпивает, запивает стаканом газировки и на лёд!
Я напомнил об этом случае Валерию Ивановичу в 1998 году, когда мы на протяжении полугода регулярно общались в лужниковском Дворце спорта (ХК МГУ, в котором я был вице-президентом, тренировался в 10 утра, а подольский «Витязь», где в аналогичной должности трудился Васильев – в 12). Он сказал: «Ничего необычного. Чувствуешь, подхлестнуть себя надо…»
Я многое повидал и в хоккее и в околохоккейной жизни и могу судить о том, что в доперестроечный период было «допингом» для наших хоккеистов.
С юности многим было известно, что сладкие продукты дают определённый выброс энергии, хотя и кратковременный. В юношеских командах «для поднятия тонуса» использовали обычную сгущёнку. Пробивали две дырки в крышке и высасывали целую банку. Из фармакологических средств использовали различные тонизирующие настойки, которые, кстати, были на спирту. Лимонник, аралия, женьшень продавались в обычных аптеках. Но самым сильным считался элеутерококк. Правда употребляли эти настойки не по 20-30 капель на стакан воды, а по паре пузырьков прямо перед игрой.
Ещё одно замечание. Я общался, наверное, с несколькими сотнями хоккеистов семидесятых – восьмидесятых годов и скажу честно: среди них не было ни одного наркомана, более того, даже в ташкентском «Спартаке», а позднее в «Бинокоре» к лёгкому насваю, конкретному гашишу и прочим восточным стимуляторам не прикасались… Алкоголики среди хоккеистов были, причём многие из них играли в хоккей, несмотря на эту пагубную и вредную привычку, по много лет. Потом, правда, расплачивались подорванным здоровьем и тяжёлыми депрессиями, вспомним хотя бы одного из самых талантливых хоккейных вратарей сборной СССР конца восьмидесятых Евгения Белошейкина, повесившегося в 33 – летнем возрасте.
«КОЛЁСА» И «УКОЛЬЧИКИ»
Советские спортсмены для достижения высоких результатов, конечно использовали множество фармакологических средств, большинство из которых сегодня относится к допингам. В семидесятые я познакомился с очень интересным и весьма информированным человеком – Александром Сергеевичем Шигаевым. По тем советским временам он был настоящим плейбоем: спортивный, симпатичный, относительно состоятельный, крайне интересный собеседник. Уже в то время он ездил на жёлтом «Форд Таунус», одевался по последней моде, имел хорошую квартиру и западную аудиотехнику. Очень любил женщин и они отвечали ему взаимностью. В 1972 году он женился на 25–летней Татьяне Соловьёвой, ведущей манекенщице общесоюзного Дома моделей на Кузнецком мосту, признанной красавице. «Прожили они недолго, - рассказывал друг Шигаева легендарный советский хоккеист Владимир Петров. - Татьяна считалась в то время одной из красивейших женщин СССР. Работала моделью, а это значит, что вниманием не была обделена. Заграничные поездки, мужское общество. Дело молодое. Саша вытерпеть такое не мог. Он её ревновал, и на этой почве случалось многое». В общем в том же 1972 году Татьяна и Александр развелись, а известная модель вышла замуж за Никиту Михалкова.
Александр Шигаев устроился работать во Всесоюзный научно-исследовательский институт физкультуры и начал заниматься вопросами психологической подготовки хоккеистов. Стал кандидатом педагогических наук, а по совместительству тренировал студенческую команду Московского института стали и сплавов. Со временем он перезнакомился со всеми хоккеистами сборной СССР и даже стал (до сих пор не знаю, официально или нет) психологом этой команды. Знаю точно, что он близко дружил с Петровым, Михайловым и Харламовым, а общался, пожалуй со всеми ведущими спортсменами, научными работниками и спортивными медиками. Вот от него я и узнавал о том, какие новинки использовались для поддержания спортивной формы наших выдающихся хоккеистов.
В 1978 году он притащил мне стеклянную банку с белым порошком и сказал: «Следи за сердцем, не перегружайся, этот порошок на кончике чайной ложки по утрам пей и будь здоров. Это Тихонову из Риги прислали. Экспериментальный препарат». Уже потом, через много лет я узнал, что для укрепления здоровья во время физических нагрузок я употреблял лекарство, из-за которого в 2016 году дисквалифицировали теннисистку Марию Шарапову и ещё ряд спортсменов – мельдоний.
