|
Журналистов так называемого «президентского пула», освещавших визит Путина в Англию, в свое время несказанно удивило, что по проселочным дорожкам загородной резиденции британского премьера Тони Блэра прохаживаются его многочисленные соседи, чинно раскланиваясь с хозяином. Еще больше были удивлены бравые ребята из президентской охраны. В самом деле, разве посмеет кто-нибудь из крестьян села Знаменского прогуливаться вот так запросто по тропинкам Ново-Огарева? Тут кто-то весьма кстати вспомнил, что британский парламент еще четыреста с лишним лет назад принял закон, запрещающий перегораживать всякую тропинку, хоть раз нанесенную на топографическую карту.
Два года за шлагбаум
В истории Европы известен лишь один случай, когда землевладелец решил самовольно перегородить дорогу, проходящую по его имению. В XVI веке Вентцель фон Тронке поставил шлагбаум у своего замка на дороге из Берлина в Лейпциг и вздумал брать плату за проезд.
Конноторговца Михаэля Кольхааса, выращивавшего лошадей для Лейпцигской ярмарки на заливных лугах реки Хафель, эта ситуация озадачила. Семнадцать раз он проезжал здесь на ярмарку – и никакого шлагбаума не было. И вдруг появился. Торговец рассердился не на шутку. Заложив имущество в банке вольного города Шверина, он затеял судебный процесс, дошедший до тогдашнего «Страсбурга» – верховного трибунала Священной Римской империи. Народ встал на защиту Кольхааса. Вступился за него и Мартин Лютер, духовный лидер того времени. Суд, проходивший в Берлине, был выигран. Юнкера фон Тронке обязали откормить коней, вернуть их владельцу, а потом отправили на два года в берлинскую тюрьму Моабит. После этого шлагбаумы на дорогах не появлялись.
Имя конноторговца увековечили в названии одного из мостов через Хафель, соединяющего Берлин с Потсдамом. Шлагбаума на нем не было в течение четырех веков (правда, он стоял там с 1960 по 1991 год, когда прямо по мосту проходил «железный занавес», отделявший ГДР от Западного Берлина). В нашей стране об этой истории ничего не знают. В отягощенных марксистскими догмами советских учебниках те события преподносились как «крестьянские войны эпохи Реформации». А новеллу «Михаэль Кольхаас», написанную в XVIII веке немецким романтиком Генрихом фон Клейстом, читали далеко не все.
В России своего Кольхааса, к сожалению, не случилось. И законов, подобных тем, что принимал британский парламент, тоже никто не предложил. Зато пышным цветом расцветает заборостроительство. Если поместье какого-нибудь местного «юнкера фон Тронке» находится на берегу водоема, заборы непременно уходят в воду. Традиция, ведущая начало со сталинской Мацесты. После нее была хрущевская Пицунда, печально известный горбачевский Форос в Крыму, Бочаров ручей близ Сочи и Ново-Огарево на Москве-реке. В Подмосковье сейчас практически не осталось прибрежных территорий, не перегороженных шлагбаумами. Рублево-Успенское шоссе, например, так утыкано «кирпичами», что подъехать к Москве-реке уже практически невозможно. Причем не только москвичам, но и жителям окрестных деревень.
– Наше село в двух километрах от Москвы-реки, – рассказывали мне жители села Синьково. – Но в соседней деревне Козино какой-то новый русский построил коттедж, потом решил дорогу к реке приватизировать, поставил шлагбаум. Теперь проезда там нет.
Шлагбаумами, подобными тем, что установлены у ворот госдач на Рублевке, в последние годы обзавелись многочисленные коттеджные поселки в Подмосковье. А раскинулись они, как правило, на берегах озер, рек и водохранилищ. Каждый такой шлагбаум, отсекающий проезд к поселку, явочным порядком «приватизирует» очередной кусок берега. Вдобавок во многих поселках берег официально прирезается к территории еще на стадии проектирования. Реклама поселка «Золотой берег», что на Клязьминском водохранилище (берег действительно золотой, судя по стоимости огороженной прибрежной земли), открыто упирает на то, что это охраняемая территория с собственной береговой линией, пляжами и причалами. До недавнего времени у этих причалов останавливались прогулочные суда, отправлявшиеся с Северного речного вокзала; к берегу можно было свободно подъехать на машине.
