17 дней прижизненной славы Павла Луспекаева

17 апреля 1970 года не стало Павла Луспекаева – легендарного и народного «таможенника Верещагина» в «Белом солнце пустыни». Луспекаев умер в 42 года – через 17 дней после премьеры картины.

Мы публикуем статью обозревателя Андрея Колобаева «…А кому иначе» https://www.sovsekretno.ru/articles/-a-komu-inache/ , вышедшую 6 декабря 2016 года в газете «Совершенно секретно», которую тогда выпускала наша команда Агентства федеральных расследований FLB.ru.

«Подсчитано: у актёра Луспекаева в «Белом солнце» всего-навсего неполных 15 минут чистого времени на экране. Но именно эта лента (в ней он снимался на протезах, потому что нормально ходить уже не мог) принесла ему фантастическую народную любовь, славу и бессмертие.

История жизни Павла Борисовича (на самом деле - Павла Богдасаровича) удивительна. Фронтовик. Актёр-самородок, не получивший даже среднего образования, широкая натура, душа компании, любимец женщин. Его ждал феерический взлёт: из театральной провинции - в легендарный ленинградский БДТ. Почти сразу – в самом расцвете лет - неизлечимая болезнь, ампутация ног, инвалидность. И как приговор: крест на блестящей театральной карьере. Крах всего, что дорого: прощай, любимая сцена! Что позади? Два десятка случайных, эпизодических ролей в кино, не принесших удовлетворения. Впереди – адские боли, игла, наркотики. Ясное понимание, что это конец – бесславный и мучительный. Именно в этот момент во всей красе проявился луспекаевский характер. Как будто он почувствовал, что ещё не сделал в своей жизни чего-то самого важного и главная его песенка ещё не спета.

ОПЕРАТИВНАЯ РАЗВЕДГРУППА №00134

Помните знаменитую фразу «Аристарх, договорись с таможней!» с самоуверенной ухмылкой брошенную Чёрным Абдуллой? Аристарх кивнул и выстрелил: пуля, которая должна была навеки «уговорить таможню», срикошетила и рассекла Верещагину бровь. Он размахнулся. Мощный удар в челюсть и… «Помойтесь, ребята!» На самом деле этого эпизода в сценарии не было - он был вынужденным и полностью придуман режиссёром Владимиром Мотылём прямо в день съёмки. Дело в том, что накануне Павел Луспекаев (несмотря на увечье!) во время ужина в ресторане попытался разнять двух дерущихся дагестанцев, и на съёмочной площадке появился с глубокой ножевой раной возле брови. Гримёры ужаснулись – здесь они были бессильны...

Или вот другая фраза из фильма, давно разлетевшегося на цитаты. Сухов кричит: «Верещагин! Уходи с баркаса – взорвёшься!» А Луспекаеву не привыкать – он не на экране, он всю свою жизнь прожил как на пороховой бочке. Уж такой он был человек - уговорить его пойти против себя было невозможно. Удивительно ещё, что смог дожить почти до 43-х.

Появился на свет Павел 20 апреля 1927 года в селе Большие Салы Ростовской области и, по собственным воспоминаниям, «оторвой и драчуном он был отчаянным сызмальства». Однажды во время уличной драки мальчишке попали в лицо раскалённым металлическим прутом – прут рассёк лицо в каких-то миллиметрах от глаза. А что вы хотите, - в крови – врывоопасная смесь! Отец – мясник армянин Богдасар Луспекян, мать – донская казачка Серафима Авраамовна Ковалёва. От матери Павлу достались высокий рост, стать, склонность рубить правду-матку в глаза. От отца - горячий нрав, тяга к загулам, влюбчивость и патологическое нежелание жить разумно, размеренно и распланировано. Со временем именно неистовый темперамент станет визитной карточкой артиста.

Когда началась Великая Отечественная, Луспекаеву только-только исполнилось 14. С первых дней Пашка вступил в подпольную молодёжную организацию под Ростовом, наподобие краснодонской «Молодой гвардии». Мальчишки подрывали поезда, собирали для партизан сведения о фашистах. В 1943-ем году юноша рванул на фронт – стал разведчиком в партизанском отряде (оперативная разведгруппа №00134). Во время одного из рейдов в тыл врага 15-летнему партизану пришлось четыре часа пролежать в снегу на лютом морозе. Он сильно обморозил ноги - именно это «аукнется» ему годы спустя… Вскоре в одном из боёв разрывная пуля раздробила Луспекаеву локтевой сустав. Раненного отправили в саратовский военный госпиталь, где врачи, вколов наркоз, стали готовить его к немедленной ампутации руки: «Иначе пацан не выживет!» Но он не подпустил к себе хирурга, пока тот не поклялся попытаться спасти руку. Невероятно, но это удалось. Тем не менее, вскоре война для него закончилась – в 1944-ом Луспекаев демобилизовался.

