|
Сегодня правительство должно рассмотреть программу развития российской металлургии. А на днях редакцию "Ведомостей" посетил Алексей Мордашов, гендиректор одной из крупнейших в России металлургических компаний - "Северстали". Положение Мордашова уникально тем, что его компании ведут бизнес во всех трех отраслях, для которых правительственные чиновники за последнее время написали концепции развития, - в автопроме, металлургии и лесной промышленности.
Основополагающая идея Мордашова - встроить все эти бизнесы, а также свою транспортную империю, а в перспективе, возможно, и торговую сеть в мировую экономику. Он считает, что в некоторых случаях для этого необходима поддержка властей. А они пока раздражают его медлительностью. Правительство, например, никак не отменит экспортную пошлину на сталь. Говоря об этом, обычно невозмутимый Мордашов даже стучит кулаком по столу. А еще, пока глава "Северстали" пытается поучаствовать в глобализации, принадлежащие ему 12% акций стального гиганта остаются под арестом, наложенным по скандальному иску его бывшей жены еще в августе прошлого года. Дело еще не рассматривалось по существу. "Судя по всему, мы бьем уже абсолютные российские рекорды по завешиванию дела в судах", - грустно шутит олигарх.
- Многие удивились, когда вы, известный сторонник вступления России в ВТО, пришли к общему мнению с противником ВТО Олегом Дерипаской о необходимости закрыть российский автомобильный рынок, установить высокие импортные пошлины. Зачем вам это?
- Мы с "Руспромавто" не договаривались, а просто пришли к одним и тем же выводам. Хотя мы очень по-разному смотрим на жизнь. Ситуация очень простая. Сегодня Россия находится перед выбором. Перед нами стоит необходимость общественного выбора между двумя вариантами.
Одна альтернатива - снять импортные пошлины сегодня. К чему это приведет? К потоку дешевых иномарок. Дорогие иномарки наш покупатель покупать не в состоянии. Придут подержанные иномарки. С подержанными иномарками сегодняшний автопром конкурировать практически не в состоянии. Значит, российский автопром останется как нишевый игрок. Останется УАЗ - такого класса внедорожники не делает никто в мире. Уникальная машина - простая, проходимая и недорогая. Мы, например, выпускаем так называемую "буханку" - микроавтобус. Он по многим параметрам плох. Но есть ряд регионов страны, для которых эта машина - единственное возможное транспортное средство, потому что чрезвычайно дешевое. Да, мы можем говорить, что нам нужна качественная машина, но она будет стоить других денег. Мы не сможем за $3000 делать Mitsubishi Pajero. Наша задача - не выпускать суперджип, а выпускать автомобиль, который нужен покупателю. Так вот. Кроме "УАЗа" как нишевой машины, наверное, останется еще "ГАЗель", которая у коммерсантов за год-полтора окупается. Останется, наверное, "КамАЗ". "АвтоВАЗу" будет очень трудно. Практически умрет индустрия комплектующих, потому что они не смогут конкурировать с иностранцами. То есть мы будем закупать комплектующие для "УАЗа" за границей. Российский автопром, на который сейчас приходится 33% машиностроительного производства в России и от 2% до 5% занятости, резко сожмется до размеров нескольких сборочных заводов. А российский потребитель навсегда сядет на дешевые подержанные иномарки. Потому что новых сюда никто ввозить не будет и заводов строить тоже не будет.
Другая альтернатива. Мы можем на ограниченный срок оставить пошлины на существующем уровне. В автопроме появились новые собственники. Мы готовы взять на себя определенные обязательства - реструктурировать отрасль и привлечь в нее иностранцев.
- Иначе говоря, вы, скупив задешево автозаводы, хотите теперь закрыть рынок, чтобы эти заводы подороже продать иностранцам?
- Если иностранец хочет производить машину в России, ему не нужно покупать наш завод. Более того, никто покупать наши заводы и не спешит. На УАЗе джипы Mitsubishi делать не будут. Чтобы получить российский рынок, иностранцам нужно инвестировать в новые заводы. Наш интерес не в том, чтобы продать заводы. Иностранцы нуждаются в российских партнерах. И мы, возможно, даже будем у них в миноритариях. Мы сейчас ведем переговоры с рядом концернов о том, что мы будем с ними партнерами.
- А вы не боитесь, что новые предприятия, в которых вы будете миноритариями, убьют российские автозаводы, в том числе ваш УАЗ?
- Часть российских моделей, конечно, прекратит свое существование. Но это лучше, чем вообще убить российский автопром. УАЗ, например, останется при любом варианте. Мы будем еще очень долго делать этот предельно простой и недорогой внедорожник.
