В 90-е годы Свердловск прогремел на всю страну. Тогда взрывали подъезды, очереди из автоматов были слышны средь бела дня, некоторые группировки и вовсе стреляли из гранатомёта по дому областных властей. Процветал рэкет – вначале отбирали 20%, потом 50%, а потом – целые заводы… ОПГ «Центр», «Синие», «Уралмаш», «Афганцы» – «общаки», «стрелки»… Однако постепенно всё наладилось: рядовые бандиты, сняв форму, стали жить обычной жизнью — работать на заводах, учиться в институтах, верхушка – прочно вошла во властные структуры, не жалея денег на покупку индульгенций.
Чем свердловские бандиты похожи на испанских пиратов? Правда ли, что группировка «Уралмаш» до сих пор существует? Как мальчик из хорошей советской семьи стал грозным руководителем ОПГ «Центр» и погиб во дворе губернаторского дома? В подкасте Made in Ural журналист Дмитрий Колезев вспоминает о бандитских 90-х Екатеринбурга вместе с бывшим следователем Михаилом Мильманом.
Дмитрий Колезев: Если взять нашумевшую в прошлом году книгу Алексея Иванова «Ёбург» и бегло её пролистать, то может сложиться впечатление, что жизнь Свердловска-Екатеринбурга в 1990-е определяли два типа людей. С одной стороны, художники разных мастей (в первую очередь, рок-музыканты), с другой — бандиты. О рок-музыкантах мы говорили в первом выпуске подкаста, сегодня пришло время вспомнить о бандитах. Об этом пласте истории мы разговариваем вместе с Михаилом Григорьевичем Мильманом, бывшим следователем свердловской прокуратуры по особо важным делам. Он как раз занимался вопросами бандитизма и организованной преступности. Михаил Григорьевич, сначала такой филологический вопрос: все эти названия — «Уралмаш», «Центр», «Синие», — они как появлялись? Люди сами себя так решили называть или они в милицейских сводках так проходили?
Михаил Мильман: «Центр» и «Уралмаш» получили свои названия по районам базирования. «Центр» базировался в ККТ «Космос» в центре Свердловска-Екатеринбурга, и их называли «центровые».
Колезев: И интересы их распространялись на центральную часть города?
Мильман: Не только. Это скорее про место дислокации. У них в «Космосе» была штаб-квартира — так называемый бизнес-клуб «Глобус», от которого они представлялись, который они создавали. Большей частью они собирались в ресторане. Часть руководителей была бывшими картежными шулерами…
Колезев: Которые в этом ресторане и работали картежниками?
Мильман: Да. А у «Уралмаша» основной костяк родился и вырос в Орджоникидзевском районе, который свердловчане в основном называют просто «Уралмаш». ОПГ «Синие» свое прозвище получила достаточно давно. «Синими» на бытовом уровне называли людей, которые отбывали наказание в местах лишения свободы. У них были характерные наколки, татуировки, как правило, синего цвета. Они были визитной карточкой человека, который отбывал наказание.
Колезев: К какому году эти группировки оформились?
Мильман: Когда в 1985 году я закончил юридический институт, на лекциях нам говорили, что в СССР организованная преступность себя изжила и уничтожена. Спустя три года в составе МВД было создано управление по борьбе с организованной преступностью. Через девять лет в штате прокуратуры Свердловской области (и других областей России) был создан специализированный отдел по борьбе с бандитизмом. Все это свидетельствовало о том, что организованная преступность как была, так и осталась. Видимо, из каких-то конъюнктурных соображений о ней некоторое время не говорили.
Колезев: Получается, оргпреступность существовала и ранее, просто замалчивалась? Существовали предтечи именно упомянутых нами группировок или какие-то другие?