Павел Луспекаев (в центре). Отец - мясник армянин Богдасар Гукасович Луспекян и мать - донская казачка Серафима Авраамовна Ковалёва         

«Я ВСЁ РАВНО ЕГО ВОЗЬМУ! ЗА ТАЛАНТ!»

Судя по всему, на сцену Павла привела как раз неуёмная, кипучая натура. Энергии было столько, что требовался выплеск - желательно «в мирных целях».

Летом 1946-го Луспекаев приехал в Москву и подал документы в Театральное училище имени Щепкина. По воспоминаниям однокурсников, он отлично понимал все свои огрехи - у него был специфический южный говор, грубые манеры. Бросалось в глаза и то, что он даже среднюю школу не закончил. То есть шансов на поступление было мало.

О том, как Луспекаев сдавал экзамены, существует такая легенда. Якобы вместо сочинения он сначала сдал экзаменаторам пустой лист. Услышав от членов приёмной комиссии, что на этом его поступление закончено, он написал на этом листе три слова: «Да здравствует товарищ Сталин!» И был принят. На самом деле, все было, конечно, не так.

Знакомая Павла Борисовича Р. Колесова вспоминала: «Называют фамилию: Луспекаев. На сцену вышел молодой человек с большими горящими глазами. Худой-худой, длинный-длинный. И начал читать. Это было удивительное зрелище. Читая басню, он жестами иллюстрировал каждое слово, показывал руками, как летают птицы, как звери шевелят ушами или крутят хвостом. В профессиональном смысле это было чтение абсолютно неграмотного человека, но... человека огромного дарования. Его напор захватывал, его обаяние завораживало… Сочинение он действительно сдал не написанным, педагоги ему хотели поставить единицу. На что профессор Зубов сказал: «Я всё равно его возьму! За талант!» И взял». (Так что поминая Луспекаева, вспоминайте и про замечательного педагога, художественного руководителя Щепкинского театрального училища Константина Александровича Зубова, который дал нашему «Верещагину» путёвку в актёрскую профессию – FLB).

После окончания театрального в 1950 году Луспекаев распределился в Тбилисский русский драматический театр, где к нему довольно быстро пришёл первый успех. Но уже через три года война впервые серьёзно напомнила о себе – сказалось то самое обморожение. Из-за нарушения кровообращения у Луспекаева развился атеросклероз сосудов ног.

Из дневника Павла Луспекаева от 30 октября 1953 года: «Всё было бы хорошо, если бы не моя страшная болезнь, которая может окончиться плачевно, а главное, это не даст мне работать на сцене. Конечно, многие терпят. Почему бы мн е не быть одним из тех, кто несчастен, но ведь не хочется умирать, а тем более, остаться калекой».

Почти одновременно с физической болью пришли «муки творчества» – вскоре амбициозному актёру стало тесно в провинциальном театре.

19 января 1954 года он пишет в дневнике: «Вот сейчас отыграл спектакль – и никакого удовольствия, ремесло и халтура задавила, и давит. Да, провинция многое даёт молодому актёру, но зачастую губит его порывы, превращая его в мелкого мещанина, актёришку, а главное - нет режиссёров. Нет и всё!»

«В «ВАРВАРАХ» СВЕЛИ С УМА ДОРОНИНА И ЛУСПЕКАЕВ»

Луспекаев решил попытать своё счастье в Киеве - в Театре русской драмы имени Леси Украинки. И не прогадал - дебютная роль в пьесе Александра Крона «Второе дыхание» стала переломной в его театральной карьере.

Дело было так. В 1959 году ведущий актёр ленинградского БДТ Кирилл Лавров приехал к родным в Киев. «Вечером, - спустя годы вспоминал Кирилл Юрьевич, - я пошёл на спектакль - давали пьесу Крона «Второе дыхание». И вдруг увидел в главной роли незнакомого мне актёра, он меня сразу поразил своей немыслимой, звериной правдоподобностью. Он мне очень понравился – высокий, крупный, красивое лицо. Я был так переполнен впечатлениями от его исполнения, что, не имея никаких полномочий ни от Товстоногова, ни от театра, пригласил его в Ленинград, к нам в Большой Драматический театр». Так Луспекаев оказался в БДТ.

