|
Под грифом «Совершенно секретно»
В Центральном разведывательном управлении США следили за Михаилом Горбачевым и его окружением в 1991 году и заранее предсказывали возможность переворота. Об этом свидетельствуют документы ЦРУ с грифом «секретно», который был снят в марте этого года к 85-летию Горбачева. Переписку между офисом ЦРУ и агентами в Москве опубликовал Национальный секретный архив США, информирует телеканал «Звезда».
«Эра Горбачева подошла к концу. Даже если Горбачев останется в кресле еще на год, реальная власть, похоже, уже в руках сильных функционеров в республиках. Если Горбачев будет отстранен от власти в ближайшее время, скорее всего, сторонники жестких мер возьмут верх над слабыми управленцами и организуют что-то вроде Национального Комитета Спасения».
То есть в ЦРУ не просто знали о том, что «сторонники жестких мер» предпримут попытку отстранить Горбачева от власти, но и почти угадали с названием ГКЧП. В этом же докладе говорится, что тем не менее растут и шансы демократов, и смена власти вряд ли будет безболезненной. Американские разведчики считали переворот в ближайшие месяцы неминуемым и просчитывали все варианты.
«Если "традиционалисты" сместят Горбачева, это будет означать сохранение империи и авторитарного строя жесткими средствами. Они быстро подавят оппозицию, арестуют, или даже казнят ее лидеров, начиная с Ельцина, и обратят вспять вновь обретенные свободы», - говорится в документе.
Однако в ЦРУ считали, что «традиционалистам» будет сложно удержать власть, «поскольку у них нет надежной программы для решения проблем страны и внутренних разногласий». Фактически этими словами заокеанские разведчики предсказали путч и его провал еще за четыре месяца до попытки переворота.
«Советский Союз сейчас находится в революционной ситуации и текущая система с доминирующим центром, похоже, обречена», - заявляет автор доклада.
Далее в документе дается подробный анализ текущей ситуации в руководстве СССР и расстановка сил в верхних эшелонах власти. В ЦРУ со знанием дела сообщают, что «реформаторы и традиционалисты, похоже, уже встали в боевую стойку». Имеется в виду противостояние демократов, возглавляемых Ельциным со сторонниками традиционного советского строя. Американцы отмечают в документе, что «ставки в схватке между ними очень высоки».
Приводится и анализ поведения Горбачева – он, по данным ЦРУ, «отчаянно хочет удержаться у власти и будет упорно отказываться от добровольного ухода».
«Сама по себе отставка Горбачева ничего не решит: нет никакой уверенности в том, что тот, кто придет к нему на смену, сможет изменить ситуацию к лучшему. Представляется, что Горбачев получает однобокую информацию о том, что происходит, поскольку весь поток информации контролируется КГБ и традиционалистами», – пишет сотрудник ЦРУ.
В докладе также перечисляются люди, которые могут попытаться устроить переворот – фактически, это полный список будущего ГКЧП! В американском разведуправлении отмечают, что эти люди («традиционалисты», как они их называют) сосредоточили в своих руках важные рычаги и силовые структуры.
« • Вице-президент Янаев – это законный преемник Горбачева сроком до 90 дней на время избрания нового президента. Для верхних эшелонов власти он новый, и вряд ли он возглавит тайный сговор, но у него связи с КГБ, и он, вероятно, станет сообщником.
• Заместитель генсекретаря Ивашко, следующий в очереди на замещение Горбачева в качестве главы КПСС. Не является сильным лидером и на вряд ли продержится долго в качестве главы партии, если это опять будет признано важной ролью…
• Шеф КГБ Крючков, который впечатлил наблюдателей как самый умный и наиболее активный член группы, является самым влиятельным среди лидеров традиционной системы и будет чрезвычайно важным в любом действии против Горбачева. Он постоянно подталкивает Горбачева держаться более жесткой линии.
• Министр обороны Язов не представляется активным лидером, который возьмет инициативу в группе, но станет усердным сообщником, в случае если ключевые игроки будут в деле.
• Министр внутренних дел Пуго в прошлом связан с КГБ. Он будет охотно сотрудничать, но не в качестве ключевого игрока.
• Первый заместитель министра внутренних дел Борис Громов героизирован как последний командир советских военных сил в Афганистане. В свои 48 он может стать ключевым игроком в любом перевороте.
• Премьер-министр Павлов никого не впечатлил своей работой с января, когда он занял пост и вряд ли станет ключевым игроком».
