|
Признаться, звонок из редакции смутил меня - за сорок лет журналистской практики ни разу не доводилось писать о моряках-подводниках. Да и что я мог рассказать о подлодке "Комсомолец", затонувшей 7 апреля 1989 года в Норвежском море, - все, что можно было, рассказано многократно. Но оказалось, не все. В Петербурге живет с двумя детьми жена командира этой субмарины Ванина Валентина Васильевна. Живет, как я понял, трудно. Кто об этом знает? Гибель "Курска" показала, что государство, если захочет, может заботиться о семьях своих защитников, погибших при исполнении боевой службы. Пришло время подумать и о тех, кого в свое время поспешили вычеркнуть из памяти...
Через Клуб моряков-подводников я нашел телефон Ваниной, созвонился. Она не сразу согласилась на встречу: "Что я смогу добавить к тому, что уже писано-переписано? Да и тяжело все это ворошить". Тяжело было и мне, когда я видел, как глаза Валентины Васильевны непрошено заполнялись влагой, но она продолжала вспоминать и отвечать на все мои вопросы. И за ее бесхитростным рассказом перед взором моим разворачивались и проплывали драматические и счастливые сцены трагедии, поставленной самым гениальным режиссером, имя которому - жизнь.
Над Ленинградом уже кружила своим многоцветьем северная осень - с деревьев Летнего сада еще осыпались последние листья, с неба к ним уже пристраивались первые снежинки. С Невы дул пронизывающий ветер, и Валя в своем легком плаще "на рыбьем меху", как шутя говорил Женя, доверчиво жалась к его надежному плечу, к мягкому сукну курсантского бушлата. Господи, как спокойно и радостно было у нее на душе! Женя мало говорил о своих чувствах, но все самые теплые и ласковые слова она безошибочно читала в его глазах при каждой встрече: "Ты у меня самая красивая, самая лучшая, самая хорошая, самая-самая..." И она без лукавства отвечала, что никак не может понять, за какие заслуги ей выпало такое счастье. Ему еще два года предстояло учиться во "Фрунзенке", ей - почти год в техникуме, а они "сошли с ума" и поженились. Когда Женя уходил в училище на занятия, день ей казался бесконечным. Потом он уехал на стажировку в северный гарнизон с загадочным названием Мурманск-150, и ей однажды почудилось, что жизнь остановилась и кончилась.
Боже, как она ждала его возвращения в Ленинград! Какие придумывала страхи и опасности, что подстерегают ту подлодку, на которой он где-то там на враждебной глубине учится штурманскому мастерству. Сколько сюжетов их встречи сочинила! Корила себя за неумение стойко переносить разлуку. А Женя еще курсантом внушал: "Учись ждать. Разлуки - неизбежная и значительная часть жизни подводника".
Конечно, она научится ждать, постигнет все секреты выдержки и терпения, раз это надо постичь жене офицера-моряка, но как бы было хорошо, чтобы он никуда не ехал, не плыл, чтобы, как все, каждый вечер возвращался домой, а на рассвете ненадолго уходил на службу, чтобы в выходные дни они могли вот так, как сегодня, гулять по Летнему саду, бродить вдоль гранитных набережных Невы, вспоминая пушкинские строки о ее "державном течении", и, надышавшись осенним воздухом, возвращаться домой.
Под сердцем у Валентины уже стучалась новая жизнь, и Женя, прислушиваясь к ней, благодарно и счастливо улыбался.
- Если родится сын, - говорил он, - назовем Алешей.
Она соглашалась, хотя чутье подсказывало, что будет девочка.
- Заслужить любовь девчонки будет труднее, - говаривал Ванин, держа на руках кроху Людмилку, - но я, конечно же, постараюсь, чтобы она меня обожала так же, как и ее мама.
Увы, дочка видела отца не так часто, как бы ему хотелось. Ей только за годик перевалило, когда лейтенант Ванин Евгений Алексеевич вместе с дипломом об окончании Высшего военно-морского училища имени М.В. Фрунзе получил и назначение в тот самый загадочный Мурманск-150. Встретили их в этом суровом городе весело. С цветами и шампанским, с заказанным такси. Женя был переполнен радостью, все поглядывал на жену - разделяет ли она его чувства, понимает ли, какие у него славные друзья? Она улыбалась и пожимала ему руку - понимаю, разделяю, счастлива!
На одном из поворотов гарнизонной дороги остановились. Внизу, зажатое скалами, серебрилось море. Вверху на склонах полярный свежачок трепал листву на низкорослом жидком кустарнике. В небе шла стремительная погоня растрепанных облаков. Скупо отнеслась природа к этим местам. Строго и сурово - под стать службе.
- Теперь это наш дом, - сказал Ванин жене, обнимая ее за плечо. - Называется он Западная Лица. Я знаю - ты полюбишь, как и я, эти неласковые скалы. - И, улыбнувшись, добавил. - К сожалению, легкой промышленности здесь нет, так что работу по специальности ты здесь не найдешь.