В то время Товстоногов ставил спектакль «Варвары». Лавров, чтобы убедить Георгия Александровича, что он не ошибся, предложил попробовать «новобранца» на ключевую роль Чиркуна, которую играл сам. Луспекаев «попробовался» так, что после репетиции Лавров попросил Товстоногова снять его, Лаврова, с этой роли, «а Луспекаева оставить». (Так что замечательный советский актёр Кирилл Лавров – ещё один ангел-хранитель Луспекаева – FLB).

Сразу после премьеры другой ведущий актёр БДТ Олег Борисов написал в дневнике: «В «Варварах» свели с ума Доронина и Луспекаев».

С тех пор Луспекаев выпускал по две новые роли в год, и все как на подбор - яркие, талантливые. Галлен - в спектакле «Не склонившие головы», Бонар - в «Четвёртом», Нагульнов – в «Поднятой целине»... Он быстро стал любимцем питерской публики, а на гастролях театра «завоевывал» целые города.

Четырежды оскароносный британский актёр Лоуренс Оливье, посетивший несколько спектаклей БДТ во время своего визита в Ленинград, отозвался о Луспекаеве так: «В России есть один актёр – абсолютный гений! Только фамилию его произнести невозможно».

«Нет, ребята, пулемёта я вам не дам!» Павел Верещагин и Петруха (Николай Годовиков). Кадр из фильма «Белое солнце пустыни»

ЗАЛПОМ ВЫПИЛ ПОЛСТАКАНА ВОДКИ И УШЁЛ

Друг и коллега Луспекаева Владимир Татосов вспоминал: «Паша обожал петь. Когда он брал гитару, срывал галстук, чтобы тот не давил, рывком расстёгивал рубашку и начинал чуть хрипловатым голосом петь «Две гитары за стеной», «Очи чёрные», - все замирали. Его хотелось слушать снова и снова. Было в этом и что-то разгульное, широкое, русское, цыганское. А возможно, и гусарское! Ещё он всегда хорошо понимал, когда и как надо выглядеть, и умел соответствовать моменту. Помню, в последнее время Паша приходил на приёмы в лёгком летнем костюме цвета кофе с молоком, белой сорочке, шоколадного цвета галстуке. Плюс — шоколадного же цвета его карие бархатные глаза, смуглая кожа, седина в висках, а сверху слегка подкрашенные для съёмок волосы, отливающие золотом на свету. А на банкет иногда надевал вместо обычного галстука бантик, знаете, такой «кис-кис». Просто шикарный мужчина! Но, выпив, срывал этот бант, расстёгивал рубашку...»

В своих мемуарах повествование об одном из своих закадычных друзей актёр Евгений Весник начал так: «Этот рассказ об одном из тех, кто помогал видеть, слышать и понимать, что такое справедливость, труд и красота душевная, - о Павле Луспекаеве… Он был человеком, который своей личностью, всем своим поведением заставлял тебя корректировать свои поступки, даже чувства. Бескомпромиссность! Любить – так любить! Ненавидеть – так ненавидеть! Работать – так до самозабвения! Драться – так по-настоящему! А если уж помочь, так даже часы заложить в ломбард, но помочь!.. Может быть, он был неуравновешенным. Было от чего! Ощущение безнадежности и… жизнелюбие, улыбка, общительность, энергия, энергия во всем!»

Евгений Яковлевич знал, что говорил: характер у друга был ох, не лёгкий. Для некоторых – иногда просто невыносимый. Даже Товстоногов иногда предпочитал держаться на расстоянии.

Владимир Татосов: «В какой-то степени виной тому мог быть взрывной темперамент, который Паша не всегда мог, а иногда и не хотел сдерживать. Явных конфликтов с Товстоноговым у него не было, более того, Георгий Александрович любил его и считал — по праву! — выдающимся актёром, но… Общаться с Луспекаевым было довольно сложно. Он мог вспылить по какому-то совершенно незначительному поводу, накричать, не всем хотелось это терпеть. Правда, так же быстро отходил и всегда извинялся. Считаю, что его надо было принимать таким, каким он был: талант всегда немного аномален. Но Паша действительно иногда позволял себе больше, чем принято в обществе».