«Кирпич» или дорожный щит с надписью «Экологически чистая зона» – непременный атрибут любого проезда у водоема. Что сие означает, неизвестно: в правилах дорожного движения подобного определения нет. Из текста на таком щите ясно: здесь запрещается все, что относится к отдыху на воде. Так, жители подмосковных сел Пестово и Витенево, расположенных на островах Учинского водохранилища, не могут даже пригласить к себе гостей, не выписав пропуск на пересечение многочисленных шлагбаумов «Мосводоканала».
Вспоминается разговор с владельцем дорогого клубного отеля «Торрент-Бэй Клаб» на испанском острове Ивиса Хосе Рамоном Мари.
– Хотя мой отель стоит прямо на берегу моря, я не имею права отгородить его забором, – говорил он мне. – На пляже могу устроить тенты, шезлонги, открыть кафе, но даже штакетник поставить нельзя. Вся приморская территория – общенациональное достояние. К ней должен быть свободный доступ. Поэтому и с горной стороны – никаких шлагбаумов.
У нас же даже «частная набережная» появилась – в конце Авиационной улицы, – она принадлежит только жителям «Алых парусов». Закрыта для горожан Озерная улица с прекрасными домами талантливого архитектора Владимира Плоткина. Рядом – живописное озеро, не доступное для жителей соседних кварталов Кунцева и Крылатского. Чтобы его увидеть, надо проехать через два шлагбаума, через два контрольно-пропускных пункта. Только жителей, лишенных «выхода к морю», туда все равно никто не пускает.
«Нам цыганщина не нужна!»
В России, в отличие от Европы, не сложилось строгого юридического понятия об общенациональном достоянии, поэтому приватизацией набережных, дорог, полей и рек может заниматься каждый. Вот жителям села Никульского на живописном полуострове Пяловского водохранилища надоели туристы. И у въезда в село появился внушительный шлагбаум. Все проселочные дорожки оказались перекопаны рвами и обнесены металлическими заграждениями. Приватизированными оказались дороги, прибрежные леса, да и сам берег с его многочисленными заливами. Идиллический прежде пейзаж стал напоминать поле битвы после грандиозного танкового сражения.
Между тем любое отторжение береговой зоны противоречит законодательству, в частности Водному кодексу, где предусмотрено такое понятие, как «бечевник» (свободная береговая зона), а любая пристань считается причалом общего пользования (это уже из Кодекса внутреннего водного транспорта). Более того, такое отторжение безнравственно, потому что подмосковные водохранилища нельзя рассматривать иначе как общенациональное достояние. Все они – абсолютно все – достались нам ценой жизни тысяч «каналармейцев» – узников Дмитлага, с тачкою наперевес превращавшихся здесь в «лагерную пыль». В названии станций здешней железной дороги и поселков до сих пор звучат лагерные отголоски: Трудовая-Северная, Темпы, Соревнование, Каналстрой, поселок участка № 1…
На берегу Волги близ города Конаково Тверской области (Угличское водохранилище, построенное теми же «каналармейцами») был организован пионерский лагерь, принадлежавший некогда Минэнерго. Рядом – пансионат, тихая волжская набережная, широко разлитые плесы водохранилища. От поселка «Энергетик», где жили сотрудники пионерлагеря и пансионата, по берегу Волги вела проселочная дорожка к соседнему Карачарову. Вдоль этой дорожки расставляли свои палатки родители, приезжавшие в гости к детям.
Теперь «Энергетик» — это детский оздоровительный лагерь РАО «ЕЭС России». Подъезд к лагерю, пансионату и даже к расположенному рядом жилому поселку перегорожен внушительным шлагбаумом с угрожающей надписью: «Въезд на берег Волги запрещен строго! Штраф!!!» Здесь приватизировали не только доставшийся в наследство пансионат и детский лагерь, но и никогда не принадлежавшую этому ведомству всю прилегающую территорию с лесами, перелесками, пляжами и крутыми волжскими берегами. Приватизировали и сделали недоступной для всех, кто не имеет отношения к ведомству Чубайса.