Александр Сергеевич Шигаев рассказывал мне и о других препаратах, которые использовались спортсменами, витаминных комплексах, которые часто привозили из-за границы. Настоящий допинг – анаболические стероиды – он именовал «скотский корм для качков», но говорил, что «колёса» и укольчики» использовали тяжелоатлеты, легкоатлеты, велосипедисты, лыжники и пловцы. Рассказывал он и о том, что в конкурирующим с ВНИИФК институте ГЦОЛИФКе анаболиками занимались уже в начале семидесятых, а эксперименты проводились на обычных студентах, правда с их согласия. Кстати, данные об участии студентов в апробации допинговых препаратов до сих пор засекречены.
Одним из людей, разбиравшихся в допинге в начале восьмидесятых, Шигаев называл молодого сотрудника Сергея Португалова, который тогда только-только стал кандидатом медицинских наук и работал над гормональными и негормональными субстанциями, используемыми для восстановления спортивной формы. Его имя всплыло уже в новом веке в связи с его обвинениями в распространении запрещённых препаратов и пожизненной дисквалификацией. Но если мы проследим публикации о профессоре Португалове в отечественной и иностранной прессе, то получается, что он был чуть ли не монополистом на допинговом рынке советского и российского спорта. А как же тогда «государственная система»?
Системного употребления допинга, тем более государственной допинговой спортивной программы в СССР, во всяком случае до перестройки, не существовало. Допинг употребляли, но индивидуально и практически бесконтрольно. Штангисты и легкоатлеты привозили анаболики из зарубежных поездок, поскольку в нашей стране их почти не производили.
Маскировочные средства также использовали самые простые. Штангисты и борцы, чтобы выгнать остатки допинга вместе с мочой использовали фуросемид (лазикс). Иногда это, кстати, помогало им «вписаться» в более низкую весовую категорию, поскольку уходило до трёх литров жидкости в сутки. Но со временем и фуросемид, и другие диуретики включили в список запрещённых препаратов. На нём, кстати в 2001 году «попались» российские гимнастки Алина Кабаева и Ирина Чащина, за что и были дисквалифицированы.
Александр Сергеевич Шигаев был блестящим спортивным психологом и, повторяю, одним из самых информированных людей в том, что касалось различных спортивных и околоспортивных дел. Это приносило и материальные плоды, что не очень нравилось его «научным конкурентам». В 1983 году, во времена Андропова, его классически «подставили», попросив переписать видеокассеты с фильмами «Эммануэль» и «Греческая смоковница», дали на него показания. Тогда, несмотря на заступничество Владимира Петрова и Бориса Михайлова он на полгода угодил за решётку по обвинению в изготовлении и сбыте предметов, относящихся к порнографическим. После выхода из тюрьмы долго не мог устроиться на работу, но потом вместе с Владимиром Петровым создал хоккейную команду ветеранов «Звёзды хоккея СССР» и продолжал заниматься деятельностью, связанной с хоккеем.
«СИСТЕМА ДОПИНГА В СССР» ОСНОВАНА НА ЗАЯВЛЕНИЯХ ДВУХ ВРАЧЕЙ
Когда несколько лет назад российских спортсменов стали активно преследовать за употребление допинга, появились люди, которые стали «разоблачать» государственную допинговую систему», якобы созданную в СССР. Самое любопытное, что основываются все «системные» тезисы на рассказах двух человек – проживающего в американском доме престарелых экс-главврача сборной СССР по лёгкой атлетике Григория Воробьёва и автора брошюры, изданной в 1972 году под грифом «Для служебного пользования» под названием «Анаболические стероиды и спортивная работоспособность», Сергея Сарсания, работавшего в ГЦОЛИФКе.
Григорий Воробьёв был врачом сборной СССР и России по лёгкой атлетике до середины девяностых годов, когда его обвинили в том, что он использовал для поддержания формы спортсменами препарат в общем-то безобидный фенотропил, который свободно продавался в любой аптеке на территории нашей страны. Затем он вместе с детьми уехал в США, в Чикаго, и в конце концов оказался в доме престарелых, где и дал интервью газете «Нью Йорк Таймс», в котором в довольно осторожно рассказывал о предположительном формировании государственной системы допинга в СССР в 1983 году в канун Олимпиады в Лос-Анджелесе. Речь в его интервью шла в основном о том, что предполагалось использовать инъекционные формы анаболических стероидов за полгода до Олимпиады, чтобы эффект остался, но следов использования запрещённых препаратов не было.