У меня личная машина - BMW Х5. Я редко езжу на машине, хотел отключить аккумулятор. Открыл капот и не нашел там аккумулятора. Вы никогда не открывали капот Х5? Интереснейшее зрелище! Там сферические поверхности гладкие и два отверстия: одно - для масла, а другое - для воды. Чтобы что-то делать с этой машиной, нужны специальные знания, специальные станции техобслуживания. Теперь представьте себе город в глухой Сибири. Нет там станций BMW. А на джипах ездить хочется, потому что дороги плохие. И как раз наш джип - самое то.
А аккумулятор на Х5 оказался в багажнике.
- А как же ваши планы сделать совершенно новый джип? В свое время делались заявления, что в этот проект планируется вложить $1 млрд.
- Так называемый 31-ХХ. Есть такая разработка, даже в металле - она выставлялась на салоне. Но мы пока не видим необходимости форсировать ее освоение. Нам дай бог освоить то, что у нас сейчас есть, - две базовые модели, которые продаваемы: 3162 и 31514. Надо занять эту нишу, а потом уже браться за какие-то суперпроекты. Сейчас качество машины плохое, качество сборки плохое, качество комплектующих плохое. Надо этим всем заниматься. Если мы создадим хороший примитивный джип, это будет большой успех.
Так что миллиардные проекты пока только в долгосрочной перспективе. Чтобы выйти на объем выпуска 60 000 - 70 000 машин в год по 62-й модели, нужно порядка $40 млн.
- А ваше сотрудничество с индийской компанией Mahindra разве не предполагает создание новых моделей?
- Это все продолжение старой линии. И Mahindra, и совместный проект с итальянской компанией De Tomaso - это же все базовые модели.
- Правительству предстоит рассматривать не только согласованную с вами концепцию развития автопрома, но и более важный для вас документ - программу развития металлургии. В ней содержится цифра - порядка 350 000 сотрудников, которые, по мнению разработчиков, подлежат сокращению. Откуда взялась эта цифра?
- Я не помню, чтобы мы кому-нибудь называли подобные цифры. Насколько я знаю, в правительственных расчетах значительная часть сокращений приходится и на цветную металлургию. Но теоретически, если сравнивать с занятостью на Западе, численность работников в российской металлургии можно сократить где-то на три четверти. Я думаю, что мы в долгосрочной перспективе сократим где-то половину. А оставшиеся две четверти распределятся следующим образом: четверть останется на самой "Северстали", а четверть - на фирмах, которые будут обслуживать "Северсталь". Но к этому мы придем постепенно. У нас сейчас из 46 000 работающих 6000 пенсионеров. И в сервисе численность излишняя. Мы ее потихонечку будем сокращать. А в самом технологическом цикле у нас не так много людей.
- Откуда же взялись огромные цифры в программе?
- Вероятно, там идет речь о сокращении неэффективных мощностей. McKinsey сделала исследование конкурентоспособности российских предприятий в черной металлургии. Они пришли к выводу, что производительность труда на крупных заводах, в том числе на "Северстали", - 60% от американской. У средних комбинатов, таких, как НТМК, Челябинск, "НОСТА", - 20 - 25%. А у мелких - 5 - 10%. В России есть избыточные мощности, в России есть неэффективные мощности. К управлению этими мощностями нужно применить рыночный принцип. Мы не требуем ни дотаций, ни субсидий. Но мы говорим: закон должен быть единым для всех. А сейчас что получается - маленький завод может не платить налоги годами. А "Северстали" не платить налоги никто не позволит.
Если завод не платит налоги и если он обанкротился, тогда с ним должна разбираться ФСФО. Она не должна заниматься перехватом управления, а должна заниматься реструктуризацией предприятий и либо выведением его на рентабельную работу, либо его ликвидацией. А сейчас не происходит ни того, ни другого. На маленьких предприятиях просто меняется менеджмент, который часто занимается воровством. Местная власть его поддерживает, потому что не знает, куда деваться от безработных, которые вывалятся за ворота, если завод закроется. А эти заводы часто продают свою продукцию в убыток и портят рынок.
- Но они же маленькие, у них совсем маленькая доля рынка.
- Маленькая ложка дегтя портит большую бочку меда. Они очень сильно, особенно на внутреннем рынке, разрушают цены.
- Почему вы озаботились всем этим именно сейчас? Ведь McKinsey еще 2,5 года назад обнародовала свои данные об эффективности предприятий.