Одна из самых известных скандальных историй произошла во время гастролей БДТ в Берлине. На приёме, который устраивал министр культуры ГДР, помимо актёров труппы во главе с Товстоноговым, были немецкие актёры и дипломаты. Помогал общаться главный переводчик Министерства культуры ГДР, который неплохо говорил по-русски. Речь зашла о красоте Ленинграда. Луспекаев начал в красках рассказывать, как потряс его город: «Я влюбился в него с первого взгляда!». И тут подал голос переводчик: «Геноссе Луспекаев, я тоже видел Ленинград!». «Когда?», - чтобы поддержать разговор, поинтересовался актёр. Но тот ответил так, что в зале мгновенно установилась гробовая тишина: «В бинокль, с Пулковских высот». Луспекаев очень медленно встал (он уже тогда плохо ходил), взял немца за грудки, поднял, как штангу, и закричал: «Ну что, видел Ленинград?!»

Высказал всё, что он о нём думал (в основном в непечатных выражениях!), и бросил обратно на стул. Переводчик начал было оправдываться: «Геноссе Луспекаев, что вы делаете? Я - коммунист!» В той же мёртвой тишине актёр вернулся к столу, залпом выпил полстакана водки и ушёл.

Конечно, потом в театре этот его публичный выпад резко осудили. Но он всё равно остался при своём мнении: тот факт, что кто-то наблюдал за умирающим от голода блокадным Ленинградом в бинокль, его, фронтовика, не мог его не взбесить. И в этом был весь Луспекаев! Он не мог, да и не хотел, образно говоря, ходить по прямой - передвигался исключительно зигзагами.

Олег Басилашвили рассказывал такой случай: «Мне повезло, мы с ним жили рядом. И как-то он мне «исповедовался», сказал, что ему очень надоела «разгульная» жизнь. И он мне дал слово, что больше не будет пить. А минут через сорок, после этой «исповеди», говорит: «У нас сегодня выходной, пойдём в ресторан». Мы пошли, и он попросил себе 200 грамм водки. Поели, он берет рюмку, я ему говорю: «Ну, я пошёл» «Куда ты, выпей!». Я ему отвечаю: «Не буду я, Павел, пить, я же сказал», - и ушёл. А он мне в спину метнул нож через весь зал. Нож воткнулся в дверь. Где-то в два или три часа ночи слышу: в дверь квартиры кто-то скребётся. Я дверь распахнул и вижу такую картину – на лестничной площадке на коленях стоит Павел Борисович Луспекаев весь в слезах и говорит: «Олежек, прости меня». «Да за что мне тебя прощать?» - спрашиваю. «Я нарушил слово, данное тебе».

Кадр из фильма «Такая длинная, длинная дорога», 1972

БРАК ЛУСПЕКАЕВА С ИННОЙ КИРИЛЛОВОЙ ВЫДЕРЖАЛ ВСЕ ИСПЫТАНИЯ

Со своей женой – Инной Кирилловой – актёр познакомился в конце 40-х, когда учился в театральном. Инна училась на два курса старше его, и, как говорили, подавала большие надежды. По воспоминаниям однокурсников, это была подтянутая, всегда строгая девушка, с длинной косой, всем своим внешним видом напоминавшая гимназистку. Их любовь была одной из самых бурных и трогательных в училище, и в скором времени все завершилась свадьбой. В 1959 году у них родилась дочь Лариса.

Это была очень гармоничная пара, хотя семьянином Луспекаев был, мягко говоря, неидеальным и был натурой увлекающейся. Например, как только пришёл в БДТ, он первым делом «положил глаз» на Татьяну Доронину… Ему приписывают множество романов с самыми видными советскими актрисами. Многие знали, что, влюбившись, он мог пропасть на несколько дней. Потом появлялся, чуть ли не на коленях просил прощенья у жены, плакал, клялся, что этого больше никогда не повторится и… периодически снова пропадал.

Владимир Татосов: «Он с присущей ему восточной энергией и темпераментом брал от жизни всё. Как он любил женщин — безумно, неудержимо! И вот в чём прелесть-то - они его тоже любили! И какие! Помню, однажды Паша исчез — не пришёл на репетицию. Для БДТ это было ЧП! Его искали везде - и дома, и у друзей-знакомых, но его нигде не было. И только я один во всем Ленинграде знал, где он в данный момент находится, но молчал, как партизан на допросе».

Оказалось, что в Ленинград с гастролями приехала Алла Ларионова, в которую Луспекаев влюбился ещё много-много лет назад – с тех пор как увидел её в фильме «Анна на шее».