Мильман: Вы делаете распространенную ошибку. Организованная преступность — это не только банды, бандитские группы, рэкетиры и так далее. В советское время существовал такой термин — «цеховики». Это люди, которые никого не убивали, но нарушали закон. Они зарабатывали деньги путем выпуска неучтенной продукции, совершения хищений, а то и просто спекуляцией. В советское время подразумевалось, что если ты купил один товар за рубль, а продал за два, это уже спекуляция. Если в особо крупных размерах, можно было уехать в места не столь отдаленные вплоть до десяти лет. Вспомните дело о хищениях в системе гастрономов в Москве. Что такое организованная преступность? Она подразумевает тщательное планирование преступлений, подготовку к ним и систематическое совершение. Организованная преступность четко распределяет роли, в преступлениях несколько участников, каждый из которых знает, что он делает.
Колезев: Но между «цеховиками» и ОПГ, которые сложились в конце 1980-х — начале 1990-х — огромная разница.
Мильман: По субъектному составу — конечно. Но принципы — разделение ролей, сплоченность, устойчивость — остаются.
Колезев: Разница в методах и в… кровавости.
Мильман: Да, видоизменилась статейная составляющая, они совершали другие преступления. Но для истории СССР и это не было новым. Банды существовали и после Великой отечественной войны, и до неё, и во время. Это тоже была оргпреступность. Просто в советское времена все шло под грифом «секретно», а то и «совершенно секретно». А тут начали снимать фильмы, писать книги, которые прославляли бандитское прошлое своих героев. У нас даже обычное слово «бригада» в кинематографе получило трактовку, связанную с оргпреступностью. В том числе оргпреступность формировалось под влиянием СМИ и кинематографа.
Колезев: Наверное, основная причина — это крах государства. Не были созданы новые государственные институты. И получается, что часть активных людей, а также людей, связанных с советской огпреступностью, получила возможность объединения в такие мощные группировки.
Мильман: Причем здесь крах государства? В 50-е годы у нас было сильное авторитарное полицейское государство. Идеология была на соответствующем уровне. И вместе с тем, у нас существовали банды. Главным образом они существовали на вновь присоединенных окраинах СССР — в западных областях Украины, Белоруссии, в Прибалтике. Но были они и на Урале. После Отечественной войны они закатывали отделам милиции настоящие бои. У нас в составе управления внутренних дел Свердловской области был специальный конный эскадрон, задачей которого была борьба с бандформированиями.
Это происходило из-за нестабильности в стране или отдельно взятом регионе. Нет работы, уровень жизни не соответствует минимальным потребностям человека, а человек стремится обеспечить себе желаемое. Русский мужик с дубиной выходил на большую дорогу только тогда, когда плохо, в лихое время, когда нужно прокормиться. Это происходит, когда создается определенная ситуация, чаще всего связанная с войной, локальными или глобальными боевыми действиями. В связи с этим всегда обостряется криминогенная ситуация.
В 1979 году в Афганистан ввели «ограниченный контингент». Отправили 18-летних парней. Два года они отслужили. Слава богу, остались живы, здоровы, демобилизовались. Там государство им говорило: парни, вы нужны, на вас смотрит весь мир, вы проливаете кровь, вот вам ордена и медали. Они возвращались сюда: сидит в военкомате обрюзгший майор, к которому они обращаются за льготами, и нагло в глаза им говорит: «Я вас туда не посылал». Я вырос в то время. У меня много друзей, которые срочную службу проходили в Афганистане. Я с этими парнями учился в институте и сейчас дружу. Я видел, какими они оттуда приходили.
Кто-то из них, услышав ответ этого майора, промолчал, а кто-то обозлился и пошел доказывать свою правоту кулаками, пистолетом, снайперской винтовкой.
Колезев: То есть, среди членов этих группировок были, в том числе, бывшие «афганцы»?
Мильман: Не только «афганцы», но и «чеченцы», участники боевых действий. Хорошо стрелять, бегать и прыгать могут многие. Но требовалось нечто другое. Если человек убил одного, убил второго (за правое дело, в бою, на законных основаниях), он переступает черту и может убивать дальше. Некоторые люди перешли эту черту, начали стрелять и зарабатывать на этом деньги. При этом не обязательно именно убивать. Перейдя эту черту, ты можешь спокойно пойти и совершить нападение на инкассаторский автомобиль, например.
