|
(Фото: Андрей Замахин)
Нынешней осенью у новой российской экономики круглая дата: исполняется 15 лет с начала гайдаровских реформ. Тогда, в октябре 1991 года, Борис Ельцин выступил с исторической речью об экономических преобразованиях в России. Документ - плод мозгового штурма, совершенного группой молодых экономистов во главе с Егором Тимуровичем Гайдаром. Спустя несколько дней он был назначен заместителем председателя правительства, получив "в нагрузку" портфель министра экономики и финансов. Аккурат в годовщину Октябрьской революции Гайдар и его команда заняли ключевые правительственные кабинеты. Что было потом - мы все хорошо помним. Сегодня Егор Тимурович - экономист с мировым именем, а возглавляемый им Институт экономики переходного периода - авторитетнейшая научная площадка в стране. И тем не менее и сегодня Егор Гайдар переживает те события так же остро, как и пятнадцать лет назад...
- Егор Тимурович, вы сами-то с высоты прожитого как относитесь к "гайдаровским реформам"?
- Реформы, начатые в России пятнадцать лет назад, невозможно понять, не оценив ситуацию, сложившуюся в стране к осени 1991 года. Если перечитаете сегодняшние публикации, посмотрите популярные "мыльные оперы", посвященные тому периоду, у вас сложится такая картина произошедшего: был великий Советский Союз, мощная сверхдержава. У нее было немало проблем, но назовите страну, у которой их нет. Пришли странные люди - реформаторы. Возможно, они были идиотами, возможно, агентами мирового империализма - это по выбору. Начались реформы. Их результаты оказались катастрофическими. И лишь когда к власти пришли государственники, жизнь начала налаживаться. Это устойчивый миф, в который верит большая часть граждан нашей страны.
- Простите, под "идиотами" вы имеете в виду себя и свою команду?
- Круг людей, с которыми связывают российские реформы, можно сужать или расширять. Я принимал активное участие в реформах, несу за них ответственность. Недавно опубликовал книгу "Гибель империи. Уроки для современной России", в которой на основе документов союзного правительства, переписки между Минфином, Госбанком, правительством и ЦК КПСС показано, как мне кажется, достаточно убедительно, что выстраиваемая современным мифотворчеством "картина мира" имеет мало общего с реальностью.
- А какова она, по-вашему, эта реальность?
- Россия в ХХ веке превратилась из страны - экспортера зерна, каковой она была накануне Первой мировой войны, в крупнейшего в мире импортера этого товара. Возможность продолжения зернового импорта в определяющей степени зависела от источника конвертируемой валюты - доходов от экспорта нефти, нефтепродуктов и газа. Когда цены на нефть упали, советская экономика столкнулась с тяжелыми проблемами. Вся ее конструкция была построена на ненадежном фундаменте сверхдоходов от нефти. В середине 1980-х они исчезли. Встал вопрос: что делать? Перестать кормить сателлитов - значит распустить восточно-европейскую империю. С экономической точки зрения это было шагом разумным. Но политически для советского руководства такое решение было неприемлемо. Альтернатива - отказаться от импорта продуктов питания, посадить крупнейшие города на продовольственные карточки образца Гражданской или Великой Отечественной войны. Такой вариант также был политически неприемлем. Еще одна альтернатива - свернуть оборонное производство, остановить выпуск товаров, требующих импорта западных компонентов и комплектующих, свести к минимуму инвестиции. Выбор был тяжелым. В этой ситуации советское руководство приняло "мужественное" решение: закрыть глаза и ничего не делать. Чтобы продолжать закупки продовольствия, в 1985-1988 годах оно начинает в массовых масштабах занимать деньги за рубежом. На рубеже 1988-1989 годов давать в долг перестали. С этого времени в переписке советских органов меняется набор наиболее часто употребляемых слов. Сначала это "кризис", потом "острый кризис", затем "катастрофа".
(Фото: ВЛАДИМИР МУСАЭЛЬЯН, АЛЕКСАНДР СЕНЦОВ/ИТАР-ТАСС)
- То есть ситуация "для служебного пользования" была ясна?
- Чтобы не быть голословным, процитирую документы. Из записки министра хлебопродуктов СССР А. Будыки первому заместителю председателя Совета министров СССР В. Никитину от 11 августа 1989 года: "Из урожая текущего года не хватает 30,7 млн. тонн зерна фуражных культур. [...] Учитывая изложенное, возникает необходимость ускорить решение вопроса о закупке фуражного зерна за границей". Быстро растут просроченные платежи, иностранные поставщики прекращают отгрузку зерна СССР.