«Паша мне рассказывал, - вспоминал Татосов, - что мечтал он тогда только об одном: «Возможно, когда-нибудь я стану известным актёром, небедным человеком и смогу подойти к ней, познакомиться, поцеловать ей руку, а то и упасть на колени перед этой русской красавицей». И вот спустя много лет он случайно узнает, что Ларионова приехала в наш город. И всё!»

Говорят, Луспекаев приехал к Ларионовой в гостиницу «Европейская» и не выходил из её номера три дня. Кому-то из друзей он потом рассказал об этом романтическом свидании: «Я по сто раз перецеловал каждый пальчик на её ногах».

Ещё больше романов у него было с поклонницами. По словам театроведа Татьяны Ланиной, издавшей в 1977 году об актёре книгу, «всю жизнь Луспекаева так и будет мотать от гладко причёсанных девушек-гимназисток, таких, как его жена Инна Александровна, к откровенно вульгарным женщинам. Возвращаясь от них, он будет клясть себя, материть. Спустя время будет клясть жену, уходить снова к ним. Потом писать: «Инночка у меня святая. А я - подлец!»

Осенью 1968-го на пробах в картину «Бег» по Булгакову Луспекаев страстно влюбился в актрису Татьяну Ткач. Вот как вспоминала об этом сама Татьяна Дмитриевна: «Не стану лукавить, Луспекаев мне сильно нравился, но я не представляю, как можно встречаться с «ураганом»! А это определение ему подходило как никому другому… В «Бег» меня пригласили на роль «Люськи», «походной жены» генерала Черноты. Черноту должен был играть Луспекаев. Но Паша эту роль так и не получил, хотя так о ней мечтал! Думаю, его забраковали из-за болезни ног, боялись, что он физически не выдержит съёмки. Я уже знала, что на эту роль утвердили Ульянова, но не могла об этом сказать Паше. А он звонил очень огорчённый: «Таня, ну как там? Неужели они променяли Луспекаева на Ульянова?! Скажи им, что только я смогу ходить по Парижу в кальсонах!»

По словам Татьяны Ткач, когда Луспекаева утвердили на роль в «Белом солнце пустыни», он поставил Мотылю ультиматум: без неё он сниматься не станет. «Ко мне в коммунальную квартиру на улицу Марата, 13, приехал сам Мотыль и стал уговаривать сняться в роли главной жены гарема. Я попросила показать сценарий. Тогда он начал нести какую-то чушь: дескать, тот... потерян. Когда я приехала на съёмки и увидела Пашу, то сразу всё поняла. О его любви ко мне знала вся съёмочная группа. Он не скрывал своих чувств даже от жены Инны. Помню, как она каждый день стучалась в мою дверь и плакала: «Павел объявил голодовку, сказал, что будет есть только из рук Тани Ткач…» Кстати, о съёмках у меня сохранились самые тёплые впечатления. Я сыграла старшую жену Абдуллы. Правда, при монтаже почти всё вырезали».

Тем не менее, брак Луспекаева с Инной Кирилловой выдержал все испытания.

Павел Луспекаев в роли Ноздрёва. Кадр из телеспектакля А. Белинского «Мёртвые души», 1969

«ПОБОРОЛ!»

Несмотря на фактурную внешность и дарование, «взаимной любви» с кино у Луспекаева не получалось. Конечно, он снимался, например, в таких популярных лентах как «Три толстяка», «Тайна двух океанов», «Балтийское небо», но славы они ему не принесли. Видимо, у режиссёров он ассоциировался в основном с театром.

…1962 год. Блистательные репетиции спектакля «Горе от ума» обещали интереснейшего Скалозуба в исполнении Луспекаева… Но, увы, - в этой роли ленинградский зритель так его и не увидел. Облитерирующий эндартериит - болезнь сосудов нижних конечностей. Вскоре началась так называемая «никотиновая гангрена». Прямо со съёмок картины «Капроновые сети» Павла Борисовича увезли в реанимацию.

…В 1965-ом Луспекаеву присвоили звание заслуженного артиста РСФСР. В том же году он покинул труппу БДТ – у него уже не было физических сил стоять на сцене. Актёр написал Товстоногову письмо: «Дорогой мой Георгий Александрович! Должен вас огорчить, я никогда не буду вам врать. Театр любит сильных и здоровых людей, а на меня рассчитывать нельзя».