Ты знаешь, что там вооруженные люди. Специально ты не идешь убивать, но ты готов к тому, что если тебе окажут сопротивление, ты будешь стрелять на поражение.
Свердловск в конце 1980-х — начале 1990-х жил небогато
Колезев: Была такая отдельная группировка как «афганцы»?
Мильман: По учету правоохранительных органов, такая организация была. В городе существовали «Центральная» группировка, «Уралмашевская», «Синие» и «Афганцы». Но это не значит, что в группировке «Афганцы» были одни афганцы.
Колезев: Как и не значит, что в «Уралмаше» не было ветеранов Афганистана, так ведь?
Мильман: …да, или жителей Чкаловского района. Это ведь все условно.
Колезев: Вы сказали, что костяк «Центра» — это бывшие карточные шулеры, а «Синие» — это бывшие заключенные. Как я понимаю, «Уралмаш» — это в первую очередь бывшие спортсмены?
Мильман: Это справедливо для верхушки «Уралмаша».
Колезев: Как формировалось это сообщество? Люди из соседних домов, из одних спортивных секций?
Мильман: Город у нас полуторамиллионный, но по существу маленький. В 1990-е годы у меня был казус. За серию разбойных нападений и незаконное ношение оружие задержали члена одной из банд. Он сидит, молчит, никого не сдает. Заходит мой коллега, следователь. Говорит: дай я с ним поговорю? Он мне все расскажет… Я интересуюсь, с чего бы?
Оказалось, что они в одном дворе выросли и вместе в футбол играли, вместе в армию ушли. Пошел, поговорил с ним, и тот действительно рассказал, ему это зачлось, помогли. Все варились в этом котле, все друг друга знали. Волею судеб получилось так, что один пацан пошел в бандиты, а второй в следователи.
Колезев: Что толкало на бандитский путь? Вы уже сказали: нет работы, нет денег… Понятно, это были крепкие молодые люди, энергичные, амбициозные. Но ведь что-то должно толкнуть именно к рэкету, грабежам, убийству. На чей-то опыт они смотрели? Боевиков переглядели?
Мильман: Боевиков — в том числе. Аль Капоне, сицилийская мафия, комиссар Катани. Потом рынок начал насыщаться американскими боевиками — «хорошие парни», «плохие парни». Нас в Советском союзе воспитывали иначе. […] Еще один важный фактор. Вот смотрите. В 1982 году один лидер умер, в 1983-м — второй, в 1985-м — третий, пришел непонятно кто, в 1991 и его не стало.
Колезев: Пропало чувство стабильности?
Мильман: И добавилось огульное обвинение всех во всем. Я не буду говорить, что это целенаправленные действия по развалу нашего общества. Но что целенаправленно разваливались силовые структуры, я могу утверждать совершенно ответственно, так как в те времена сам там служил. Я видел, что делалось — какие преступники освобождались по амнистии, что происходило в местах лишения свободы.
Колезев: В общем, силовые структуры были коррумпированы, ослаблены, и это было фактором, позволившим сложиться организованным преступным группам.
Мильман: Они не были коррумпированы, они были деморализованы. Коррумпироваными они стали позже. В 1988-1989 году мы испытали шок. Вроде бы ты жил, работал, мечтал об этой профессии. И вдруг на тебя выливают ушат грязи, причем на всех разом. Меня мама спрашивала: «Миша, неужели и ты такой же? Ведь пишут, просто так не напишут!..». Вспомните, что делали с армией, до какого состояния довели кадровых военных. А ведь наше военное образование было лучшим в мире. Как унизили офицерский корпус?.. Это делалось целенаправленно. Надо было уничтожить полицейский аппарат, чтобы можно было перекраивать страну. Кто это делал?..
Колезев: Возвращаясь к «Уралмашу» и «Центру». В чем заключался их бизнес на первом этапе?