Рядом, на берегу Иваньковского водохранилища, стоит загородный клубный отель «Эммаус». Стоит на бойком месте. С одной стороны – пристань на Волге, с другой – международная трасса Е-105, соединяющая Москву с Санкт-Петербургом, с Финляндией, с Норвегией. По всем законам ведения туристического бизнеса число посадочных мест в барах и ресторанах такого отеля должно на порядок превышать число гостиничных номеров. Почему? Потому что в таких местах к пристани швартуются те, кто плавает на катерах, яхтах. А на парк-плаце паркуются те, кто едет по оживленной трассе и останавливается перекусить по дороге. Наконец, приезжают искупаться жители окрестных городов (рядом – Тверь, чуть подальше – Москва). В Европе около таких загородных отелей обычно вырастает кемпинг из палаток, караванов и кемперов. Но в «Эммаусе» все не так. В крохотном ресторанчике «Итиль» с трудом размещаются лишь постояльцы отеля.
– Палатки? Караваны? Кемперы? – с ужасом переспрашивает Елена Марченко, коммерческий директор фирмы «Гелиопарк отель менеджмент», владеющей этим клубным отелем на берегу Волги. – Нет, нам такая цыганщина не нужна. У нас здесь элитный отдых на закрытой (выделено мной. – И.К.) территории.
– Просто заехать искупаться? Пожалуйста, 600 рублей с человека! – отвечает ее коллега Анна Беркова, продолжатель дела немецкого юнкера фон Тронке на российской территории.
«Частная набережная» с эллингами рекламируется в качестве достоинств нового жилого комплекса «Алые паруса»
ИТАР-ТАСС
Значит, семья из четырех человек, решившая перекусить по дороге, должна к счету за ресторан приплюсовать 2400 рублей. Именно столько будет стоить поднятие феодального шлагбаума. А отобедав, нужно будет еще получить у администратора пропуск на выезд с «закрытой» территории. Если жители соседней Твери приедут сюда на пикник, он обойдется еще дороже. Нужно будет приплюсовать налог за собственноручное приготовление шашлыка на той же «закрытой» территории. Даже за пользование детской площадкой здесь отдельные деньги берут.
Из-за нас – хоть потоп!
Бывший руководитель канала им. Москвы Иван Родионов с гордостью рассказывал мне, как ему удалось отстоять береговую зону канала в Покровском-Глебове. Удалось ли? Действительно, формально она не входит в состав появившегося здесь жилого комплекса. Но ее все равно закрыли шлагбаумами и заборами от посторонних. Плата за вход (здесь когда-то был обычный городской пляж) – 200 рублей с человека. «Шезлонги, тенты и прочее – это все отдельно!» – уточняет охранник на входе.
Рядом – на противоположном берегу канала – дома рабочих Тушинского машиностроительного завода, конструкторов КБ «Молния». Чтобы провести вечер на берегу водохранилища, создатели знаменитых «Буранов» должны выложить 800 рублей на семью из четырех человек. Но жителей Тушинского предместья теперь здесь нет. И не только из-за денег: дойти тяжело. Тропинки от пешеходного мостика через канал перегорожены многочисленными заборами коттеджных поселков.
Проблема эта не только столичная. Московская журналистка Зоя Ерошок, приехавшая к себе на родину в забытый Богом Темрюк, удивлялась, что все подъезды к берегу Азовского моря тоже перегорожены многочисленными шлагбаумами. Темрюк – это Краснодарский край. (О том, как там огораживаются последние свободные участки береговой зоны, «Совершенно секретно» писала в январском номере.) В марте прошлого года губернатор края Александр Ткачев проводил здесь аукционы, раздавая последние свободные участки. В администрации края говорят, что основным условием получения берегового участка был свободный доступ к берегу. Но уже к лету берег покрылся новыми заборами и шлагбаумами. Помню, когда-то Зиновий Гердт рассказывал про тот идиллический палаточный городок Московского дома ученых в устье Джанхота, куда к палаткам подбегали прирученные еноты. Теперь там появятся заборы новой государственной резиденции.
По всей Москве висят растяжки, призывающие купить или построить свой дом у воды – на Икше, на Истре. Вся береговая зона – полностью, практически на все сто процентов – за лето обнесена многокилометровым забором. Висят рекламные щиты – поселок капитана Немо, поселок MONAKO-во (именно так, на смеси латиницы и кириллицы, с напоминанием о фешенебельных курортах Лазурного берега). Спрашиваю о цене за сотку земли.
– Десять, пятнадцать, двадцать пять! – естественно, в долларах с прибавлением трех нулей. Цена возрастает по мере приближения к береговой кромке.
