|
(18.08.2006) На всех телеэкранах страны танцевали маленькие лебеди, тяжелая бронетехника крошила гусеницами асфальт на столичных трассах, к Белому дому стекались толпы москвичей, которые мало что понимали в происходящем, но готовы были защищать демократию от кого угодно. По плану штурм Белого дома должен был начаться в ночь на 21 августа совместными силами армии, КГБ и МВД. С тактической точки зрения сделать это несложно, докладывали военные, но только с одним условием – жертв среди гражданского населения избежать бы не удалось.
Начало штурма – или, как его называли, операции «Гром» – несколько раз откладывали, а потом и вовсе отменили. Никто в Госкомитете по чрезвычайному положению (ГКЧП) не решился взять на себя ответственность за жертвы среди гражданского населения. Кроме того, страна, которую заговорщики пытались спасти, находилась на грани финансового краха и жила за счет иностранных кредитов и гуманитарной помощи.
Заложенное-перезаложенное имение
С середины 1970-х годов советская финансовая система находилась в прямой зависимости от конъюнктуры на мировом энергетическом рынке. Доходы бюджета обеспечивались в первую очередь за счет нефтегазового экспорта. В 1981 – 1986 годы Саудовская Аравия стала наращивать нефтедобычу в разрез с соглашениями ОПЕК, из-за чего цены на нефть упали в несколько раз. Это запустило механизм разрушения Советского Союза. Экономическая логика требовала секвестировать социальные программы и расходы на оборону, но политические причины не позволяли руководству страны пойти на подобные меры. Население не отличалось лояльностью, в армии, которая несла потери в Афганской войне, зрели заговорщицкие настроения. Любое решение могло привести к бунту или военному перевороту, поэтому партия и правительство ограничились видимостью реформ: «Перестройка. Ускорение. Гласность». Одновременно они начали расширять внешние заимствования и осваивать накопления граждан, хранящиеся в Сбербанке. Это позволило стране протянуть в долг еще несколько лет.
В период 1981 – 1991 годов чистый долг СССР достиг 28,5 млрд руб. В 1991-м правительство напряглось и выделило на погашение долга и процентов около 10 млрд руб., что, конечно, пробило заметную брешь в платежном балансе страны. Если в начале 1990 года у России еще было $15 млрд валютных резервов, хранившихся в иностранных банках, то к ноябрю их «проели», и в мае 1991-го сумма неплатежей партнерам за поставки составила $3 – 5 млрд. Прежде безупречная кредитная история Советского Союза была безнадежно испорчена. Накануне путча страну от дефолта отделяли недели. В третьем квартале злосчастного 1991 года дефицит бюджета приблизился к 30% ВВП. Даже если бы ГКЧП удалось спасти СССР от распада, защитить его от банкротства все равно бы не удалось.
Дефицит консолидированного бюджета советских республик в 1991 году составил 197 млрд руб., но «младшие сестры» заранее стали готовиться к апокалипсису, запасая продукты. В первом полугодии 1991 года РСФСР получила от них только 22% запланированных поставок сахара, 30% чая, 19% крупы, 22% мыла. Более того, все республики Союза, за исключением России, ввели на своих границах таможни, чтобы не допустить вывоза товаров народного потребления. Украина и Эстония в начале 1991 года разместили за границей заказы на выпуск собственных валют. В обращение они были запущены уже после того, как развал Союза стал свершившимся фактом. Исполнение госзаказов советскими предприятиями практически не контролировалось министерствами: за девять месяцев 1991 года было недопоставлено товаров на 4 млрд руб. Индустриальная модель, созданная еще при Сталине, распалась на мелкие части.
К стенке или в застенок
Михаил Горбачев, измотанный подготовкой к подписанию Союзного договора, решил отправиться в отпуск. 3 августа он вернулся домой непривычно рано, в семь часов вечера, заявив Раисе Максимовне: «Завтра летим в Крым. Насколько получится. Если сейчас не отдохнем, то неизвестно, когда...» – пишет в своей книге «Горбачев. Человек, который хотел, как лучше…» президентский пресс-секретарь Андрей Грачев.
На хозяйстве в Кремле остались вице-президент Геннадий Янаев и Олег Шенин, незадолго до того повышенный с должности секретаря Красноярского крайкома до заместителя генсека по партийным делам. Последнему президент перед отлетом намекнул, что тот остается за главного. Уже у трапа он сказал, прощаясь: «Не расслабляйтесь. Отслеживайте обстановку. Если что, действуйте по ситуации».
Переворот начался в половине пятого вечера 18 августа, когда глава КГБ Владимир Крючков санкционировал отключение форосской резиденции, где расположилась семья Горбачевых, от всех средств связи. Тем временем на объекте «АВС» – городской даче КГБ – собрался костяк заговора, направленного против подписания нового Союзного договора: Владимир Крючков, министр обороны Дмитрий Язов, заместитель президента по Совету обороны Олег Бакланов, Валерий Болдин – руководитель аппарата президента, и «действовавший по ситуации» Шенин. На осуществление переворота оставалось всего две недели, действовать нужно было решительно.