Мильман: Рэкет, рэкет и еще раз рэкет. Помню дело, которое я расследовал в 1991 году. Был такой книгоиздатель — Дмитрий Юшков. В начале 1990-х появилось много новых изданий, типографии стали печатать больше книг, они пользовались большим спросом. Юшков открыл несколько книжных киосков — в аэропорту «Кольцово», на железнодорожном вокзале. Пошли деньги. Появилась информация, что человек зарабатывает. К нему пришли и сказали: мы будем с тобой работать, ты нам должен платить такую-то сумму. А поскольку мы люди грамотные, то вот тебе человек, ты его оформишь на работу и будешь ему платить деньги в виде зарплаты, чтобы никто не говорил, что это рэкет.
Колезев: А сколько забирали? 50%? 30%? 10%?
Мильман: Я сейчас уже не вспомню, но доходило до 50%... А получилось так, что господин Юшков обратился с заявлением в комитет государственной безопасности. Был проведен ряд мероприятий, вымогатели были задержаны — они как раз были из «Уралмаша». Возбудили уголовное дело, которое закончилось приговором. Кстати, один из этих вымогателей до сих бригадир на «Уралмаше».
Колезев: До сих пор бригадир? На каком «Уралмаше»?
Мильман: Ну, не на заводе. У него несколько коммерческих предприятий. И он по-прежнему руководит группой людей, которые выполняют «особые поручения».
Колезев: И такие группы по сей день существуют?
Мильман: Конечно.
Колезев: И группировка «Уралмаш» по сей день существует?
Мильман: Не в таком виде, как это было раньше, но её отголоски, мелкие группы — да, существуют. Они также ездят на «стрелки», только эти «стрелки» проходят не на пустырях, а в элитных ресторанах.
Колезев: В 1991 году они воевали и делили ресурсы с ОПГ «Центр», а теперь-то им с кем забивать «стрелки»?
Мильман: Слава богу, навоевались, никто уже воевать не хочет. Основной их бизнес — работа по долгам, коллекторская деятельность. Вы же видели, что вытворяют коллекторы.
Колезев: Мне казалось, что «Уралмаш» перешел в более серьезные сферы деятельности — строительство, например.
Мильман: Мы говорим о преступлениях. Ну а то, что они отмыли деньги, вложили их и сейчас зарабатывают — это ведь уже не организованная преступность, это легальный бизнес. И люди, которые ушли в этот бизнес, — не характерны для организованной преступности. Используя ситуацию, они в свое время примкнули к оргпреступности, получили возможности, заработали деньги, отмыли их, но по сути это скорее предприниматели, а не бандиты.
Став из бандитской группировки общественной организацией, ОПС «Уралмаш» стал уделять внимание продвижению бренда среди молодежи и детей
Колезев: В 1991 году развязалась война между «Уралмашем» и «Центром». Что делили?
Мильман: Сферы влияния. Те же самые точки рэкета.
Колезев: Где эти люди брали оружие?
Мильман: Распалась организация Варшавского договора. Я лично был свидетелем, как на военный аэродром под Нижним Тагилом полками садились военные самолеты, экипажи выходили, садились в транспортники и улетали.
А самолеты стояли с вооружением, с радиосвязью… Выводились воинские части, оружие сдавалось в арсеналы. Сдавалось чохом, никто его не считал. Если стоит стопа ящиков, и вы из нижнего ящика тихонько возьмете три автомата, то это, может быть, увидят лет через 10-15 при инвентаризации. А может, не увидят. Начались конфликты в Закавказье, в Приднестровье. В Екатеринбург много оружия как раз везли из Приднестровья, из западных областей Украины и Белоруссии, где его складировали после вывода войск. Здесь продавали со складов не только стрелковое оружие — гранатометы, ПТУРСы…
Колезев: Они использовались в столкновениях? Помимо знаменитого выстрела по «белому дому»?
Мильман: Не только по «белому дому». Стреляли по зданию милиции, УБОПа. А еще пытались сбить самолет с помощью гранатомета, но вовремя одумались.
Колезев: Какой самолет?