Таким образом, в ЦРУ не только знали о том, что СССР находится на грани распада, а власть Горбачева непрочна, не только предсказали силовой переворот с неясным исходом, но даже назвали его вероятных участников. Однако в рассекреченных документах ничего не говорится о роли самой Америки в раскачивании ситуации в Советском Союзе. Вероятно, что эта роль была не самой последней, но сегодня в Вашингтоне предпочитают не вспоминать о том, как приняли участие в уничтожении огромной страны.
Чем был августовский путч 1991-го – попыткой спасти СССР или спланированной политической провокацией? Почему президент Горбачев оказался на отдыхе у моря в те дни, когда на улицы Москвы были введены танки? От чего тряслись руки у главного путчиста Геннадия Янаева? Как Борис Ельцин оказался на танке с речью к россиянам? Журналисты телеканала «Звезда» вместе с очевидцами изучили тайные механизмы, которые привели СССР к катастрофе, отголоски которой ощущаются до сих пор.
Источник – телеканал «Звезда»
Рассказывают офицеры 9-го управления КГБ
«25 лет назад наша страна могла пойти по совсем другому пути. Но Государственный комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП) просуществовал всего четыре дня.
Сегодня, когда прошло уже двадцать пять лет со времени событий, буквально перевернувших нашу страну, мы всё чаще обращаемся к рассказам и свидетельствам людей, которые были как в центре происходившего, так и совсем рядом, пишет журналист газеты «Совершенно секретно» Алексей Богомолов. У каждого из них есть своё собственное, возможно, субъективное восприятие, но их, при всей разнице в положении и оценках, объединяет одно: все они в дни путча были действующими офицерами 9-го управления КГБ. И каждому из них до этого по нескольку десятилетий пришлось поработать как с первыми лицами СССР, так и с зарубежными руководителями. Все они были членами КПСС, но у каждого из них за много лет службы сложилось своё отношение к партии и её руководителям. Профессиональные охранники – люди очень наблюдательные: от их внимания не ускользнёт ни малейшая деталь. И поэтому их оценки и поступки интересны даже сегодня.
«Об угрозе жизни Горбачёва не могло быть и речи»
Владимир Медведев, генерал-майор КГБ, заместитель начальника охраны Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева, в августе 1991 года – начальник охраны Президента СССР Михаила Горбачёва. После отставки написал книгу под названием «Человек за спиной», в которой, среди многого другого, рассказал и о своём восприятии происходившего в августе 1991 года. По его словам, в Форосе на объекте «Заря», где отдыхал Президент СССР и Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачёв с семьёй, необычная активность началась 18 августа примерно в 16.30. Именно тогда Медведеву сообщили, что пограничникам поступила команда никого не выпускать через резервные ворота госдачи. А через несколько минут в кабинет Медведева вошли начальник 9-го управления КГБ Плеханов и его заместитель Генералов. Плеханов приказал Медведеву доложить Горбачёву о том, что к нему прибыла «группа товарищей» в составе: Шенин, Бакланов, Болдин, Варенников. А потом между начальником охраны и президентом произошёл короткий диалог:
– Михаил Сергеевич, разрешите?
– Заходи. Что там?
– Прибыла группа. – Я назвал по именам. – Просят принять.
Он удивился.
– А зачем они прибыли?
– Не знаю.
Горбачёв надолго замолчал. Я стоял около минуты. Он что-то заподозрил. Почему же не захотел посоветоваться, прикинуть варианты: Володя, задержись, потолкуем. С кем приехали – одни, с «Альфой»? Какой был разговор? Не уходи. Будь со мной и выполняй только мои распоряжения. Или, если разговор секретный, возьми своих ребят и будьте рядом, наготове.
Мне кажется, какой-то предварительный разговор о том, чтобы ввести в стране чрезвычайное положение, у них с Горбачёвым был, может быть, в самой общей форме. Ведь они прилетели не арестовывать президента, а договориться с ним, уговорить его поставить свою подпись. Раз летели, значит, надеялись. Что же, в итоге не сошлись в формах и методах?