- Я могу и уборщицей, - тоже с улыбкой ответила Валентина.
- Ну уж нет, - решительно возразил лейтенант, - уборщицей ты у меня не будешь работать никогда.
Эх, знал бы он, на какие непредсказуемые зигзаги способна наша жизнь!..
Валентина и вправду полюбила этот строгий скалистый край. По-своему, про себя, но глубоко и преданно. Да и как иначе? Ведь здесь служит Женя. Служит влюбленно и преданно. Здесь свои первые шаги сделала их дочь, в которой штурманенок Ванин души не чает. От этих берегов он уходит в свои засекреченные автономки, возвращается усталый и счастливый.
И когда лейтенанта Ванина, как говорят подводники, "запустили по большому кругу (переподготовка в учебном центре Обнинска, участие в строительстве подводной лодки на стапелях Горького, перегон по рекам и каналам, достройка в Северодвинске)", Валентина не раз ловила себя на мысли, что скучает по "своей Западной Лице". Сказала об этом Жене, когда он примчался в Ленинград поздравить с рождением сына и обрадованно засмеялся: "По Северу затосковала птица перелетная?"
Первый день рождения Алешки отмечали уже "дома" - на Севере. Капитан-лейтенант Евгений Ванин в 1977-м посолиднел. Ну как же - отец двоих детей да еще и должность новая - помощник командира АПЛ. Пришли друзья - Tамаpa и Валентин Плешивцевы, младший брат Жени - Виктор, соседи, сослуживцы. Все знакомые, все родные лица, почти все из "Фрунзенки" и почти все из одного выпуска. Подарки детям, подарки Валентине и Евгению, искренние пожелания и тосты, веселые розыгрыши, гитара, песни. Были и серьезные разговоры об автономках, о каких-то протечках в парогенераторах, но с 1972 по 1980 год Бог миловал советских подводников. Ходили и в кругосветки, и под арктическими льдами, и по нескольку месяцев несли дежурство в океанских глубинах. Убеждение в абсолютной надежности советских АПЛ крепло у моряков, передавалось семьям.
В конце 70-х Ванины снова пожили немножко в Ленинграде - Женя учился на высших офицерских классах, а по их окончании сразу был назначен старшим помощником командира атомной подводной лодки и ушел в автономное плавание. Валентина Васильевна не знает, чем это объяснить, но до самого того рокового 1989 года она провожала Евгения Алексеевича в каждый поход с непередаваемым чувством тревоги. Старалась не показывать своего состояния, улыбалась во время прощания, шутила, но разве такое спрячешь?
Когда лодка возвращалась к родным берегам, Ванин каждую свободную минуту проводил со своими домашними. Много теплых и трогательных слов говорил жене, был ласков и внимателен с дочерью, но больше всего внимания уделял сыну. С Алешкой в горы, с Алешкой на рыбалку, с Алешкой на спортивные соревнования, с Алешкой на коленях у телевизора.
С 1984-го, когда Ванина назначили командиром АПЛ, Валентина Васильевна отметила для себя, что муж словно на несколько лет повзрослел. Однажды спросила: "Что тебя так давит?" "Ответственность, - сказал он. - За людей, за технику, за готовность лодки. Тяжелая это, Валюша, ноша - быть ответственным за такую силищу, что доверена мне".
"Комсомольца" к походу готовили спокойно и планово. И хотя сама подлодка да и предстоящие задачи на ее поход были покрыты плотной завесой секретности, в семьях подводников об этой экспериментальной субмарине говорили немало. И что у нее самый надежный прочный корпус (из титановых сплавов), и что она абсолютно пожаробезопасная, может уйти на такую глубину, что в случае боевых действий ее не сможет достать никакое оружие. В общем, самая безопасная АПЛ во всем Военно-Морском Флоте. Конечно же, все эти разговоры доходили до Валентины Васильевны. И что уж там лукавить, гордилась потихоньку в душе - не кому-нибудь, а ее Жене доверили эту чудо-лодку...
В двадцатых числах февраля у Ванина выдалась пара свободных часов. Примчавшись домой, он схватил за руки дочь и жену, сгреб в охапку сына и - на снег, что час назад насыпался с темного, укрытого полярной ночью неба. Смеялись, дурачились, вывалялись в этом девственно белом пуху, потом пили чай с пирогами, бурно обсуждали, куда поедут в отпуск, когда отец вернется из похода.
28 февраля 1989 года "Комсомолец" тихо отделился от причальной стенки и, оставляя широкий след на черной воде, ушел в ВЕЧНОСТЬ.
- В каждое плавание я провожала Женю с тревогой и волнением, - вспоминает Валентина Васильевна, - а в тот раз было такое чувство, словно он не в море уходит, а куда-то рядом, ненадолго...