Единственным заработком Луспекаева отныне осталось кино и ТВ. И через год актёр получил-таки роль, способную открыть его широкому зрителю как мощного киноактёра. Геннадий Полока предложил ему сыграть одну из главных ролей - учителя физкультуры Косталмеда - в своей картине «Республика ШКИД». Однако в самый разгар съёмок у актёра вновь обострилась болезнь. Врачи настаивали на немедленной ампутации обеих ног до колен. Павел Борисович предложил компромисс: начать с ампутации одной стопы. На съёмки «Республики ШКИД» он уже не вернулся, поэтому роль Косталмеда сократилась до эпизодической. Тогда же многие «за глаза» решили, что это «конец актёра Луспекаева».

Олег Басилашвили: «Однажды, сидя на своём диване, уже после ампутации ступней, он сказал мне: «Знаешь, я иногда вижу, что стою на сцене. Занавес ещё закрыт. А там, по ту сторону, шуршит, шумит зрительный зал. И вот наконец последний звонок. Колечки на занавесе начинают расходиться, стукаясь друг о друга. Я чувствую это так ярко, словно всё происходит на самом деле. И я всё равно на неё вернусь!» Вскакивал на эти свои культяшки, и начинал плясать по полу, матерясь, крича, демонстрируя мне и прежде всего себе, что ещё встанет на протезы и продолжит работу».

Всего было восемь операций – актёр отдавал свои ноги «по кускам». Самое страшное, что ампутация не избавила его от страданий, - стали мучить так называемые «фантомные боли». Чтобы хоть немного их снять, ему стали увеличивать дозы сильнодействующего болеутоляющего наркотика - пантопона. Но быстро появилась зависимость – он уже не мог без наркотиков.

Луспекаев признавался в дневнике: «Мне противно держать перо и что-то писать, но я должен записать, что в течение суток уколол что-то около 16 кубиков. Я погряз в этой мрази и хочу, чтобы побыстрее наступил конец».

Артист понимал, что превращается в конченного наркомана. Вскоре в его тетрадке появилась запись: «Твёрдо решил: нужно соскакивать!» Чтобы как-то отвлечься, попросил жену принести ему с рынка мешок подсолнечных семечек. Сидел по-турецки на диване и грыз семечки – весь пол в комнате был усыпан шелухой. К концу июня 1968 года, пережив «страшную ломку», Луспекаев пишет радостное: «Люди! Я боюсь даже верить, но через три часа будет трое суток, как я сделал последний укол... Муки адовы я прошёл. Терплю!.. Вымотало страшно, вот уже почти неделя, как я ничего не ем, ослаб, ужасно устал». Ещё через три недели: «Всё тело ломит и дрожит от пронзающей боли, глаза вылезают из орбит. Но я держусь. И все это выдержу». Через несколько дней добавляет: «Да, да! Поборол! Самому не верится! Пантопончики тю-тю! Будь они прокляты! Могу смело сказать себе: молодец!»

Кадр из фильма «Они спустились с гор», 1954

СПАСИБО ДОРОГОМУ ЛЕОНИДУ ИЛЬИЧУ!

У фильма «Белое солнце пустыни» была невероятно трудная судьба. Как он вообще был снят и дошёл до зрителя – до сих пор во многом загадка. Сначала никто из режиссёров его снимать не хотел – сценарий посчитали бесперспективным. Когда Владимир Мотыль скрепя сердце всё-таки взялся, поставил жёсткое условие: ни Госкино, ни сценаристы не будут вмешиваться в его работу. Согласие получил. Тем не менее, всё равно в ходе «доработки сценария» и особенно в разгар съёмок его несколько раз пытались «уволить», а когда картина была снята, её ожидало полное забвение. Но об этом – позже.

По словам Мотыля, изначально роль Верещагина была крошечной, да и персонаж особых симпатий не вызывал - выпивоха, гуляка, подкаблучник. Таможенником он не был и погибал в середине картины – от удара бандитского ножа в спину. Но, обдумывая сценарий, режиссёр понял, что нужен третий главный персонаж. И полностью переписал роль Верещагина - сделал его таможенником, наградил богатырской силой и на эту идею «нанизал» всё остальное - историю с баркасом, гибель.