Первому секретарю Ленинградского обкома КПСС Б. Гидаспову ситуация видится так (заседание Политбюро ЦК КПСС 16 ноября 1990 года): "Я утром еду на работу, смотрю на хвосты в сто, тысячу человек. И думаю: вот трахнет кто-нибудь по витрине, и в Ленинграде начнется контрреволюция. И мы не спасем страну". Надо признать, партийный лидер реалистично оценивал ситуацию.
В это время СССР уже не просто привлекает кредиты, страна просит гуманитарной помощи. Идет оживленная дискуссия о том, как ее распределять. Замминистра обороны сверхдержавы В. Архипов в январе 1991 года пишет председателю Центральной комиссии по использованию гуманитарной помощи Л. Воронину: "Прошу вас передать Министерству обороны СССР 8 млн. комплектов суточных рационов военнослужащих Бундесвера (сухих пайков), поступающих из Германии в качестве гуманитарной помощи".
Помощник президента СССР А. Черняев - человек информированный - описывает сложившуюся ситуацию: "Вчера был Совет безопасности. Проблема продовольствия... Но теперь уже конкретнее - хлеб. Не хватает 6 млн. тонн до средней нормы. В Москве, по городам уже очереди такие, как года два назад за колбасой".
Когда читаешь это, невольно вспоминаешь переписку царского, а потом Временного правительства осени 1916 - весны 1917 года. Ее тон такой же. Командующие фронтами докладывают, что вместо полагающегося по нормативу многомесячного запаса продовольствия его осталось на 20 дней, потом - на 15 дней, на 4 дня. Затем сообщают, что продовольствия не осталось вовсе.
- Вернемся в начало 90-х...
- После краха путча союзные институты перестали функционировать. К осени 1991 года страна, не располагающая валютными резервами, стала банкротом. Процитирую документ, который, на мой взгляд, ставит точку в экономической истории СССР. А. Носко (заместитель председателя правления Внешэкономбанка СССР) 26 ноября 1991 года информирует Комитет по оперативному управлению народным хозяйством: "Ликвидные валютные ресурсы полностью исчерпаны, и текущие валютные поступления от экспорта не покрывают обязательства по погашению внешнего долга страны". Начавшиеся на этом фоне преобразования трудно назвать реформами. Собственно, это были не реформы. Речь шла о жестких реанимационных мероприятиях, задача которых - предотвратить развитие событий по сценарию 1917-1918 годов - с анархией, голодом и кровопролитной гражданской войной.
- В тот момент вы верили в успех?
- Был убежден, что шансы на это есть. Мне интересно слушать рассуждения тех, кто сейчас объясняет, как легко было все устроить на рубеже 1991-1992 годов. Обычно, когда этим людям задаешь пять-шесть конкретных вопросов, их энтузиазм, уверенность в том, что они знают, как надо было действовать, иссякают. Представить, что могло произойти осенью 1991 года в стране, начиненной ядерным оружием, страшно. В 2001 году выдающийся экономист, один из создателей Чикагской экономической школы, профессор Харбергер пригласил меня выступить на семинаре, посвященном событиям в 1991-1992 годах на постсоветском пространстве. Собрались специалисты, имеющие немалый опыт проведения экономической политики. Подробно рассказал о сложившейся в России в эти годы ситуации, потом задал вопрос: "Скажите, что бы вы сделали в подобном положении?" Наступила пауза. Министр финансов одной крупной страны ответил: "На вашем месте я бы застрелился. Остальные решения хуже". Застрелиться несложно. Надо было добиться того, чтобы страна дожила до следующего урожая. Решать эту задачу пришлось без наркоза. Откуда его взять, если он за годы безответственной экономической политики уже разбазарен.
- Вернись вы сегодня на пятнадцать лет назад, вы бы сделали что-то иначе?
- По технике проведения реформ изменил бы многое. За последние пятнадцать лет накоплен богатый опыт постсоциалистического развития. В начале 1990-х годов его не было. Тогда пришлось решать уникальные проблемы, не имеющие прецедента в мировой экономической истории.
- Как бы вы кратко резюмировали главный итог тех реформ?