В заговор оказались вовлечены премьер-министр Валерий Павлов, вице-президент Геннадий Янаев, председатель Верховного Совета СССР Анатолий Лукьянов, министр внутренних дел Борис Пуго. Им предстояло сформировать ГКЧП и сыграть публичную роль в перевороте.
Всех их задолго до начала путча «обработал» в конфиденциальных беседах председатель КГБ – он был единственным человеком в стране, который мог не опасаться «прослушки». По сути, он и являлся главным идейным вдохновителем заговора. Выступая в середине года на закрытом заседании Верховного Совета СССР, Крючков призывал к решительным мерам в защиту Конституции СССР, страны, находившейся, по его мнению, на грани катастрофы. «У нас есть достоверная информация относительно кредитов. Разговоры о том, что нам могут выделить $250 млрд или хотя бы $100 млрд – это сказки, иллюзии. Это или самообман, или обман других. Но представим себе, что можно получить $15 – 20 млрд. Дорогие товарищи, это же нас не спасет. Такая страна, как наша, может обеспечить себя только сама», – отчаянно вещал с трибуны Крючков. В августе он попытался претворить свои слова в дело. Раз Горбачев его не слушал, Горбачева нужно было нейтрализовать.
После кто-то назвал августовский путч «любительской импровизацией с трагическими последствиями». На самом деле участники готовились весьма обстоятельно. Пока председатель КГБ вербовал нелояльных Горбачеву сановников, его подчиненные разработали концепцию и проекты основных документов ГКЧП. Они предусмотрели множество мелочей – таких, например, как действия в отношении президента РСФСР Бориса Ельцина. «Мягкий» вариант предусматривал, что с ним можно будет договориться либо о нейтралитете, либо о совместных действиях против Горбачева. «Жесткий» сценарий предполагал заточение Ельцина в Завидове или на военном объекте «Медвежьи озера» близ Щелкова.
Олег Бакланов и командующий сухопутными войсками Валентин Варенников отправились в Форос с ультиматумом Горбачеву. Он должен был или ввести чрезвычайное положение в Прибалтике, Молдавии, Армении, Грузии и «отдельных областях» Украины и РСФСР, или уйти в отставку. Президент отказался силой удерживать республики в составе СССР, и ядерная держава на 73 часа осталась без верховной власти. Янаева тем временем нещадно поили другие члены ГКЧП, убеждая его взять на себя обязанности главы государства. Павлов же, как утверждают очевидцы, изрядно набрался сам и первое «независимое» заседание правительства 19 августа открыл разухабистой фразой: «Ну, что, мужики, будем сажать или будем расстреливать?»
Горбачев не допускал даже мысли о том, что переворот может увенчаться успехом. Внешнеполитические партнеры Гельмут Коль, Франсуа Миттеран и Джордж Буш, который тогда еще не носил приставку «старший», ни за что не окажут поддержки хунте, они наверняка перекроют кредитные поступления, советские банки моментально обанкротятся. Ведь кредиты уже давно давали не «под СССР», а лично под Горбачева. «Томящийся в заточении президент искренне удивлялся, как его подчиненные могли оказаться такими «мышиными умами» и не продумать элементарных вещей», – вспоминает его помощник Александр Черняев.
Мировые лидеры, кстати, отреагировали на путч по-разному. Американский президент вскоре после его начала примчался в Киев, чтобы удержать украинского лидера Леонида Кравчука от выхода из СССР. Канцлер Коль проявил себя настоящим дипломатом. В ходе выступления в бундестаге он безапелляционно выразил солидарность с «законным советским руководством», и практически одновременно в Бонне было подписано соглашение с представителями РСФСР, которое уравняло статус советско-германских и российско-германских отношений. Коль сделал ставку на Бориса Ельцина, к которому давно испытывал расположение. Как-то на торжественном обеде сидевшая рядом с российским президентом госпожа Коль закурила. Ельцин, не выносящий табачного дыма, вырвал у немки сигарету и затушил. Это некомильфо вызвало лишь улыбку Гельмута Коля, который к тому времени превратился из друга Горбачева в друга Ельцина.
Франсуа Миттеран, поддавшись влиянию то ли личного астролога Элизабет Тейсье, то ли посла во Франции Юрия Дубинина, поддержавшего ГКЧП, сначала выразил готовность иметь дело с «новыми советскими властями», а после не слишком торопился поздравить Москву с подавлением путча. Повинился перед Горбачевым он лишь на международной конференции по «человеческому измерению». Она состоялась в Москве в депрессивные сентябрьские дни. Мировые лидеры ехали в СССР с большой охотой: всем было интересно посмотреть на руины империи. Пока в Москве делили власть, союзные республики, воспользовавшись суматохой, еще сильнее отгородились от центра.