А потом прибывшие из Москвы «товарищи» побеседовали с Горбачёвым и вышли несколько расстроенные. Руководитель аппарата Горбачёва Болдин сказал, что тот отказался подписывать документ о введении чрезвычайного положения. Уже позднее Медведев задался вопросом, что было бы, если Горбачёв решился бы изменить создавшееся положение:
– Ребята были у меня под рукой. В моём распоряжении были резервный самолёт Ту-134 и вертолёт. Технически – пара пустяков: взять их в наручники и привезти в Москву. В столице бы заявились, и там ещё можно было накрыть кого угодно. Было ещё только 18-е. Что же, Горбачёв не смекнул? Не знал исхода? Но как же тогда страна, мы, могли догадаться?
Для меня как начальника охраны главный вопрос: угрожало ли что-нибудь жизни президента, его личной безопасности? Смешно, хотя и грустно: ни об угрозе жизни, ни об аресте не могло быть и речи. Прощаясь, обменялись рукопожатиями. Делегация вышла от Горбачёва хоть и расстроенная, но в общем довольно спокойная: не получилось – и ладно, они этот исход предполагали. Что будет дальше, не знали ни Горбачёв, ни те, кто к нему пожаловал.
О том, что происходило с Медведевым дальше, писали довольно часто. Начальник управления дал ему письменный приказ оставить Горбачёва и отправиться с заговорщиками в Москву. А Горбачёв, проводив делегацию ГКЧП, продолжил отдыхать в Форосе. На вопрос, была ли угроза физического устранения Горбачёва, генерал Медведев отвечает однозначно:
– Какая там физическая угроза устранения… Даже душевный покой президента в те дни не нарушили. Мы улетели, а он отправился… на пляж. Загорал, купался. А вечером, как обычно – в кино.
Забеспокоился он много позже, спустя больше суток. То есть вечером 19 августа, когда Янаев на пресс-конференции объявил его, Горбачёва, больным.
Августовские события окончились для Владимира Медведева отставкой. Прилетевший из Фороса Горбачёв даже не поздоровался с ним, а 22 августа, в день рождения генерала, комендант горбачёвской дачи в Раздорах объявил ему указание президента: «Михаил Сергеевич просил вас сдать оружие и покинуть территорию дачи». Ну а дальше всё пошло в «лучших традициях»: перевод в менее престижное управление, исключение из списков на продовольственные заказы, изгнание в 24 часа из дачного посёлка и, как венец всего этого, – отправка на пенсию…
Алексей Сальников с тем самым флагом. Фото: Алексей Богомолов
«Я решил сделать новый российский флаг»
Алексей Сальников, в 1991 году подполковник 9-го управления КГБ, работавший с первыми лицами нашего государства. У Хрущёва, Косыгина, Андропова он считался почти «членом семьи» и выполнял самые необычные и часто конфиденциальные поручения лидеров СССР, а потом и новой России. События 1991 года он называет «революцией»:
– О том, что у нас в стране будет попытка государственного переворота, я, как и многие мои коллеги, мог только догадываться. В конце июля 1991 года меня отправили в отпуск и вдруг неожиданно вызывают: нужно подготовить Георгиевский зал Кремля для мероприятия. Что это будет, я тогда не знал, только потом понял, что речь шла о церемонии подписания Союзного договора, но, когда приехал, утром 19 августа, мне сообщили, что Горбачёв задержан и мероприятие отменяется. И я стал «догуливать» несколько дней полагавшегося мне отпуска…
Может быть, кому-то сегодня покажется странным, что подполковник «девятки», член КПСС, к тому времени уже 35 лет проработавший в этой структуре, вдруг станет рядовым защитником Белого дома. Впрочем, каким там защитником? Под танки я не бросался, на митингах не выступал, но участие в них принимал. И запомнил всё очень хорошо…
Когда утром 19 августа я вышел из Кремля, на Манежной была небольшая группа народа. Потом появился какой-то кран, на котором вывесили российский триколор. Площадь стала наполняться, начались выступления известных в то время действующих лиц. А потом все отправились к Белому дому. Я побывал там, видел всё вблизи. Кстати, встретил в толпе несколько наших сотрудников и целую группу врачей из 4-го главного управления Минздрава, некоторых из которых я знал в лицо.
Случилось так, что все главные действия проходили неподалёку от моего дома (живу я на Новом Арбате, у кинотеатра «Октябрь»). А на следующий день я использовал служебное положение, причём не думаю, что всё начальство одобрило бы мой поступок. Я решил сделать новый российский флаг. С белой и красной тканью в те времена особых проблем не было, а вот для синей полосы я пожертвовал свой собственный отрез тёмно-синего подкладочного шёлка.