На Западе рассказы Воробьева и демонстрацию фрагментов документов сомнительного происхождения посчитали «доказательством» поощрения государством допинг-программ. Спортсмены же, лично знавшие Воробьёва и его персональный вклад в использование «запрещёнки», считали, что его заявления были оплаченным запрограммированным ответом на поставленный журналистами вопрос. Например, чемпионка мира 1995 года в тройном прыжке в закрытых помещениях Иоланда Чен, знавшая Воробьёва, так описывает этого человека: «Воробьёв - знаменательный негодяй. Это жуткой жадности человек, завистливый, и у меня о нём осталось невероятно мерзкое и негативное впечатление. В то время я как раз я была в сборной команде страны, и очень много с ним общалась. Он со многих легкоатлетов даже пытался брать деньги за то, чтобы сделать из них VIP-персону, взять на себя руководство допинговой программой этого спортсмена, и потом обеспечивать ему чистоту. Мы были от этого в шоке, и никто не соглашался с ним работать, все знали его отвратительный шантажный характер.
Григорий Петрович - это такая неоднозначная личность, очень коварная. И я бы не советовала верить тому, что он говорит, а бумажки, которые он предоставляет - филькины грамоты, напечатанные от руки документы без печатей. Я думаю, ему заплатили, он же патологически жаден до денег. Скаредность в этом человеке победила всё. А сейчас, узнав, что Родченков получил деньги за свои признания, он немедленно активизировался.»
Рассказы Сергея Сарсания, автора методического пособия по использованию анаболических стероидов, о том, как они применялись в действительности не подтверждают существования государственной программы. Он пишет об отдельных тренерах, отдельных спортсменах, иногда о спортивных функционерах среднего звена, которые знали об использовании запрещённых веществ и практиковали их применение. Рассказывал и о том, как тем же хоккеистам давали анаболики под видом «витаминов». Возможно, что такое действительно бывало. А вот для некоторых тяжелоатлетов, легкоатлетов, пловцов, лыжников и биатлонистов фармакология была неотъемлемой частью подготовки.
Научные исследования в области допингов, конечно, проводились, но спортсмены и тренеры, которые, по словам Сарсания, прослышали о «чудодейственных» таблетках и инъекциях, часто «занимались самодеятельностью», сами определяя себе дозы и частоту приёма анаболиков.
Сарсания рассказывал о том, что перед чемпионатом мира 1978 года по хоккею ему предложили протестировать сборную СССР и он якобы сообщил, что она «не готова» и предложил курс анаболиков. Хоккеисты той сборной СССР, с которыми мне приходилось общаться, ни о каких специальных допинговых мероприятиях перед чемпионатом мира в Праге не вспоминают…
И ещё о «государственной программе», вернее её отсутствии. Даже тот же Сарсания в интервью журналу «Железный мир» в 2013 году говорил: «Наше руководство проявляло крайнюю инертность, в отличие от немцев и болгар. Не могли даже контролировать дозировки на местах, чтобы не ели спортсмены по 25 таблеток в день».
СВОДКИ С ВОСТОЧНОГЕРМАНСКОГО ФРОНТА
В 1976 году на Олимпиаде в Монреале сборная команда ГДР в неофициальном медальном зачёте завоевала второе место после советской команды. При этом она завоевала вдвое больше золотых медалей, чем за четыре года до этого в Мюнхене. Многие связывают успехи восточногерманских спортсменов с ускоренным развитием фармакологии, допинговых средств и препаратов для их маскировки.
Примерно 1972 года территории ГДР начала функционировать программа «майстерплан» - государственная программа «поддерживающих средств». Спортсменвм младше восемнадцати лет препараты выдавались под видом витаминов, а более взрослые спортсмены давали расписку о неразглашении информации об использовании допинга и несении уголовной ответственности в случае нарушения данного обязательства. У советских спортивных функционеров возникла идея: во время совместных тренировок перенять опыт «друзей по спорту» из ГДР, для чего была разработана целая двусторонняя программа. Естественно подразумевалось, что немецкие товарищи, особенно в канун Олимпиады - 80, поделятся с нами своими научными и медицинскими достижениями.
