|
Исполнилось полгода с момента катастрофы атомной подводной лодки "Курск" и находившихся на ее борту 118 подводников. Это трагическое событие продолжает оставаться в центре внимания, поскольку до сих пор нет ответа на вопрос, что в действительности произошло 12 августа 2000 года в Баренцевом море. Обостренный интерес к этой теме во многом объясняется тем, что из ведомственных источников поступала и продолжает поступать противоречивая информация, а специально созданная комиссия до сих пор не обнародовала окончательных выводов, хотя такие сроки неоднократно назначались. Накануне в Санкт-Петербурге должно было состояться очередное заседание правительственной комиссии под руководством вице-премьера Ильи Клебанова. Однако вопреки ожиданиям никакой официальной информации в этот раз не последовало.
Почему отмалчивается комиссия?
Если судить по заявлениям директора ЦКБ "Рубин" академика Игоря Спасского, для специалистов картина происшедшего с "Курском" уже не представляет загадки. Но вот пришла ли пора поведать правду общественности - дело другое. Тут мнения у членов комиссии расходятся. И скорее всего до тех пор, пока лодку не поднимут на поверхность, заключительного вердикта объявлено не будет.
И связано это не в последнюю очередь с тем, что версия столкновения с иностранной подлодкой не находит документального подтверждения ни в материалах правительственной комиссии, ни в ходе предварительного следствия по уголовному делу, возбужденного Главной военной прокуратурой. И не случайно ссылки на нее в официальных заявлениях переместилась с первого места на последнее, а некоторые специалисты (тот же Игорь Спасский) ее вообще перестали упоминать.
Судя по некоторым косвенным данным, не подтвердилась и версия терракта (диверсии) на борту подводной лодки. Тот факт, что главком ВМФ адмирал Владимир Куроедов сравнительно недавно, выдержав время, посетил завод "Дагдизель" в Каспийске и лично передал орден Мужества семье погибшего на "Курске" М.И.Гаджиева, гражданского специалиста по торпедному вооружению, должен снять какие-либо подозрения по этому адресу.
Спорным остается вопрос, была ли гипотетическая возможность спасти хотя бы кого-то из экипажа. Ведь до сих пор неясно, сколько времени продержались уцелевшие после двух катастрофических взрывов подводники: три часа? сутки? А может, и 15 августа, спустя трое суток, еще были живые, о чем будто бы свидетельствует неразборчивая запись на оборотной стороне записки Дмитрия Колесникова?
Определенности в этот вопрос могли бы добавить результаты почерковедческой и криминалистической экспертиз того, что поднято с "Курска" во время российско-норвежской специальной операции в ноябре минувшего года. Но ни комиссия, ни следствие этих сведений не оглашают. Как не называют и автора второй записки. Утверждение о том, что им мог быть командир дивизиона движения капитан-лейтенант Рашид Аряпов, представитель следственной группы назвал преждевременным. Подтверждают пока лишь то, что записок всего две, их оригиналы признаны вещественными доказательствами и приобщены к уголовному делу.
- Но неужели ни в одной из них нет хотя бы фразы о том, что случилось на лодке? С чего все началось? - не удержался я от вопроса в разговоре с давним знакомым, имеющим отношение к работе правительственной комиссии.
- Надо знать подводников. А перед Колесниковым я просто снимаю шляпу. По боевому расписанию он командир отсека. И ясно понимал, что шансов практически нет. Но на листе из его блокнота поименно указаны оставшиеся в живых, все расписаны по боевым номерам. Средства спасения ими были использованы полностью... И никакого надрыва, лишь в конце - три строчки для жены...
Разговор у нас был долгий, опиравшийся не только на материалы, которыми располагала к тому времени правительственная комиссия, но и на многолетний личный опыт моего визави. Как следовало из его слов, Колесников и те, кто по готовности Э1 (перед торпедной атакой) находился вместе с ним в кормовых отсеках, могли и не знать, что с лодкой случилось.
Скорее всего связь с центральным постом и носовыми отсеками была парализована уже первым взрывом. Расшифровка акустических сигналов показывает, что его мощность могла достигать одной килотонны (100 килограммов обычной взрывчатки). Уже в этот момент был обезглавлен главный командный пункт, выведены из строя системы гидравлики, связи, освещения, сработала аварийная защита реакторов. Подводная лодка фактически стала неуправляемой. Спустя две с небольшим минуты те, кто выжил и успел прийти в сознание, приняли на себя еще более чудовищный удар - как теперь установлено, сдетонировал боезапас в торпедном отсеке. Обе аккумуляторные батареи (в первом и втором отсеках) - резервный источник питания - взрывом были попросту вынесены.
По результатам проведенных осмотров корпуса, анализа подводной видеосъемки и сложных научно-технических и криминалистических экспертиз (в том числе поднятых со дна фрагментов оборудования и вооружения первого отсека) установлено, что взрыв боезапаса в торпедном отсеке ("второе сейсмическое событие" на языке гидроакустиков) произошел ДО столкновения "Курска" с грунтом. То есть, причиной этого катастрофического взрыва стал некий внутренний процесс, в течение двух - двух с половиной минут развивавшийся в торпедном отсеке. На скалистое дно Баренцева моря смертельно раненный атомоход пришел уже с развороченной носовой оконечностью.