«А вот найти актёра на роль Верещагина, - вспоминал режиссёр, - оказалось гораздо сложнее. Я перепробовал десяток разных артистов, но никто не тянул. Луспекаев - подходил идеально, но он был инвалидом… И вдруг я узнаю: оказывается, какими-то правдами-неправдами Луспекаеву закинули сценарий, он рвётся сыграть в моём кино, и намекнул: может, режиссёр меня навестит… Когда я позвонил в дверь, открыл он мне сам. Он был на ногах, с палочкой, когда меня увидел, он взял её в руки и пошёл на одних пятках, демонстрируя явно, как он умеет ходить. Я ему сказал, что могу предложить сыграть эту роль на костылях. Он ответил: «Слушай, я сначала сыграю твоего богатыря, свою «лебединую песню», а потом, может, когда-нибудь в другой раз – инвалида. Вот так судьба Верещагина была решена!»

…Лето 1968 года. Съёмки «Белого солнца» проходили под Махачкалой и в туркменской пустыне возле города Байрам-Али. Жара – под плюс 50 в тени, пески – раны кровоточили. Работать же надо было на качающемся корабле, где палуба постоянно уходит из-под ног. А до корабля ещё надо было дойти - несколько километров по тяжёлому песку, в котором вязли колёса машин, не то, что ноги. Для Луспекаева сделали специальные ортопедические башмаки, которые помогали ему заглушить боль при ходьбе. Несмотря на все меры предосторожности, актёр вскоре почувствовал резкое ухудшение здоровья. Его жена носила с собой маленький складной стул, так как Павел Борисович вынужден был отдыхать через каждые 20 шагов. Тем не менее, Луспекаев настоял на том, чтобы во всех сценах драки на корабле он снимался без дублёров. Когда заканчивалась сцена с его участием, отходил в сторону, сбрасывал сапоги и до красна раскалённые свои культи засовывал в ведро с холодной водой - чтобы снять боль...

Как признавался актёр Анатолий Кузнецов (исполнитель роли красноармейца Сухова), сниматься было неимоверно трудно. «Но когда мы смотрели на Луспекаева, любые испытания нам казались просто детскими».

Наконец фильм закончен. Все, кто в нем участвовал, понимали – такого в советском кино ещё не было, и жили в ожидании премьеры и триумфа. Лишь один режиссёр понимал, что, скорее всего, «кина не будет» - слишком много своей строптивостью и несговорчивостью он нажил в Госкино личных врагов. Так и вышло: премьеры не было, картину сразу уложили на полку. Но тут, по словам Мотыля, «после долгих мытарств, Господь, как это уже не раз бывало, меня взял да и выручил». Однажды нагрянувшие на дачу к Леониду Брежневу его друзья и родственники решили вечером посмотреть кино. Посыльный, которого отправили на «Мосфильм», по ошибке привёз фильм «не с той полки». На следующий день Леонид Ильич позвонил председателю Госкино и поблагодарил его за «прекрасный фильм о пустыне». Тот от неожиданности чуть не упал! И тут же дал команду выпустить «Белое солнца пустыни» в большой прокат.

Зрительский успех был феноменальный! В первый же год картину продали в 130 стран мира. Но, несмотря на это, её долго не подпускали ни к одному фестивалю, даже советскому. Усилиями космонавтов, у которых появилась традиция смотреть «Солнце…» перед полётом на орбиту, ленту трижды выдвигали на Госпремию. И каждый раз Госкино вместе с Комитетом по Госпремиям единогласно её «заворачивали». Уникальный случай в истории: госпремия за картину была вручена создателям аж через 27 лет после премьеры. Это случилось в 1997 году - по специальному указу президента Бориса Ельцина. Кстати, Государственную премию за свою роль тогда же «получил» и Павел Луспекаев. С припиской в скобках: «Посмертно».

Могила Павла Луспекаева на Северном кладбище Санкт-Петербурга. Питерские таможенники взяли шефство над могилой актёра и ежегодно собираются там в день профессионального праздника

«Я МЗДУ НЕ БЕРУ, МНЕ ЗА ДЕРЖАВУ ОБИДНО!»

И всё-таки он успел попробовать на вкус это сладкое слово «слава». …30 марта 1970 года. «Белое солнце» - впервые на широком экране. Луспекаев радовался как ребёнок.

Актёр и режиссёр Михаил Козаков вспоминал: «Паша купил три билета в кинотеатр «Москва», и мы с ним и моей тогда двенадцатилетней дочерью пошли в кино. Была ранняя весна, он медленно шёл по улице, опираясь на палку, в пальто с бобровым воротником, в широком белом кепи-аэродром - дань южным вкусам, и волновался, как мальчишка. Фильм начался. Когда ещё за кадром зазвучал мотив песни Окуджавы и Шварца «Не везёт мне в смерти, повезёт в любви», он толкнул меня в бок и сказал: «Моя темочка. Хороша?»