Планировка поселка капитана Немо такова, что она затруднит движение тяжелой техники, необходимой для техобслуживания и ремонта заградительных ворот Икшинского водохранилища. Эти ворота призваны сдерживать напор воды в случае прорыва дамб водохранилища Химкинского, нависающего над центром столицы на отметке 162 м над уровнем моря. Иначе будет потоп.
– Если ворота вовремя не закрыть, поток воды со всех северных водохранилищ смоет все на своем пути! – заявляет бывший директор канала Иван Родионов. Мы с ним беседуем в здании управления канала, расположенного на уровне шлюзов, соединяющих Химкинское водохранилище со Строгинской поймой. – Даже сюда, до четвертого этажа, волна доберется, а про центр города и говорить нечего!
А что будет, когда и сами водохранилища канала между Волгой и Москвой будут приватизированы? А ведь именно это предполагает проект нового Водного кодекса, прошедший в январе первые чтения в Государственной думе! Новый владелец «частной тюрьмы для воды» сможет потребовать плату за купание, за лодочные прогулки, наконец, за воду, которая из водохранилищ поступает на водопроводные станции мегаполиса. Абсурд, которого нет нигде в мире. И в Старом Свете, и в Новом все водохранилища и гидротехнические сооружения находятся в исключительной собственности государства.
Но мы же идем своим путем! Активно распродаются, к примеру, участки нового поселка «Зеленый мыс», перекрывшего акваторию огромного Пестовского водохранилища. Очередное колхозное поле застраивается многочисленными дворцами.
– А у вас с ним проблем нет? – задаю я свой вопрос в отделе продаж фирмы-застройщика, вспоминая чиновника, пытающегося бороться за подмосковные водоемы от лица государства и сосредоточившего все свои главные силы на попытке снести 13 домиков у деревни Пятница, что на берегу Истринского водохранилища.
– С Митволем? – догадываются там, хотя я даже еще не назвал фамилии. Смеются: – Нет, никаких проблем. Забор заканчивается ровно за 50 метров до береговой кромки. Строго в соответствии с законом. Ни один Митволь не придерется. А там будут два поста охраны – слева и справа.
В общем, живой забор, как при игре в крокет у Алисы в Стране чудес. Но суть забора, перегородившего всю акваторию, от этого не меняется.
Новые русские казармы
– У нас такого нет и быть не может! – возмущается голландский художник и архитектор Марк Марк, когда я его привез на берег Пестовского водохранилища. – В Голландии люди живут на воде, прямо на берегах каналов, но никаких заборов, шлагбаумов. А здесь – просто казармы какие-то.
У нас тоже раньше такого не было. Когда меня друзья приглашают в гости в Переделкино, им достаточно напомнить улицу и номер дома. Открываешь карту: там все как на ладони. Переделкино – это «стародачное место» (есть такой термин у специалистов по недвижимости, отделяющий цивильные дачные поселки от казарменных бастионов «новых русских»). Но вот как ориентируются во всех этих заборах нынешние нувориши? Действительно, въезжаешь, как в казарму или в тюрьму: КПП, шлагбаум.
Кстати, о Переделкине. «Совершенно секретно» в №8 за 2003 год писала о его надвигающемся переделе. Теперь он, похоже, завершается. От писателей отгородили последний участок знаменитого пруда. На месте бывшего детского санатория, стоявшего на его берегу, теперь появится новый «закрытый» поселок.
– Застроено знаменитое пастернаковское поле, перегорожен выход к Сетуни, – делится своими горестями литератор Алла Рахманина. – Говорят, эту речку совсем засыпят, а на месте береговой кручи поставят новые коттеджи.
Что интересно, всех этих казарменных поселков нет ни на одной карте. Их как бы не существует в природе. Тоже – традиция, идущая с Ново-Огарева, Сосен и им подобных дачных мест, заборы которых перегораживают огромную территорию с многочисленными проселочными дорогами.
Правда, есть среди новых коттеджных поселков единственное исключение. Это – поселок Славино на берегу Икшинского водохранилища. Огромный парк-плац рядом с бассейном, теннисными кортами и ресторанами открыт для всех. И привычные улицы с номерами домов – как в каком-нибудь «стародачном» месте. Центральная улица носит имя Дэн Сяопина. Поселок строил академик Святослав Федоров – сторонник китайской экономической модели народного капитализма и ярый противник «заборостроительства», а сам поселок назван в честь его создателя. Только продолжателей его благородного дела как-то пока не находится.
|