Мильман: Надо было убить одного из преступных авторитетов. Предложили: проще простого встать за два километра от «Кольцово», дождаться, когда самолет с ним будет взлетать, — выстрелил и уехал. А что еще двести человек загубят, никого не волновало. Но хватило ума остановиться…
Много взрывчатых веществ, гранат было. Зарплаты у офицеров были небольшие, а прапорщикам и вовсе не хватало. Продавали все: форму, снаряжение, оружие, патроны. Помню такую историю. В Асбесте у нас стояла воздушно-десантная бригада. В 1996 году они вернулись из командировки в Чечню, привезли много неучтенного оружия и взрывчатки.
Колезев: Специально на продажу везли?
Мильман: Нет, один из офицеров привез, чтобы тренировать солдат. А потом солдаты уволились и вошли в состав одной из городских банд. Они вспомнили своего капитана, приехали к нему и попросили у него десяток гранат, толовые шашки, еще что-то. Он говорит: парни, возьмите, денег не надо.
Колезев: К чему группировки перешли от рэкета?
Мильман: Аппетит рос во время еды. Сначала забирали 20%, потом 50%, а потом и вовсе стали отбирать бизнес. Кого-то убивали, кто-то исчезал, кто-то садился в тюрьму, кого-то просто оставляли без штанов.
Колезев: Получается, что стали превращаться в коммерсантов? Ведь отобранным бизнесом нужно было заниматься.
Мильман: Конечно, но это было еще не так, как в настоящее время. Отбирали, в том числе, заводы. Например, «Тавдинский гидролизный завод», «Лобвинский гидролизный завод». Но завод — это же не только деньги, это производство, люди, технологии. Нужно платить зарплату, продвигать продукцию, зарабатывать деньги. А этого делать никто не умел, все хотели только набивать карманы. Соответственно, эти заводы пришли в упадок, их начали банкротить, начались акции массового неповиновения. Рабочие требовали зарплату, объявляли голодовки и так далее. Все это — тоже следствие действие оргпреступности. К руководству предприятиями пришли люди, которые не владели необходимым опытом, знаниями.
Колезев: Только «Уралмаш» разросся так широко, что смог получить под свой контроль заводы? «Центр» и «Синие» тоже?
Мильман: «Синие» — это в подавляющем своем бывшие заключенные. Их приоритеты — торговля оружием, наркотиками, совершенно противоправные действия. Производством они не занимались, за исключением отдельных личностей.
Колезев: Когда «Синие» прекратили свое существование?
Мильман: С чего взяли, что прекратили? Приезжайте в Нижний Тагил к колонии №12, посидите с 14 до 18 и посчитайте, сколько человек с вещмешком выйдут оттуда, освободившись.
Колезев: Разве все они автоматически станут членами ОПГ «Синие»?
Мильман: Не все, но это источник, из которого ОПГ черпает кадры. Чем больше людей проходит через места лишения свободы, тем питательнее почва.
Колезев: Но ОПГ при этом подразумевает некую централизацию. Там должны быть лидеры, какая-то структура. «Синие» по сей день являются организованной группой?
Мильман: Сейчас я этим профессионально не занимаюсь и не интересуюсь, кто у них лидеры. Но такие «личности» как Дед Хасан и другие по иерархии — это же их руководители. Воры в законе, смотрящие, положенцы — эта структура существует. Есть и общая касса, «общак», — деньги, предназначенные для финансирования отбывающих наказания.
Колезев: «Общак» был и «Уралмаша».
Мильман: Да, они следовали этой традиции.
Могила Александра Хабарова
Колезев: Кстати, насколько различной была криминальная культура разных группировок. Были ли идеологические различия?
Мильман: Были. У людей, которых называют «синими», существуют определенные правила, которые они называют «понятия» — что делать можно, а что нельзя. А представителей ОПС «Уралмаш» ранее судимые считали «отморозками» — то есть, людьми, для которых не писаны никакие не правила.
Колезев: Живущие не по понятиям.
Мильман: Мы с вами два человека, имеющих высшее образование, а все равно сбиваемся на воровской жаргон.