- Правительство России, сформированное в ноябре 1991 года, получило в наследство тяжелый экономический кризис. Принимая нестандартные, тяжелые и непопулярные меры, оно сумело добиться того, что страна не столкнулась с гуманитарной катастрофой, а человечество не оказалось на грани уничтожения.
В начале 1992 года даже в самом "Правительстве Гайдара" мало кто верил, что автору непопулярных мер удастся удержаться у власти более двух-трех месяцев. На фото: Москва, декабрь 1992 года. Егор Гайдар после выступления на VII съезде народных депутатов
(Фото: ДМИТРИЙ БОРКО)
- А что сегодня?
- Сегодня за нами восемь лет устойчивого экономического роста, основой которого являются отнюдь не только высокие цены на нефть и газ. Многие отрасли растут быстрее, чем энергетика. Финансовое положение страны устойчиво. Макроэкономические показатели удовлетворительны. Валютных резервов достаточно, чтобы, по меньшей мере в среднесрочной перспективе, чувствовать себя комфортно. Реализуемая в последние годы макроэкономическая и финансовая политика вызывает уважение. В условиях высоких цен на нефть проводить ответственный курс сложнее, чем когда они находятся на низком уровне.
- То есть экономика наша в полном порядке?
- В бочке меда есть и ложка дегтя. Структурные реформы остановились. Есть немало проблем, которые необходимо решить в России, чтобы сделать экономическое развитие устойчивым. К сожалению, благоприятная конъюнктура нефтяного рынка позволяет ничего не менять. Из экономических соображений понятно, что проводить реформы в условиях стабильной финансовой ситуации, когда есть "подушка безопасности", лучше. Но политическая логика иная: реформы обычно начинают тогда, когда не проводить их нельзя.
Другая неприятная вещь - тенденция к огосударствлению экономики, по меньшей мере некоторых ее секторов, возникшая иллюзия, что это полезно. Мог бы разделить подобные взгляды, если бы не знал, в каком положении находилась государственная нефтяная промышленность СССР. Неплохая иллюстрация - материалы совещания в правительстве СССР, состоявшегося 17 сентября 1990 года. Из выступления председателя Госплана Ю. Маслюкова: "Мы понимаем, что единственный источник валюты - это, конечно, нефтяной источник... Если мы сейчас не примем все необходимые решения, то мы следующий год можем провести так, как нам еще не снилось. [...] По соцстранам может закончиться самым критическим образом. Это все нас приведет к самому настоящему краху, и не только нас, но и всю нашу систему..." Председатель правительства Н. Рыжков говорит о сложившейся ситуации не менее откровенно: "...Нужны гарантии Внешэкономбанка, а он не может их дать. [...] Я вижу, не будет нефти, не будет экономики страны". 31 октября 1990 года МВЭС СССР докладывает о катастрофическом положении, складывающемся с выполнением графиков отгрузок нефти на экспорт. Подчеркну - эти признаки надвигающейся катастрофы обозначились в то время, когда вся нефтяная промышленность была в руках государства.
- В последнее время вновь развернулась дискуссия о путях развития России, все больше приобретающей черты энергетической сверхдержавы. Как по-вашему, какой выбор при всей условности моделей - "австралийская", "мексиканская", "венесуэльская" - был бы для нас оптимальным?
- Россия, как и СССР, сталкивается с проблемой, которая в научных кругах называется "нефтяным проклятием". Мы в этом не одиноки. Есть высокоразвитые страны, вынужденные решать подобные проблемы. Яркий пример - Норвегия, страна с самым высоким показателем индекса человеческого развития в мире. Само по себе ресурсное богатство не порок. Научиться управлять экономикой в богатой ресурсами стране можно, но необходимо понимать, что это своеобразная экономика. Полагать, что норвежской или российской экономикой можно управлять так же, как и американской или германской, - заблуждение.