Жизнь наладилась, дети учились, здоровье казалось вечным, а счастье бесконечным. И, наверное, потому она не захотела верить в самое худшее, когда в Западную Лицу пришла страшная весть. "Ну как же, - недоумевала Валентина Васильевна, - как же могла утонуть непотопляемая лодка? На ней же все было самое лучшее, самое надежное..." Умом уже понимала весь ужас случившегося, а сердце не верило, душа трепетно ждала чуда: кто-то вот придет и скажет, что все неправда, что живы они, что уже возвращаются.
Масштаб беды был столь велик, что даже робкая попытка осмыслить ее повергала женщину в состояние шока. Она была убеждена, что такое пережить невозможно. Жить незачем. Жизнь потеряла смысл.
-Женька твой подобные мысли не одобрил бы, - говорили ей Валентин и Тамара Плешивцевы. - У тебя славные дети. Теперь в первую очередь надо о них думать. Надо жить, Валя.
Дочь Людмила встретила трагическое известие стойко - отцовский характер. Во всем бережно поддерживала мать, утешала младшего брата. Двенадцатилетний Алешка еще слишком мало испытал в этой жизни, чтобы научиться держать и более слабые удары судьбы. А тут - отец! Человек, который был для мальчишки ВСЕМ: и нянькой, и учителем, и верным другом, и главное - безграничной гордостью. Как теперь без него, он не знал. Не знал, о чем думать, о чем мечтать, о чем разговаривать с окружающими людьми, к чему стремиться.
Всего этого не знала и Валентина Васильевна. К ней приходили и уходили соседи, сослуживцы Жени, начальники капитана 1 ранга Ванина Евгения Алексеевича. Говорили какие-то слова, давали какие-то советы, ждали от нее каких-то просьб. А она думала только об одном: Женя ей посоветовал бы то же, что и Плешивцевы, - в первую очередь надо позаботиться о детях. Надо собрать остатки сил и хоть на миг отвлечь себя от случившегося. Нельзя постоянно быть там, с ним, и что-то соображать и делать здесь. Нельзя и отвлечься, когда все вокруг не просто напоминает о нем, а криком кричит!
Валентина Васильевна быстро собирает детей и уезжает в Ленинград. В родительскую квартиру. Но боль не отступает, она преследует ее на каждом шагу. И организм не выдерживает - она на несколько месяцев попадает в одну из клиник Военно-медицинской академии.
Нет, ее не оставляли одну. Рядом были дети, навещали друзья Ванина, некоторые члены экипажа из тех двадцати шести, что остались в живых, флотские руководители. Дочери помогли поступить в Педагогический институт им. Крупской, сына определили в Нахимовское училище, позаботились о пенсии за погибшего мужа, помогли улучшить жилищные условия. При каждой такой встрече не уставали повторять: "Если что, обращайтесь, поможем".
Но сама она за помощью к флотскому руководству обратилась только однажды. Попросила сделать на Серафимовском кладбище, где похоронены члены экипажа погибшей АПЛ "Комсомолец", символическую могилку и командиру - капитану первого ранга Ванину Евгению Алексеевичу: "Чтобы было куда прийти поплакать и поговорить. Есть поверье, что души любимых приходят туда, где их ждут".
Смириться, что Жени нет, Валентина Васильевна не смогла и по сегодняшний день. Все ловит себя на мысли, что подсознательно ждет какого-то чуда, боится, что ей будет стыдно, если он придет и спросит: "Справилась ли ты, милая, без меня с житейскими проблемами?" Конечно же, не справилась. Работала и уборщицей, чего он больше всего не хотел, и каким-то делопроизводителем, и вот уже который год трудится гардеробщицей в гостинице "Прибалтийская". Сутки дежурит, трое дома. За эти дни успевает не только свои домашние дела переделать, но и дочери помочь, с внуками позаниматься. Старший Олег нынче в школу уже пойдет, а за пятилетним Андрейкой глаз да глаз нужен. Слава Богу, в семье у дочери все нормально, по-людски. Алешка же холостякует, работает, материально помогает матери. Ведь ее зарплата вместе с пенсией за мужа едва переваливает за прожиточный минимум. Но это не главное. Тревожит сын. Как ей кажется, Алешка еще острее, чем она сама, переживает потерю отца. Как мать, не нашла она в нужный момент нужных слов, чтобы утешить мальчишку, и за это ей было больше всего стыдно перед Женей. Но что теперь поделаешь, с судьбой не поспоришь. Жила, как жила. Надо было жить...
Еще когда я звонил Валентине Васильевне о встрече по телефону, она торопливо предупредила: "Просить я ни о чем не буду". И, действительно, никого не упрекнула, ни на кого не пожаловалась, никого ни о чем не попросила. Но я-то стреляный воробей, отчетливо понимал - обидно Ваниной за мужа, за погибших и живых членов его экипажа.
А ведь это были не худшие твои сыны, Россия.
Я не знаю, как и что надо сделать, но глубоко убежден, что сделать что-то надо, чтобы все близкие погибших моряков-подводников были пожизненно окружены вниманием, а память о героях, положивших "живот за други своя и землю русскую", сохранялась в веках.
|