Колезев: Так мы ж на Урале живем.
Мильман: Можно порассуждать, почему на Урале это приобрело такие масштабы. Для этого нужно немного знать историю. Испокон веку Урал — край ссыльных. Сюда отправляли на каторгу, что определенным образом формировало менталитет. Еще один фактор — производство. Урал — это полезные ископаемые, промышленность, шахты. Вы бывали в металлургическом цехе, шахте? Страшно там?
Колезев: Достаточно.
Мильман: Люди, которые там работают, преодолевают психологический барьер. Мальчишки с детства готовятся стать металлургами. Они знали, что они будут сталеварами, будут работать с огнем, окружающая действительность готовила их к такой деятельности. Потом они шли в армию, и в Минобороны существовала разнарядка (о которой не говорилось в открытую). В основном, комплектация пограничных войск, ВДВ, военно-морского флота — выходцами с Урала и Сибири. Потому что по своим психологическим качествам уральцы и сибиряки — более храбрые, лучше подготовлены. В Афганистане, помимо выходцев из среднеазиатских республик, подавляющее большинство составили уроженцы Урала и Сибири. Это люди, которые в силу генов, жизни, профессиональной деятельности, научились преодолевать страх.
Такие качества нужны и на войне, и при совершении преступлений. Есть виды преступлений, которые совершаются по слабости, из трусости. Но подавляющее большинство требует характера. Вот возьмите разбойное нападение. Его может совершить только личность — конечно, со знаком «минус». Нужны характер, сила воли. Такой человек не должен бояться. Эти качества есть у уральцев. И становится важно, что человеку вложили родители, общество, как он воспитан.
Колезев: Наверное, если бы те же самые люди, что стояли у истоков «Уралмаша» сейчас были 20-30-летними, они бы могли найти себя в бизнесе, в политике…
Мильман: С «Уралмашем» вообще характерная история. Их верхушка — это спортсмены. Это мальчишки, которые занимались сначала во дворах, потом в полулегальных секциях, в подвалах.
Колезев: В спорте нужны волевые качества.
Мильман: Волевые качества, физподготовка, сила. У такого человека шило в одном месте, он не может усидеть, ему надо энергию выплеснуть. Он начинает драться, бегать, прыгать. В советские времена такими подростками занимались, старались их удержать в нужном русле. А начиная с 1985 года эти мальчишки остались предоставлены сами по себе. Родители начали зарабатывать деньги.
Возьмите Александра Хабарова. Он — профессиональный спортсмен, закончил факультет физического воспитания пединститута. Вспомните советские времена, какая жизнь его ждала? Он бы числился учителем физкультуры, получал зарплату рублей 120. Плюс талоны на питание, чтобы не тратить деньги на еду. Получал бы спортивную форму, бесплатно жил на базе, мог пользоваться услугами санаториев, его за счет команды куда-то возили. Было чувство перспективы: повыступает как спортсмен, потом сделают тренером, назначат зарплату, квартиру. И вдруг все это оборвалось. Стало нужно зарабатывать деньги, так как государство перестало платить.
А во-вторых появились возможности — вещи, которые мы никогда не видели. Видеомагнитофонов в СССР не было. Появились первые у людей, которые работали за границей, — все их захотели. Но ведь для этого нужны деньги, а спортсменам деньги не платят. А «видик» хочется!..
Колезев: И сил много. И друзья такие же.
Мильман: Кто-то пошел в рэкет, кто-то пошел в охрану. Ведь не все бизнесмены платили бандитам, отнюдь не все. Их избивали, поджигали, и они нанимали охрану. Туда шли эти же спортсмены, бывшие десантники, афганцы. Но неправильно делить бывших военных или спортсменов на «бандитов» и «охранников». Многие, сняв форму, стали жить обычной жизнью — работать на заводах, учиться в институтах. Мы говорим только о части людей.
Могила Олега Вагина
Колезев: Сколько активных членов было в уралмашевской группировке во время ее расцвета?
