|
История повторяется. Иногда, даже не в виде фарса, как мы знаем из известного афоризма, а просто – повторяется.
В советские времена было такое слово – «тамиздат». Назывались так изданные за рубежом произведения, которые по идеологическим причинам невозможно было опубликовать в СССР. В конце 80-х, начале 90-х почти все произведения «тамиздата» были опубликованы и в нашей стране. Но оказалось, что посильнее идеологических, бывают запреты эстетические. Даже в самые отъявленные бесцензурные ельцинские времена мне так и не удалось издать в России книгу моего приятеля из Нью-Йорка Владимира Козловского «Неподцензурная русская частушка». Издатели от души смеялись над изощренной скабрезностью безымянных советских циников, но публиковать боялись. Хотя и признавали: раскупят моментально. Но неприятности могут быть слишком серьёзными.
В нынешние времена об издании у нас книжки Козловского даже и мечтать не приходится. Как и об издании, например, сборника стихов современного поэта Евгения Лесина, который работает как раз в жанре близком к «неподцензурной русской частушке». Лесин, конечно, публикует их в Фейсбуке, но это уже называется - «самиздат».
И вновь книжки с неудобными, а по мнению кого-то вредными русскими текстами, публикуются в «тамиздате». Стихи того же Евгения Лесина можно прочесть в свежем номере альманаха «Новая кожа», выходящего в Нью-Йорке при «финансовом содействии» «Фонда Бориса Лурье». В американском альманахе стихи и проза ещё многих авторов из России и Украины: Светы Литвак, Псоя Короленко, Вилли Мельникова, Александра Гальпера, Игоря Сатановского, Аркадия Семенова.
Многие из этих писателей не могут найти издателя на родине. И даже не потому, что пишут иногда нецензурно, - они часто пишут эстетически сложно. Но вместо советской идеологической цензуры у нас сейчас расцвела цензура «невидимой руки рынка»: если твои книжки не принесут издателю сверхприбыли, - никто тебя не издаст. Или не выставит, - если речь идёт о художнике.
«Художественный рынок – это рэкет», - сказал много лет назад американский художник Борис Лурье, на деньги от наследства которого издается нерегулярно в Нью-Йорке альманах «Новая кожа».
Лурье родился в 1924 в Ленинграде в состоятельной еврейской семье торговца брильянтами. Почти сразу после его рождения семье удалось переехать в Ригу. После оккупации Латвии нацистами вся семья оказалась к концлагере. Его бабку, мать и сестру там убили. Сам Борис Лурье и его отец выжили, советские солдаты освободили их из Бухенвальда в 1945-м, через год они оказался в Нью-Йорке. Там Борис Лурье начал рисовать. Сюжеты первых, ещё реалистических картин, были жестокими: воспоминания о концлагере. Но американским галереям это было не интересно. После Второй мировой войны Америка наслаждалась радостями резкого экономического подъёма. В моду входила роскошь. Разбогатевшие люди заинтересовались и искусством. Но таким, которое может украсить квартиру, дом, или улицу ярким пятном теплых, жизнерадостных мазков или силуэтов. Бешенной популярностью пользовался абстрактный импрессионизм Джефри Поллака и его последователей, а совсем скоро настанут годы триумфа поп-арта Энди Уорхола c его бесконечными радужными портретами Мэрелин Манро и банок супа «Кэнбелл».
Борис Лурье тоже резко изменил художественную форму своих работ: он тоже стал делать коллажи, абстрактные зарисовки и объекты. Но от темы своей он не смог и не захотел уйти – воспоминания о концлагере не вписывались в расцветающий американский гламур. Борис Лурье хотел напомнить обществу о социальной роли искусства. После ужасов нацизма и на пороге холодной войны он хотел делать искусство с активной гуманитарной нотой, искусство социальной борьбы. Он сделал в 1959 году «Железнодорожный коллаж» из глянцевой фотографии снимающей трусики красотки из модного мужского журнала и документальной фотографии нагруженной трупами железнодорожной платформы из нацистского концлагеря, а в 1962-м совместил на своем полотне свастику со звездой Давида. Он обклеивал чемоданы вырезками красоток из глянцевых журналов и пририсовывал сбоку ярко-желтую звезду Давида. Он хотел сказать: потребительское отношение к женскому телу неизбежно, хотя и незаметно, приводит к фашизму.
Общество прощало узнику концлагеря такие радикальные художественные жесты. Но он стал изгоем в художественном мире Америки. Как и два других художника из созданной им группы «Нет! Искусство» Сэм Гудмэн и Стенлей Фишер. Художественные критики категорически умалчивали о «Но! Арт», а если приходилось говорить о Лурье, называли его безумцем и люмпеном. Выставлялись художники группы «Но! Арт» в основном в Европе. Но сейчас коллажи Бориса Лурье уже можно увидеть в главных музеях Америки.
Но хотя Борис Лурье презирал современный ему художественный мир и сторонился его, за эстетическими исканиями своих современников следил вполне тщательно. Художественный критик Лиза Пол Стрейтфилд написала об одной из первых его больших посмертных выставок в 2011 году: «По иронии судьбы, именно его глубокая погруженность в художественные течения тех лет – абстрактный импрессионизм, поп-арт, минимализм, феминистское искусство и постмодернизм, - делает его живопись абсолютно современной».
Я впервые услышал о творчестве Бориса Лурье лет пятнадцать назад от знаменитого московского художника-акциониста Александра Бренера. Думаю, что когда в 1997 году Бренер пришел в музей в Амстердаме с баллончиком зеленой нитрокраски, чтобы нарисовать на супрематической картине Казимира Малевича «Белый крест» знак американского доллара, он вполне сознательно работал в манере «Нет! Искусство». Идея акции Бренера была вызывающе лаконичной: Малевич ненавидел конформистское, услужливое, коммерческое искусство. Но случился парадокс – самые бунтарские его работы, знаменитые квадраты и кресты – которые радикально отвергали коммерческое измерение искусства, хотя бы потому, что на них ничего не изображается, - стали стоить миллионы долларов. Бренер хотел символически очистить искусство Малевича от прилипших к нему денег.
Борис Лурье умер в январе 2008 года. Он был «бойцом против лицемерной интеллигенции, мунипуляторской капиталистической культуры, консюмеризма и других Молохов» - приводит в некрологе газета «Нью-Йорк Таймз» слова известного немецкого художника Дитмара Кирвеса, историка движения «Нет! Искусство».
Вполне замечательно, что в двух последних альманахах «Новая кожа», изданных «Фондом Бориса Лурье», опубликованы материалы из архива скончавшегося в 2009 году в Нью-Йорке Вагрича Бахчаняна, радикального советского художника, мастера великолепных политических коллажей и знаменитых афоризмов. «Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью», - лет сорок назад сформулировал Бахчанян. Он же оформил обложку книжки «Неподцензурная русская частушка» - на ней хорошо известный серп, совмещен не с молотом, как полагается, а с балалайкой. Может быть мы когда-нибудь сможем рассматривать коллажи Бахчаняна в Третьяковке. Как рассматривают теперь коллажи Лурье в Национальной галерее искусств в Вашингтоне и Нью-Йоркском Музее современного искусства.
Об авторе: Григорий Нехорошев, заместитель главного редактора газеты «Совершенно секретно». Закончил факультет журналистики МГУ. В прошлом, главный редактор газеты «Московский корреспондент», главный редактор журнала «Лица», а с 1989-го по 1994-й годы московский корреспондент русской службы Би-би-си. Автор многочисленных журналистских расследований.
Григорий Нехорошев, специально для Агентства федеральных расследований FLB.ru
|