Человечество многие тысячелетия жило без электричества. Создало великие цивилизации. Однако если сегодня в Нью-Йорке или Москве перебои в энергоснабжении продлятся несколько часов, это дезорганизует жизнь мегаполисов. Нечто подобное происходит с доходами от нефти. К ним легко привыкнуть. Когда они исчезают, адаптироваться сложнее. Диверсификация российской экономики - стратегически важная задача. Но ее нельзя решить лобовыми методами, сказав: "Давайте вложим деньги во что-нибудь, не связанное с сырьем и топливом. И дело сделано!" Правительства богатых ресурсами государств неоднократно пытались потратить средства на диверсификацию экономики. В большинстве случаев это закончилось разбазариванием денег или просто масштабным воровством. Пока не вижу оснований полагать, что в России судьба государственных инвестиций будет иной. Что делать в этой ситуации? Обеспечивать правовую и финансовую стабильность, создавать базу привлечения отечественных и иностранных частных инвестиций в несырьевые сектора, укреплять гарантии прав собственности. В этом году в Россию пошел крупный поток инвестиций. Если не будем делать глупости, через несколько лет сможем получить диверсифицированную экономику, в значительно меньшей степени зависящую от конъюнктуры сырьевого рынка.
Егор Гайдар: "Есть немало проблем, которые необходимо решить в России, чтобы сделать экономическое развитие устойчивым. К сожалению, благоприятная конъюнктура нефтяного рынка позволяет ничего не менять"
(Фото: Андрей Замахин)
- Тогда почему нас с нашей недифференцированной экономикой Европа не желает пускать к себе?
- Идет торг. Это нормально. У каждой из сторон есть свои интересы. Наш важный аргумент - запасы газа и нефти, обеспечивающие возможность стабильного снабжения Западной Европы энергоресурсами. У ЕС - возможность допустить или не допустить нас к розничному распределению газа. В процессе дискуссий стороны нередко прибегают к высокому пропагандистскому "штилю". Но в срыве переговоров никто не заинтересован.
- И в заключение несколько блиц-вопросов... Каков ваш прогноз на 2007 год?
- Прогнозировать развитие событий в России можно лишь сценарно. Темпы роста в будущем году окажутся в диапазоне 5,5-6 процентов. Инфляция - 8-9 процентов. Курс рубля по отношению к доллару - в районе 27 рублей. Картина похожа на происходившее в 2006 году.
- Каковы факторы риска?
- Резкое падение цен на нефть. Пока такое развитие событий представляется маловероятным, во всяком случае в 2007 году. В ближайшее время не вижу и предпосылок банковского кризиса. Подчеркиваю: ручаться, что власти не наделают глупостей, не могу. Это риск, который всегда надо учитывать.
- Ваше отношение к санкциям против Грузии и Молдавии?
- Все зависит от того, какую цель ставить. Если укрепить существующие в этих странах режимы, мобилизовать общественную поддержку в их пользу, усилить антироссийские настроения, то введение санкций - мера эффективная.
- Коррупцию в нашей стране можно победить?
- В долгосрочной перспективе можно. Для этого нужно добиться прозрачности в работе госаппарата, обеспечить наличие свободной и влиятельной прессы, сформировать независимый парламент. Идея, что с коррупцией можно бороться с помощью ужесточения наказания и увеличения полномочий правоохранительных органов, непродуктивна. Попытки ее воплощения приводят к перераспределению взяток в пользу ведомств, ответственных за борьбу с коррупцией.
- Вы принимали участие в подготовке десятков реформ. Какими из них вы сегодня гордитесь?
- Одной из наиболее успешных, на мой взгляд, была налоговая. Принесла позитивный результат и реформа бюджетного федерализма. Важнейшая реформа, которую удалось провести во время, когда закрывалось "окно политических возможностей", - создание Стабилизационного фонда. Стране, зависимой от колеблющихся в широком диапазоне сырьевых цен, это позволило укрепить стабильность финансовой системы. Воплотить в жизнь все реформы удается редко. Военная, в подготовке которой институт принимал активное участие, имела шансы на реализацию, но, к сожалению, в том виде, в котором мы ее предлагали, не была принята властями. Об этом жалею.
- А административная?
- Это случай отдельный. Сознательно отказывался вовлекать институт в работы, связанные с административной реформой. Не потому, что не считаю ее важной. Написать 7-10 страниц о том, как ее необходимо проводить, не составляет проблемы. А дальше все упрется в то, что эти "правильные страницы" никому не нужны. Нужны десятки тысяч страниц - конкретных разработок, связанных с тем, что надо делать, к примеру, с санэпидемслужбой, госпожарнадзором, экологическим надзором, ГИБДД. И нужны не абстрактные размышления, а глубокое знание материала. Этого можно добиться, лишь если обеспечена поддержка со стороны руководства страны, когда оно хорошо понимает, насколько это тяжелая и конфликтная работа, готово вникать в детали. Пока такой воли не вижу.
|