Мильман: Такого учета никто не вел, списочного состава не было. Думаю, сотни человек. Речь об активной части, которая занималась совершением преступлений.
Колезев: Есть ли представление о количестве жертв, которые унесли криминальные войны? И что это были за жертвы? Одни бандиты убивали других? Или страдали мирные люди?
Мильман: Статистикой я не владею, но могу привести пример одного уголовного дела по бандитизму, которое я в свое время отправлял в суд. Там в качестве потерпевших (убитых) проходил 21 человек. Из них четыре были сотрудниками милиции (они погибли при задержании преступников), трое — члены ОПГ. 14 человек были обычными потерпевшими. Происходит разбой, люди оказывают сопротивление, в них стреляют.
Колезев: В уралмашевской группировке киллерами руководил Курдюмов. Его подчиненные выполняли специфические задачи. Наверное, их надо было где-то тренировать. Или все делалось по наитию?
Мильман: Иногда действовали бывшие военные, но вот, например, в банде, пример которой я приводил, в армии не служил никто. Спортом там занимались один-два человека. Стрелять их никто не учил. У них появилось оружие, они постреляли по бутылкам, потом начали стрелять в людей.
Колезев: Любители и дилетанты?
Мильман: Да, специальной подготовки они не проходили. Что касается заказных убийств, часть их исполнялась бывшими военными, имеющими специальную подготовку, а часть — обычными уголовниками.
Колезев: Был еще такой интересный эпизод как взрыв Ил-76 в Будапеште. Как так получилось, что криминальная война выплеснулась не только за территорию Урала — за границы России?
Мильман: Там не только Ил-76 взрывали, было еще убийство авторитета Николая Николаевича Широкова в Будапеште.
Колезев: Венгрия была каким-то излюбленным местом наших бандитов?
Мильман: Просто они смогли наладить там бизнес. Это была европейская страна, наиболее ориентированная в сторону СССР и России.
Колезев: Группировки вели внешнеэкономическую деятельность?
Мильман: Расследуя одного из дел, при обыске в бизнес-клубе «Глобус» я изъял компьютер с базой данных субъектов внешнеэкономической деятельности. Это нужно было, чтобы облагать данью коммерсантов, ведущих дела с другими государствами, на территории РФ, но потихоньку группировка выходила и на международный уровень. Покупали в Европе жилье, бизнес.
Колезев: У ОПГ «Центр» был лидер — Олег Вагин. Что это был за человек, из кого он вырос?
Мильман: Мама его была главным бухгалтером ЦУМа. Мастер спорта по боксу. Сильный, волевой.
Колезев: Из хорошей свердловской семьи.
Мильман: В советское время сел за изнасилование, отбывал наказание в ИК-2 в центре Свердловска. Вышел и благодаря своим волевым качествам собрал вокруг себя спортсменов, начал отрабатывать кооператоров.
Колезев: Где именно его убили? Я читал, что во дворе дома, где жил губернатор Россель — это где?
Мильман: Маршала Жукова, 11. В октябре 1992 года.
Колезев: Когда из ОПГ «Уралмаш» появился ОПС «Уралмаш» («Общественно-политический союз») — это что такое было? Какой-то вызов бросили власти, обществу? Или у этих людей появилась какая-то идея, они решили что-то доброе сделать?
Мильман: Доброе — нет. Чтобы зарабатывать большие деньги, надо обладать властью. Есть фраза — «криминал рвется во власть». Вот, они рвались во власть. ОПС «Уралмаш» создавался, чтобы в качестве общественной организации выдвигать своих кандидатов в депутаты.
Колезев: Можно же было выбрать любое другое название. Зачем называться одиозным «Уралмашем»? Это как красная тряпка для силовиков. Мне кажется, в этом был какой-то, как бы сейчас сказали, «троллинг». Специально назывались «ОПС» — почти как «организованное преступное сообщество».
Мильман: А еще они вывесили свой баннер рядом со зданием, где дислоцировался отдел по борьбе с бандитизмом прокуратуры Свердловской области.
Колезев: Вот!
