|
Как бы сами собой в обществе сложились две диаметрально противоположные точки зрения на состояние нашей армии. Первая заключается в том, что чеченская кампания показала полную небоеспособность Вооруженных сил. Как саркастически заметил известный журнал "Тайм", "российская армия оказалась не в состоянии вторгнуться даже на территорию собственной страны". Вторая исходит из того, что нынешнее состояние экономики попросту не позволяет нам иметь столь большие военные расходы.
Но и в том, и в другом случае вывод один и тот же: государству необходимо создать Вооруженные силы, которые были бы способны как справиться с локальным конфликтом, так и служить сдерживающим фактором для авантюристов от мировой политики.
Многие политики, в том числе и в России, предрекают резкую милитаризацию отечественной экономики в ответ на расширение НАТО на восток. По сути, нам предлагают укрыться за ядерным щитом и при любом подходящем случае размахивать ядерной дубиной, пугая весь мир ядерным апокалипсисом. На мой же взгляд, расширение НАТО не столько провоцирует решение вопроса в этом ключе, сколько заставляет Россию наконец-то определиться, кто является нашим стратегическим противником, а кто - стратегическим партнером.
Таким образом, какую бы составляющую военной реформы мы ни рассматривали, все они упираются в механизм реализации никем не оспариваемого тезиса о том, что "необходимо иметь эффективную внешнюю оборону при минимальных затратах".
Понятно, что механизм этот в демократическом обществе достаточно многогранен. Однако об одной его составляющей необходимо сказать особо - речь идет о системе так называемого гражданского контроля за деятельностью Вооруженных сил.
В первые посткоммунистические годы требование гражданского контроля над армией рассматривалось демократами как важнейшее условие гарантий необратимости преобразований в обществе. Политизация Вооруженных сил грозила вылиться в конфронтацию как внутри самих ВС, так и между обществом и Вооруженными силами. В той ситуации гражданский контроль становился одним из немногих средств, позволявших удержать ситуацию под контролем. И именно тогда было принято важнейшее решение о декоммунизации Вооруженных сил. Законодательно отрегулировать взаимоотношения между Вооруженными силами и обществом были призваны Конституция и принятые на ее основе законы "Об обороне", "О социальном статусе военнослужащих" и другие.
В нынешних условиях требование гражданского контроля приобретает несколько иную интерпретацию. Президент в соответствии с Конституцией осуществляет функции Верховного главнокомандующего. Министр обороны является членом кабинета министров. Таким образом осуществляется функция правительственной координации деятельности в вопросах обороны, и прежде всего в решении ее экономической составляющей.
Не остается в стороне от процесса и парламент - он осуществляет свой контроль над армией. В сущности, и работа комитета по обороне и Счетной палаты, и парламентские слушания по проблемам Вооруженных сил - важнейшие элементы демократического контроля над силовыми структурами. Другое дело - насколько компетентны в военно-политических вопросах все участники этого процесса.
Сегодня, на мой взгляд, уместно вести речь о демократическом контроле над Вооруженными силами, который должен включать и государственный контроль исполнительной власти, и парламентский контроль представительной власти, а также контроль со стороны партий и общественных организаций, которые, конечно же, имеют право знать, в каких условиях служат граждане страны.
Возьмем, к примеру, бюджетный процесс в отношении оборонных расходов. Уровень обоснования их со стороны Министерства обороны практически остался госплановским - надо просить побольше, тогда и при сокращении останется погуще. Но ведь даже тем же силовикам понятно, что государство не в состоянии удовлетворить запросы, сформулированные по такой схеме. Создается впечатление, что Министерство обороны, иные правительственные институты лишь на словах понимают друг друга, а, в сущности, идет перекладывание ответственности: "Мы просили - вы не дали".
Противоречия между гражданскими и военными структурами в демократическом обществе - явление закономерное. Другое дело, что разрешение этих противоречий должно носить цивилизованный, демократический характер, служить своеобразным стимулом для совершенствования как самой организации Вооруженных сил, так и демократических методов влияния гражданских институтов на состояние дел в этой области.
Впрочем, было бы неправильно игнорировать и очевидные противоречия между самими силовыми ведомствами как в плане ведомственного создания параллельных структур, так и широко обсуждаемой роли Генштаба как координирующего органа всех силовиков. Полагать, что только решения Верховного главнокомандующего могут разрешить эти противоречия, наивно. И тут - самое широкое поле для совместной деятельности гражданских исполнительных структур и законодателей, силовых ведомств, Совета обороны и Совета безопасности.
Уровень нынешней дискуссии по проблемам военной реформы практически отражен двумя позициями. Для реформы нужны средства - первая. Реформу можно начинать и без денег - вторая. Зарубежный опыт свидетельствует: эти два процесса не только имеют сложную взаимозависимость, но и дополняют друг друга. На мой взгляд, дискуссия, что вначале - деньги или реформа - напоминает поиски философского камня - судьбоносного решения, которое способно с ходу изменить ситуацию, создав позитивные тенденции.
Во время поездок в регионы мне приходилось много общаться с военными - от Камчатки до Калининграда. Так вот, убежден: лимит доверия в военной среде почти исчерпан. Согласитесь, нельзя признать нормальной ситуацию, когда моральное состояние и боеготовность офицерских кадров зависят от того, состоялась ли очередная выплата денежного содержания.
Впрочем, многое здесь могут поправить политики: изменения в законодательной сфере уже назрели и должны отрегулировать то, что уже произошло в сфере взаимоотношений "общество - Вооруженные силы". Это прежде всего относится к сфере социального статуса человека в погонах, других вопросов, связанных как с проблемой войны и мира, так и с разделением функций силовых ведомств.
До нынешнего времени демократический контроль и рассматривался под углом инспекционных функций. Актуально это и сегодня. С той только разницей, что речь идет о своеобразном военном аудите как форме совместного поиска повышения эффективности использования тех средств, которые выделяются из бюджета в условиях его жесточайшего кризиса. Ведь это же факт, что цифры расходов, приводимые независимыми экспертами и официальными представителями Министерства обороны, настолько разнятся, что самое время - поставить вопрос о сопоставлении методик расчетов.
Модной сегодня стала тема коррупции в Вооруженных силах. Угрожающие ли размеры она имеет? Точного ответа, боюсь, не знает никто. Финансово-экономический механизм, определяющий жизнедеятельность Вооруженных сил, по-прежнему остается тайной за семью печатями для гражданских структур. Наверное, поэтому полным откровением для некоторых государственных деятелей стала, например, сложившаяся система закупки продовольствия для Вооруженных сил. Несмотря на все декларации и громогласные заявления, не претерпела существенных изменений система закупки вооружений, военные заказчики не слишком компетентны во взаимоотношениях с акционерными обществами, принимающими участие в производстве и разработках вооружений. Хотя из зарубежного опыта хорошо известно, что военные заказы и подряды во всем мире - дело архивыгодное, и вокруг них идет напряженная борьба, сопровождаемая и лоббизмом и коррупцией.
Вот почему существенное изменение взаимоотношений гражданских и военных структур, в сущности, должно стать сердцевиной реформы. В ином случае дело неизбежно ограничится "перераспределением" интересов в сфере оборонных ассигнований.
Сергей Георгиевич Беляев - председатель фракции "Наш дом - Россия" в Госдуме.
|