Причем взорвался не весь боезапас, подчеркивают специалисты, а только часть (не более половины) торпед, находившихся в первом отсеке. В ином случае, как показали расчеты и натурные эксперименты, прочный корпус лодки "получил бы ускорения, не совместимые с жизнью человека". Другими словами, после второго взрыва никого в живых на лодке не осталось бы. А как следует из записки капитана-лейтенанта Колесникова, 23 человека в кормовых отсеках какое-то время были живы.
Дольше всего люди могли продержаться в шестом отсеке, на резервном пульте управления главной энергетической установкой (ГЭУ) - к такому выводу склоняются те, кто хорошо знает конструктивные особенности корабля и распорядок боевой службы. Особо прочные конструкции реакторного отсека и специальной выгородки должны были выстоять и смягчить ударные нагрузки от первого и второго взрывов. Может, именно оттуда и доносились последние стуки SOS. Так это или нет, можно было бы сказать, сопоставив штатное расписание 6-9 отсеков (24 человека) и составленный Колесниковым список уцелевших после второго взрыва. Эти имена известны, но они не разглашаются.
Насколько можно понять из контактов со специалистами, главное внимание комиссии в последнее время сконцентрировано на выяснении природы "первого сейсмического события". Гипотетическая возможность внешнего воздействия на один из снаряженных торпедных аппаратов - непреднамеренное столкновение, сорвавшаяся с якоря мина Второй мировой войны, попадание ракеты с надводного корабля - до конца не исключаются, но превалируют аргументы за то, что это была нештатная ситуация ВНУТРИ первого отсека, и скорее всего не с практической (учебной), а с боевой торпедой.
Что предпринято прокуратурой?
Как уже отмечалось, параллельно с работой правительственной комиссии (и независимо от нее) ведут расследование органы прокуратуры. В известной степени это укрепляет надежду, что рано или поздно будет воссоздана достоверная картина случившегося. Но меньше всего хотелось бы повторения истории с "Комсомольцем" - расследование той катастрофы продолжалось почти девять лет и в итоге было приостановлено. Начальник Следственного управления Главной военной прокуратуры генерал-майор юстиции Виктор Шеин хорошо помнит обстоятельства того дела. С них и начался наш разговор.
- Да, с юридической точки зрения, дело о катастрофе "Комсомольца" приостановлено, - признает мой собеседник. - И приостановлено потому, что лодку так и не смогли поднять со дна Норвежского моря. А без этого нельзя сделать вывод о достаточности собранных по делу доказательств, дающих основание для предъявления обвинения должностным лицам в совершении преступления. Я почти дословно процитировал заключительный абзац постановления, а всего в нем девяносто страниц - это юридически выверенная квинтессенция того, что следствием достоверно установлено.
- Есть ли у вас уверенность, что с этим документом ознакомлены те, для кого такая информация жизненно необходима - я имею ввиду экипажи подводников и стоящие над ними штабы?
- На уровне главкома ВМФ, на уровне высшего руководства они известны. Однако то противостояние в оценке обстоятельств катастрофы, что имело место между определенной группой военно-морских начальников и гражданских специалистов, и даже внутри военного ведомства, мешало объективному рассмотрению всех представленных точек зрения. Положа руку на сердце, не могу сказать, что к нашему представлению в Главном штабе ВМФ было проявлено должное внимание и приняты исчерпывающие меры. К сожалению, этого не произошло. Выводы следствия были истолкованы как одна из версий, которая имеет право на существование, но не должна доводится до каждого экипажа. И это печально.
- У постановления есть гриф?
- Совсекретно. До сих пор.
- Насколько я помню, уголовное дело по "Комсомольцу" начинала прокуратура Северного флота и там же в первый раз оно было свернуто?
- Да. Изначально им занимался следователь прокуратуры Северного флота Лунев, он шел за комиссией, ждал, пока ему выдадут какие-то заключения. И только спустя два года после катастрофы, когда главный военный прокурор возобновил дело, его принял к производству следователь по особо важным делам Геннадий Целовальников. А в этот раз все по горячим следам - вот оно событие, еще идет операция, а наш следователь уже высадился на "Регалию". И тем, кто руководил специальными работами, пришлось с этим считаться.
- Ваши слова обнадеживают. Но как-то однобоко, на мой взгляд, выглядит само основание, по которому возбуждено уголовное дело - нарушение правил безопасности движения. У комиссии ведь с самого начала было несколько версий происшедшего, и столкновение - лишь одна из них...
- Вы помните, какая была обстановка? - вопросом на вопрос отвечает Виктор Шеин. - Слезы, обмороки, обвинения в газетах... И тут еще мы. Поэтому выбрали, на наш взгляд, нейтральную форму - возбудить в отношении лица, которое вело другой корабль и столкнулось с нашим "Курском". Мы ведь можем возбудить дело только по признакам преступления. А какого?
- Разве недостаточно самого факта гибели людей и подводной лодки?
- Нельзя "по факту" возбуждать. Это распространенное заблуждение. Возьмите кодекс - там написано: по признакам преступления.