Народ гуляет
Августовский путч обошелся почти без крови. Трое молодых людей – Дмитрий Комарь, Владимир Усов и Илья Кричевский, пытавшиеся остановить продвижение бронетехники к Белому дому, по иронии судьбы стали последними героями Советского Союза. Четвертой жертвой можно считать министра Пуго, застрелившегося в своей квартире после провала переворота.
«Ощущение унизительного положения, когда я, несмотря на все мои многочисленные попытки, так и не сумел уяснить, что же происходит, не оставляет меня до сих пор… – писал в 1993 году покойный ныне генерал Лебедь. – Выслушав состав ГКЧП, я был глубоко поражен одним обстоятельством: какой захват власти могли осуществить эти люди, когда они и так были воплощением власти – вице-президент, премьер-министр, министры обороны, безопасности, внутренних дел?»
Защитники Белого дома, строившие баррикады, тоже не совсем четко осознавали, какая власть в стране может считаться законной и от кого ее нужно защищать. Ими двигала вера в то, что стоит нейтрализовать членов ГКЧП, освободить заточенного в Форосе Горбачева и передать реальную власть Борису Ельцину, и страна будет процветать. Романтика революции не позволяла размышлять о том, что страна развалилась не в одночасье по злому умыслу председателя КГБ Крючкова. Гайки из рельсов советской машины методично выкручивались в течение десятилетий, и какая бы группа ни взяла тогда верх, страна все равно неизбежно должна была скатиться в пропасть. 100 000 человек стояли в тревожном ожидании у Белого дома, слушали знаменитое ельцинское выступление с танка, служили живым щитом, который и удержал членов ГКЧП от штурма здания российского правительства.
По данным опроса ВЦИОМ, 19% населения до сих пор не определились с оценкой путча, у 39% опрошенных вне зависимости от того, поддерживали они ГКЧП или нет, августовская попытка переворота не вызывает положительных эмоций. Количество сочувствующих защитникам Белого дома за 14 лет возросло с 21% до 27%. 18% россиян встали бы на сторону ГКЧП, если бы им сейчас удалось вернуться в 1991 год. Им противостояли бы лишь 13% соотечественников, верных в своих симпатиях Борису Ельцину. Исследование «Левады-центра» показало, что россияне моложе 25 лет в большинстве своем не согласны с тем, что путч имел гибельные последствия для страны. В то же время среди респондентов старше 55 лет это мнение разделяют уже 45%.
Летим в новую страну
Основываясь на своем опыте военного, Александр Лебедь пытался доказать в своей книге «Спектакль назывался путч: Воспоминания генерала воздушно-десантных войск», что августовская попытка переворота на самом деле являлась спланированной акцией по разгрому КПСС, развалу Союза и доведению населения до нищеты. Его аргументы таковы: все члены ГКЧП обладали широчайшими полномочиями благодаря своим постам. И удивительно, как они не смогли справиться с армией. Из чего можно сделать вывод, что они попросту не захотели.
На парламентской комиссии, занимавшейся расследованием путча, у генерала спросили, смог ли бы он взять Белый дом, окруженный огромной толпой защитников и баррикадами. Он удивил парламентариев ответом: «С двух направлений в здание вгоняется два-три десятка ПТУРов (противотанковых управляемых ракет. – Прим. «Ко») без особого ущерба для окружающей его толпы. Когда вся эта прелесть начнет гореть, а хуже того, дымить, а в дыму сольются воедино лаки, краски, полироль, шерсть, синтетика, подтяни автоматчиков и жди, когда обитатели здания начнут выпрыгивать из окошек. Кому повезет, будет прыгать со второго, а кому не повезет – с 14-го...»
Вместо этого была разыграна комедия: российская делегация во главе с Александром Руцким освободила Горбачева из заключения и доставила его в Москву. В самолете из Фороса президент произнес пророческую фразу: «Летим в новую страну». То, что люди ждут его на баррикадах у Белого дома, от него скрыли. Горбачев с семьей отправился на подмосковную дачу, а толпа с флагами и транспарантами, простояв до 4 утра, стала расходиться. Это означало «политическую смерть» президента СССР.
В те дни в СССР все происходило в последний раз. Члены ГКЧП оказались последними политзаключенными, погибшие защитники Белого дома – последними героями Советского Союза. Заместитель президента по Совету обороны Олег Бакланов имел все причины стать излишне суеверным: когда он возвращался из Крыма, куда он ездил с ультиматумом Горбачеву, по дороге из аэропорта у его машины лопнуло колесо – прямо напротив Лефортовской тюрьмы. Там он и оказался через несколько дней.
Главной своей цели ГКЧП все-таки добился. Никакого Союзного договора 20 августа подписано не было.
|