Мильман: А мы рекламные плакатики их депутатов с помощью циркуля и красного карандаша превращали в стрелковые мишени и бросали в них дротики, тренировались. Что это, мальчишество?
Колезев: Похоже на то. Принято считать, что конец «Уралмаша» наступил в конце 2004 года, когда не стало Александра Хабарова. Как вам кажется, его смерть стала следствием операции силовиков? Или это был естественный ход событий? Месть кавказских группировок, против которых Хабаров выступил на знаменитой сходке за Оперным театром?
Мильман: Это зависит от того, как умер Хабаров. Я владею той же информацией, что и остальные: официально он покончил жизнь самоубийством. Исходя из этого, можно сделать вывод, что человек по каким-то причинам дрогнул и наложил на себя руки.
Колезев: Вы верите в это, учитывая его достаточно спокойный настрой, волевые качества? Что могло заставить его так дрогнуть?
Мильман: Я не могу сказать. Вот недавно в СМИ были публикации — отставные генералы и адмиралы кончали жизнь самоубийством…
Колезев: Они болели, их мучали сильные боли.
Мильман: А что было здесь? Может быть 350 причин. Может, ему пришли и сказали: либо ты повесишься, либо всю жизнь будешь жалеть… И что-то привели. Мы не знаем, можем только домысливать.
Колезев: Но кто-то должен был прийти, значит — были заинтересованные силы.
Мильман: Прийти мог кто угодно. Выводной в следственном изоляторе, адвокат, следователь, начальник СИЗО. У него в камере в конце концов был телефон.
Колезев: А убить его там не могли?
Мильман: Могли, но достаточных доказательств тому нет. Я понимаю, как работает наше представление, сформированное кинофильмами: открывается дверь в камеру, заходят двое, душат, подвешивают… Но в жизни так не происходит. Поверьте человеку, который 6,5 лет работал следователем прокуратуры, надзирающей за местами лишения свободы. Я видел много дел по самоубийствам и имитации самоубийств.
Колезев: Последний вопрос к вам — как к человеку, который делал стрелковые мишени из рекламных плакатов ОПС «Уралмаш». Сегодня, когда вы ходите по Екатеринбургу и видите дома, построенные на отмытые «уралмашевские» деньги, видите рестораны, которые работают на эти деньги, гостиницы, — какое у вас ощущение? «Уралмаш» проиграл или выиграл?
Мильман: Я не смогу однозначно ответить на этот вопрос. Я родился в Советском Союзе. Я был октябренком, пионером, комсомольцем, членом КПСС. Меня воспитывали в одних условиях. Потом распался СССР. Поменялись и мы. В 1991 году мне было 32 года, сейчас намного больше. Взгляды на жизнь, восприятие окружающего стало другим. Мы взрослеем, становимся более опытными. Изменились и законы, которые я был обязан соблюдать. Некоторые тяжкие преступления перестали быть преступлениями — более того, такая деятельность даже поощряется. Съезди в Китай, купи тысячу джинсов за рубль, продай их тут за десять — и ты предприниматель, к тебе нет вопросов. А в мои времена это был состав преступления.
Да, много плохого, страшного, подлого было. Что-то было хорошее. Каким-то образом зарабатывались деньги и вкладывались. И вкладывались они не в торговлю оружием или наркотиками, а в развитие инфраструктуры, в гостиницы и магазины. Это положительно. Давайте вспомним историю развития других государств. А что, в США чистые деньги? Откуда они появились? А испанские пираты, которые возили золото в Испанию, привозили чистые деньги? Где-то это происходило раньше, где-то позже, но все страны проходили через это. Люди с этим живут.
Колезев: Напомню знаменитое выступление Эдуарда Росселя, как он рассказывает про лидера ОПС «Уралмаш» Александра Хабарова: «Я ему говорю — садись, вор, проходи, вор… И даю ему поручения, и он их выполняет». А поручение это было — вкладывать средства в капитальное строительство в Свердловской области. Собственно, так и произошло.
.jpg)
.jpg)
(8).jpg)
(4).jpg)