- Сегодня в отрасли развиваются очень негативные тенденции. Нам перекрывают внешние рынки. Черная металлургия 7 - 10 лет назад находилась в очень непростом положении. Были разные варианты развития событий. Мы могли просто не вписаться в мировую экономику. Тогда экспорт российской стали был почти равен нулю. Производство могло упасть до 16 - 17 млн т - такой был уровень потребления внутреннего рынка. Мы приняли решение идти в экспорт плюс повышать эффективность. И тогда отрасль выжила, и сегодня металлы - второй после энергетики сектор в России, приносящий доходы. Экспорт и был той щелочкой, которая спасла отрасль в последние 7 - 10 лет. Уровень производства сейчас составляет 47 млн т, а потребление внутреннего рынка - 23 млн т. Но объем свободной торговли сжимается и сжимается. Американцы и европейцы закрыли свои рынки, китайцы закрывают свой. Уже и Малайзия заявила, что будет защищать свой рынок. Раньше наши 24 млн т экспорта как-то находили место в 240 млн т мировой торговли. А если мировая торговля сожмется до 40 млн т, то этим 24 млн т места не найдется. Плюс мы попали в ножницы цен. Это вещь ожидаемая и прогнозируемая, но очень болезненная. В 1998 г. , после девальвации ножницы оказались с разведенными концами. Цены на наши продукты резко пошли вверх в мире - просто так сложилось, - а себестоимость резко пошла вниз из-за девальвации. Начиная с 2001 г. ножницы стали сводиться. Себестоимость пошла вверх, а цены на сталь стали падать. Сегодня они самые низкие за последние 15 лет. Я помню, еще три года назад продавали холодный прокат по $380 за тонну, а сейчас - по $200. Все это привело к тому, что наша прибыль резко сжалась. Мы сегодня еще сохраняем как-то рентабельность, но уже почти на грани простого воспроизводства.
Налоговая нагрузка, возложенная на отрасль, сегодня неадекватна. И первым делом нужно окончательно принять решение об отмене экспортной пошлины. Сегодня ситуация с ней более нетерпима. Когда у нас рентабельность была 100% , 5% -ная пошлина была оправданна. Сегодня рентабельность - 10 - 20% , а на экспорте вообще иногда отрицательная.
Мы заявляем, что убыточный экспорт месяц за месяцем, год за годом держать не будем, значит, будем сокращать объем производства со всеми вытекающими. Половина российской металлургии может прекратить свое существование. Сократив половину объема производства, металлурги не смогут платить налоги в региональные бюджеты, и вы получите депрессивные регионы - Вологодскую, Челябинскую, Липецкую, Кемеровскую, другие области. Мы этого меньше всего хотим, но мы предупреждаем, что это может случиться, если никто не будет обращать на нас внимания. Причем мы не требуем, чтобы нам дотации дали, заводы нам построили, упаси господь, но то, что можно сделать, сделайте, а уж там мы будем сами бороться.
Второе: помогите нам политически по защите наших внешних рынков. Хоть как-то давайте будем прорабатывать вопросы по защите российского экспорта черных металлов. Позиция номер три. Если вы нас на внешних рынках не можете защитить, позвольте нам защищать свой рынок теми же методами, которыми защищают от нас рынки за рубежом. В первую очередь от поставок с Украины и из Казахстана.
- То есть опять протекционизм?
- Мы требуем неукоснительного соблюдения антидемпинговой процедуры, принятой постановлением правительства. Необходимо внесение поправок в закон таким образом, чтобы эта процедура жестко исполнялась. Вы знаете про сложные политические игры, Украина успешно торгует обещаниями славянского единства и пока ничего не делает. Антидемпинговые процессы с очень большим трудом идут. То же самое и Казахстан. Мы ничего сверхъестественного не требуем. Только позвольте нам защищать свои рынки в такой степени, в какой это предусмотрено законодательством.
- И все равно многое из того, о чем вы сейчас говорите, не вяжется с имиджем борца за свободную торговлю и сторонника ВТО.
- Ничего в моей позиции по ВТО не изменилось. В основе был и остается обычный прагматизм. Экзальтированная аргументация сторон по поводу ВТО сходит на нет. Сегодня жизнь требует не политических пикировок, а вдумчивой работы. Идет переговорный процесс.
Вот кухонным ножом можно убить человека. Но при этом, как правило, все кухонные ножи живут своей обычной ножовой жизнью - режут хлеб и колбасу на кухне и страшных вещей не совершают. Если, конечно, взять статистику убийств, я думаю, что кухонный нож окажется на первом месте среди орудий убийства. Но никому и в голову не придет обвинять в этом кухонные ножи.