После фильма он рассказывал о съёмках, хвалил Мотыля, подмигивал мне, когда прохожие улыбались, оборачиваясь на него: «Видал, видал, узнают!» Теперь тебя уже никогда не забудут, - пообещал я ему. - Журналисты станут брать у тебя интервью, фотографы замучат вспышками. Привыкай! «Да, буду привыкать», - ответил Паша».

Вскоре Луспекаев получил сразу три новых предложения сниматься – отныне его увечья режиссёров не смущали. Актёр дал согласие сыграть майора НКВД в приключенческой ленте Григория Аронова «Зелёные цепочки», одну из главных ролей в музыкальной комедии Константина Воинова «Чудный характер» и Вилли Старка – в картине «Вся королевская рать», которую снимал Михаил Козаков.

Но Павел Борисович, видимо, уже предчувствовал нехорошее. Вот что вспоминал по этому поводу драматург Александр Володин: «Однажды мы встретились с ним в садике Дома кино. Решили посидеть на скамье. Он сказал: «Думаешь, почему я так живу - выпиваю, шляюсь по ночам? Мне ведь жить недолго осталось».

Другую историю описал в своей книге Евгений Весник. «Весна 1970 года. Белые ночи. Конечно, я с Павлом. Три часа, безлюдный Невский проспект. Присели на скамеечку около Гостиного двора. Павел спросил: «Палка моя нравится?» «Нравится» «Так вот – это мой талисман. Люблю её, чувствую, если потеряю, ей-Богу, не смейся, - умру!» И положил палку на краешек скамейки. Так Павел никогда не говорил: грустно и очень серьёзно. Подошла компания молодых людей: «Спички есть?» Покурили. Ушли. Ждём такси, авось повезёт. «А палка?» - спрашивает побледневший Павел. Палки не было. Компания исчезла. Я отвёз Павла домой. Дорогой, как мне показалось, он тихо плакал».

…Луспекаев снимался в Москве в фильме «Вся королевская рать» - с Татьяной Лавровой, Олегом Ефремовым. Съёмки очередного эпизода были назначены на 18 апреля. 17-го - у Луспекаева был выходной. Утром ему позвонил в гостиницу Козаков. Актёр пожаловался на скуку, сказал, что он ждёт-не дождётся завтрашнего дня, когда возобновятся съёмки. Сообщил также, что вчера к нему приезжали старые приятели из Еревана, и они хорошо отметили их приезд.

Михаил Козаков: «Он как-то странно говорил, путано. Я говорю: «Ты трезвый?» «Трезвый». И спрашивает меня: «Ты снимаешь сегодня? Счастливый, я не люблю сидеть в номере… Ну, давай, работай». Вот это «Давай, работай» - последнее, что я услышал от него. Я приехал на студию, смотрю, мне навстречу бежит Володя Орлов – второй режиссёр, говорит: «Паша умер». Я сначала не понял: «Какой Паша?» «Паша, Паша Луспекаев».

Спустя всего 17 дней после премьеры «Белого солнца пустыни», Павел Борисович умер от разрыва аорты в московской гостинице «Минск», не дожив три дня до своего 43–летия. Болезнь все-таки достала его…

Самое удивительное, что даже с его похоронами вышла нестыковка. Сначала оказалось, что его просто … негде хоронить. В те дни отмечали столетие со дня рождения Ленина, и власти закрыли все московские кладбища: дескать, в такой праздник трупы могут и в моргах полежать. Михаил Козаков попросил помочь председателя правления ВТО Михаила Царёва, но получил отказ. Пришлось купить гроб, нанять машину и везти тело в Питер. Но и там городские власти запретили траурную процессию в центре города как несовместимую с всенародными гуляниями. Тогда директор «Ленфильма» Киселёв устроил панихиду на киностудии. Прямо там оформили зал, поставили гроб с телом, туда, по воспоминаниям очевидцев, люди шли прощаться с актёром, «буквально колоннами». Потом окольными путями гроб «тайно» провезли на Северное кладбище.

…После похорон кто-то распустил слух, что Павел Луспекаев во время прощания лежал в гробу и… улыбался. Так это было или нет, но Евгений Весник написал в своих воспоминаниях: «Когда мне сказали, что он лежал с улыбкой на лице, я подумал: так и должно было быть. Через какие физические страдания и творческие муки нужно было ему пройти, чтобы умереть с улыбкой!»