- Не хотели лишний раз травмировать семьи погибших?
- Можно и так сказать. Само по себе постановление о возбуждении уголовного дела дает право проводить расследование. А это в тот момент было главным.
Как выяснилось, никто из следственной группы не входит в состав правительственной комиссии или ее рабочих групп. Иначе мы были бы связаны ее мнением, пояснили в прокуратуре. А у следствия своя задача - выяснить, что в действительности произошло. Не только установить техническую причину (именно этим в первую очередь занимается комиссия), а и то, что к этому привело, допустили ли люди какие-то нарушения.
- И мы устанавливаем это не только специфическими, определенными в законе методами, - объясняет Виктор Шеин, - но и проходим всю причинно-следственную цепочку, от первого до последнего шага. Допустим, пало подозрение на торпеду. Мы едем на завод в Каспийск, допрашиваем людей, которые готовили эту торпеду, фиксируем ее номер, все документы изымаем, изучаем их, идем по следу: ага, вот эта торпеда прибыла на Северный флот - кто ее непосредственно загружал на корабль, как она загружалась, и так далее. Все досконально прослеживается и документируется. Так же и с версией, что "Курск" могла поразить торпеда или ракета с одного из наших кораблей. Мы проверяем на всех кораблях боезапас: с чем выходили, все ли на месте...
- И вахтенные журналы в том числе?
- Безусловно. Документация сразу же была изъята. И вся находится у нас. В том числе и та, что позволяет проследить, не пересекались ли маршруты движения, не могло ли произойти столкновения "Курска" с надводным кораблем. Весь период учений - от момента выхода в море, все задействованные корабли плюс все оружие - таков охват исследования.
- Действующие офицеры и специалисты идут на контакт со следствием? - после некоторых клебаний решаюсь я спросить. - Или отмалчиваются, недоговаривают - из чувства флотской солидарности?
- Случаев утаивания информации или каких-то недоговорок нами пока не отмечено. Ведь случившаяся катастрофа - это трагедия не только для семей погибших подводников. Поэтому у настоящих моряков есть чувство солидарности в одном - выяснить правду о гибели "Курска".
- Это мне понятно. Но допустим, подтвердится версия одной из газет, что командир "Курска" Геннадий Лячин успел доложить в штаб об аварийной торпеде на борту. А флотские начальники, если верить той же газете, с самого начала умалчивали это от правительственной комиссии и от следствия, выдвигая на первый план версию столкновения. Как в этом случае могут квалифицироваться действия должностных лиц?
- У нас таких данных нет. А поэтому нет и оснований для каких-либо комментариев на этот счет.
- Когда завершилась поисково-спасательная операция и стало окончательно ясно, что на "Курске" все погибли, адмирал Попов в сердцах сказал: "Хотел бы я посмотреть в глаза тому, кто все это организовал". Спустя время командующий флотом заявил, что ему известна причина случившегося, а степень своей уверенности он оценил в 85 процентов. Что стоит за этим - просто человеческие эмоции?
- Этот вопрос следует адресовать Вячеславу Алексеевичу Попову, - начальник Следственного управления дает понять, что я выхожу за обусловленные рамки нашего разговора: только самая общая информация о ходе следствия и его перспективах, не вдаваясь в детали и не нарушая процессуальных норм.
- А разве следователи его об этом не спрашивали?
- Мы готовимся к такому разговору. И адмиралу Попову как командующему Северным флотом, будут заданы все необходимые вопросы. Поверьте, ничто не останется без внимания. Раз прошла публикация, что был, якобы, доклад командира об аварийной торпеде, этот вопрос тоже будет задан: было такое или нет.
- Как следует из публичных заявлений руководителя ЦКБ "Рубин" академика Спасского, проект подъема "Курска" предусматривает предварительное отчленение разрушенной носовой оконечности. Не приведет ли это к тому, что в итоге следствие лишится главных вещественных доказательств, без которых нельзя будет воссоздать документально всю картину происшедшего на "Курске"?
- Оценить это сложно. Операция будет осуществляться специалистами после тщательной проработки всех возможных вариантов. Но хочется верить, что подъем произведут таким образом, чтобы в дальнейшем можно было выполнить все необходимые исследования.
Как это ни тяжело, но мы должны быть готовы к тому, что подтвердится худшее для флота, для России и для каждого, кто ощущает себя ее гражданином, предположение: причиной гибели корабля стала неисправность его собственного оружия или роковая ошибка оператора. 12 августа 2000 года случилось то, что не должно было случиться ни при каких обстоятельствах. В этом уверяли нас и самих себя ученые, конструкторы, кораблестроители, флотские начальники, руководившие учениями. С этой верой выходил в море экипаж "Курска".
Но это случилось. А коли так - самым важным становятся сейчас не ведомственные разборки между правыми и виноватыми, не безадресные проклятия "губителям флота Российского", пересыпанные псевдопатриотическим пафосом, а принятие неотложных, исчерпывающих мер, чтобы вслед за "Курском" не пришлось оплакивать "Воронеж", "Белгород" или другой, не менее титулованный экипаж.
|