А проблемы с этим у нас существовали, поскольку никакой государственной программы в этой части фактически не было. Мне, например, не удалось обнаружить каких-либо архивных свидетельств вмешательства ЦК КПСС или Совмина СССР в вопросы организации допинговых программ. А вот о желании и намерениях что-то получить в этом плане от коллег по соцлагерю красноречиво говорят документы, которые были некогда секретными, а сейчас находятся в свободном доступе в Российском государственном архиве новейшей истории.
Читаем, например, секретную записку Комитета по физической культуре и спорту СМ СССР в ЦК КПСС «О готовности советских спортсменов к участию в XXII Олимпийских играх в Москве» 9 июня 1980 г.
Сергей Павлович Павлов, председатель Государственного комитета по физической культуре и спорту при Совете министров СССР пишет: «Многие спортивные организации страны… плохо используют на практике новейшие достижения науки, медицины, передовой опыт». За этой обтекаемой фразой скрывается обеспокоенность тем, что у нас положение с внедрением различного рода новшеств, в том числе и фармакологических, заметно отстаёт от других соцстран, особенно от ГДР. А о допинговой программе в ГДР говорится прямо.
«Борьба за первое общекомандное место, - констатирует главный спортивный чиновник СССР,- будет вестись между спортсменами СССР и ГДР… Высокие достижения спортсменов ГДР в циклических видах спорта помимо передовых методов организации и средств тренировки, обусловлены ещё и активным использованием в подготовке новейших достижений науки и медицины, в том числе фармакологии. По многим неофициальным источникам учёные ГДР в последнее время вели активный поиск маскировки допинговых веществ, в первую очередь, анаболических стероидных препаратов.Не исключено, что этот метод будет применён спортсменами ГДР на Олимпийских играх в Москве».
Председатель Государственного комитета по физической культуре и спорту при Совете министров СССР Сергей Павлов
Сергей Павлов был прекрасно осведомлён не только о достижениях восточногерманских медиков и фармакологов, но и о том, что, несмотря на экономические и военные союзные отношения, спортивные чиновники ГДР после определённых событий, относящихся к 1979 году, фактически отказались делиться своим опытом с советскими коллегами. И яблоком раздора тут стала как раз немецкая допинговая программа, для осуществления которой нужно было гарантировать, что московская антидопинговая лаборатория во время Олимпиады не будет фиксировать положительные пробы спортсменов из команды ГДР.
В конце ноября 1979 года, за полгода до процитированного нами письма в ЦК произошли беспрецедентные события, которые образовали серьёзную трещину в отношениях спортсменов «двух братских республик». Конечно «достижения науки и медицины», благодаря использованию которых маленькая (16,7 миллиона жителей) ГДР вдруг стала конкурентом огромного (250 миллионов жителей) СССР, крайне интересовали советских спортивных функционеров, врачей и тренеров. Да и некоторые спортсмены, у которых были проблемы с физической формой, надеялись на то, что им удастся использовать опыт восточногерманских коллег. Но тут наших спортивных и околоспортивных деятелей ждало разочарование.
«Комитет по физической культуре и спорту при Совете Министров СССР полагает необходимым, - писал глава комитета Сергей Павлов, - информировать ЦК КПСС о том, что при общем широком активном сотрудничестве с немецким спортивно-гимнастическим союзом ГДР (ДТСБ) в последнее время в той или иной форме проявляются некоторые негативные моменты, как в области сотрудничества на двусторонней основе, так и в международных спортивных организациях».
Мало того, что восточногерманские спортивные начальники не поддерживали некоторые общеполитические устремления СССР, они стали отказываться от совместных тренировок с советскими «друзьями по спорту».