То же самое и ВТО. Она - не плохо и не хорошо. Это некий инструмент, которым нужно уметь пользоваться.
- Вы знаете, что вы только что буквально процитировали последнее послание президента Путина Федеральному собранию?
- Видите, как политкорректно я выражаюсь. Мы уже часть мировой торговли. В России 40% ВВП образуется за счет внешней торговли, экспортно-импортных операций. А торговое сообщество формализовано сегодня в рамках ВТО, оно регулярно собирается и вырабатывает правила торговли. И без нас легко обходится. Мы, в общем, без них тоже, но можем вступить. Но вопрос - как вступить, ведь можно кухонным ножом зарезать человека, а нам нужно не зарезать. То есть нам нужно правильно все это исследовать, и поэтому сейчас идет процесс тонкой настройки - что отдать, что получить, это переговорный процесс.
- Вы сейчас еще одним способом "встраиваетесь" в мировую торговлю - строите транспортную империю, скупаете один за другим порты. В чем заключается ваша стратегия?
- Идея родилась очень просто. Мы - очень крупный клиент железной дороги и портов, и несколько лет назад мы решили создать собственную компанию. В ней нам принадлежит 50% , вторая половина принадлежит менеджменту "Северстальтранса". И сегодня компания примерно треть своего объема перевозок делает для "Северстали", а остальной продает на рынке. Мы росли, развивались и постепенно пришли к пониманию, что надо покупать вагоны, иметь свою собственную транспортную сеть - не для "Северстали", а уже для бизнеса. Россия - очень перспективный транспортный рынок. Везти грузы из Европы в Японию по железной дороге через Россию - на две недели быстрее, чем морем. Но в мире контейнеризация нарастает огромными темпами, а у нас она никакая. Поэтому мы считаем, что, имея несколько опорных точек на всех морях, мы сможем обрабатывать огромный поток грузов. У нас нет задачи купить все порты, вовсе нет. А портов у нас много, потому что морей много. Мы хотим, чтобы через наши порты можно было везти грузы с севера на юг и с запада на восток. Представляете, крупная компания делает заказ на доставку товаров в Японию и партнером ее будет являться "Северстальтранс". Они фрахтуют судно, или мы фрахтуем судно, оно разгружается в Санкт-Петербурге, мы доставляем контейнер, по сути, до их морских подразделений в Японском море. Это огромный бизнес.
- Насколько мы знаем, вы в последнее время занялись и другими непрофильными для вас видами бизнеса, например у вас есть какие-то интересы в лесной отрасли.
- Есть - грибы-ягоды. Шутка.
На самом деле мы владеем 50% акций фирмы "Свеза", которая контролирует два фанерных комбината, Усть-Ижорский и комбинат "Фанплит". На них сейчас идет реконструкция. В принципе, лес, как показывает мировой опыт, оказывается очень эффективным, когда есть комплексная переработка. Но у нас есть только производство фанеры. К тому же в лесной отрасли идет глобализация, слияния, так что мы прорабатываем сотрудничество с компанией Finnforest и многими другими.
- Кроме деревообрабатывающей промышленности вы, кажется, заинтересовались еще одной модной отраслью - розничной торговлей.
- Наверное, вы говорите о компании "Новый импульс", которая открывает магазины "Утконос". Но мы в ней пока не участвуем - только прокредитовали ее на несколько сотен тысяч долларов. Этот проект разрабатывает человек, которого я хорошо знаю, - Сергей Разумов. Пока мы не партнеры, но в будущем можем ими стать. Там есть определенная бизнес-идея, концепция, это не просто дискаунтер. (Единственный существующий "Утконос" в Зеленограде работает как стол заказов: торгового зала нет, есть терминалы, через которые делается заказ. Продукты можно получить на следующий день. - "Ведомости". ) Посмотрите, как изменилось производство за последнюю 1000 лет. Сегодняшние возможности по производству товаров на много порядков отличаются от того, что было 1000 лет назад, а товаропродвижение фактически какое было, такое и осталось. Как торговец 1000 лет назад продавал товар в лавке, так он продает его и сейчас. Все последние столетия человечество встречало проблемы и изобретало способы их решения. Сергей, мне кажется, изобрел. В Зеленограде магазин просто штурмуют.
Если концепция работает, она будет приносить доход, и тогда можно будет брать кредиты и строить глобальные планы - например, Америку завоевывать. Это совсем не шутка - может быть, "Утконос" на самом деле устроит революцию в торговле. Там есть очень серьезное ноу-хау. Может быть, это будет переворот, а может, нет. Если нет, значит, тогда и суда нет.
|