«В последнее время руководство ДТСБ, - говорится в документе Госкомспорта,- начало в одностороннем порядке отменять согласованные ранее решения о проведении совместных тренировочных сборов и соревнований, ограничивает контакты тренеров и спортсменов». Так были отменены совместные сборы и соревнования пловцов. Там, где команды СССР и ГДР тренировались вместе, немцы исключали возможность присутствия наших тренеров и медиков на их тренировках: «Под разными предлогами предложения о проведении совместных тренировок отвергались, - говорится в документе, - а если спортсмены СССР на несколько минут раньше установленного времени прибывали на тренировки, спортсмены ГДР немедленно заканчивали занятия».
Чёрная кошка пробежала между спортивными функционерами двух стран при обсуждении вопросов допинг-контроля. Восточногерманскую сторону весьма сильно интересовали вопросы контроля за анализом допинг-проб, и они предложили СССР секретный союз с тем, чтобы спортсменов двух стран невозможно было поймать на допинге. Это сильно заботило немцев, поскольку там существовала реальная программа «фармакологической» подготовки спортсменов высшего уровня, особенно в таких видах как лёгкая атлетика, плавание, академическая гребля.
Для начала «немецкие товарищи» начали оспаривать традиционное для Олимпиад положение о том, что персонал антидопинговой лаборатории в СССР должен быть сформирован из представителей страны, принимающей игры. Они стали настоятельно предлагать «международный технический персонал, упирая на то, что в ГДР очень хорошо развиты подобные лабораторные исследования и имеются соответствующие кадры. В письме в ЦК Сергей Павлов отмечал, что это «бросает тень подозрения на советских специалистов».
«По инициативе немецкой стороны в ГДР в апреле с.г. состоялись переговоры по проблемам допингового контроля между делегацией спорткомитета СССР (Зам председателя Колесов А.И.) и ДТСБ ГДР (вице-президент т. Редер Х.), где т. Редер Х. высказал предложение о выработке совместной двусторонней «секретной договорённости по защите интересов спортсменов СССР и ГДР». Фактически предложение сводилось к тому, чтобы скрывать возможные факты принятия запрещённых МОК фармакологических средств спортсменами СССР и ГДР, в случае если анализ будет проводиться в лабораториях в Крайше (ГДР) и в Москве. При этом имелась в виду прежде всего московская Олимпиада. Советской стороной данная сделка была отклонена».
В секретном письме Госкомспорта в ЦК КПСС рассказывается и о том, что специалисты из ГДР с помощью допинг-контроля неоднократно устраняли с пути своих спортсменов конкурентов из других соцстран.
«В последнее время представители ДТСБ активно стремятся получить право осуществлять допинговый контроль едва ли не на всех международных соревнованиях. Однако настораживает тот факт, что при проведении анализов лабораторией ДТСБ наличие запрещённых препаратов выявляется исключительно у спортсменов социалистических стран, материалы на которых незамедлительно передаются в международные федерации. Так перед угрозой неизбежной дисквалификации оказались лучшие бегуньи Болгарии – Т. Петрова, Т. Тенева и Румынии – Н. Марушеску, Н. Пуйка. Характерно, что Т. Петрова и Н. Марушеску успешно выступили на Кубках Европы и мира в Италии и Канаде. Допинговые лаборатории этих стран не обнаружили следов применения ими каких-либо запрещённый препаратов. Лаборатория ГДР же передала в Международную федерацию компрометирующие этих спортсменок материалы после более чем второстепенных соревнований балканских стран, где для данных спортсменок не было никакой конкуренции. По мнению многих экспертов лёгкой атлетики данный акт преследовал скорее всего устранение сильных конкурентов спортсменкам ГДР на Олимпиаде – 80». И действительно, ни Петрова ни рекордсменка Европы Мэрэшеску (так правильно пишется её фамилия) в московской Олимпиаде не участвовали.
В конце документа председатель Госкомспорта Павлов писал: «Учитывая изложенные факты, полагали бы целесообразным поручить Посольству СССР в ГДР проинформировать о них ЦК Социалистической Единой Партии Германии». Записка Павлова, датированная 29 ноября 1979 года, долгое время не рассматривалась в ЦК КПСС, а потом в связи с вторжением советских войск в Афганистан вообще стало не до неё, поскольку любые попытки «выносить сор из избы» и показывать малейшие разногласия между соцстранами не одобрялись. 31 января 1980 года Сергей Павлов, как сообщил зав. Отделом пропаганды ЦК КПСС Марат Грамов, снял этот документ с рассмотрения в ЦК.