В Кремле в здании Арсенала была пошивочная мастерская, где в любое время можно было привести в порядок одежду кого-то из первых лиц. А поскольку я много лет отвечал и за эту сторону работы, меня все прекрасно там знали. И выполнили мой «спецзаказ», сшили полотнище примерно два метра длиной и полтора шириной. Для чего мне это нужно, я не говорил, да наши мастерицы не особо интересовались: не принято было.
Мне пришлось видеть и слышать многое: и Ельцина на танке, и самодельные баррикады, и даже ночную трагедию в тоннеле под Новым Арбатом, в каких-то двухстах метрах от моего дома. Помню, что тело одного из погибших ребят долго лежало под дождём на углу Нового Арбата и Новинского бульвара (тогда это была улица Чайковского). А вызванная скорая всё не ехала…+
23 августа у Белого дома управляющий делами Верховного Совета РСФСР, по-моему, его фамилия была Шевченко, который знал меня в лицо, подошёл ко мне и попросил флаг, чтобы установить его в зале заседаний. Сказал, что большой флаг на здании есть, а для зала – нет, его заказали, но ещё не привезли. Обещал вернуть через день-другой. Я отдал флаг, и его установили в зале. Именно на его фоне Ельцин в присутствии Горбачёва подписал указ о роспуске Компартии. А через день я снова был в Белом доме, нашёл управляющего делами, и он сказал: флаг в кабинете у Руцкого, нужно подождать. Через полчаса он вынес мой флаг, который я до сих пор храню…
Будущий член ГКЧП Борис Пуго и Олег Борщёв (справа) во время визита в Китай. Фото: Из архива автора
«Самоубийство Бориса Пуго остаётся загадкой»
Олег Борщёв, полковник 9-го управления КГБ, прослужил в «девятке» 27 лет, работал со многими советскими и зарубежными государственными деятелями: Алексеем Косыгиным, Михаилом Соломенцевым, Михаилом Зимяниным, Анатолием Лукьяновым, Яношем Кадаром, Индирой Ганди. В 1991 году – начальник личной охраны министра внутренних дел Бориса Пуго.
С Борисом Карловичем Пуго Олег Борщёв начал работать сразу после сентябрьского (1989 года) Пленума ЦК КПСС, на котором Пуго, кстати, единственный из латышей, не имевший дореволюционного партийного стажа, был избран кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС. И работал с ним до августовских событий 1991 года.
– Около двух недель я работал один, пока не укомплектовали нашу группу. Моими заместителями стали Игорь Острецов и Владимир Хренов. Конечно, ребята всегда информировали меня о малейших недоработках. Но меня поразило, что на мои вопросы к Борису Карловичу, есть ли замечания к кому-либо по работе, неизменно следовала улыбка и ответ: «Всё нормально». Возможно, ответы были такими потому, что я объяснил ему, что мои подчинённые работают на подобном уровне впервые. В целом отношения с Борисом Карловичем были ровными, у нас царило взаимопонимание. О том, что так трагически закончилась его жизнь и жизнь его супруги, даже не хочется вспоминать.
Борис Пуго был человеком опытным и достаточно сильным руководителем. Латыш по национальности, он родился в Твери, в семье латышского стрелка. Происхождение, а также то, что он говорил по-русски намного лучше, чем по-латышски, во многом предопределили его будущую карьеру. Если его отец Карл Янович Пуго прошёл школу революции и Гражданской войны, прежде чем стать секретарём Рижского горкома партии, то у Бориса Карловича была комсомольская школа. А во второй половине 1970-х он, как и отец, стал первым секретарём Рижского горкома Компартии Латвии. Потом был председателем КГБ республики, а в послебрежневские времена возглавил латвийскую парторганизацию. В 1990 году сменил Вадима Бакатина на посту министра внутренних дел. Но, как считают многие исследователи, в ГКЧП он вступил в последний момент, подчиняясь партийной дисциплине и будучи убеждённым в необходимости введения чрезвычайного положения в СССР. Во всяком случае, он, как, впрочем, и некоторые другие участники путча, например Анатолий Лукьянов, перед упомянутыми событиями был в отпуске. Олег Борщёв вспоминает:
– Борис Карлович отдыхал в Крыму, в санатории «Южный». Тогда, в августе 1991-го, в санатории отдыхало много охраняемых лиц – Яковлев, Примаков, Лучинский и другие. Отпуск проходил традиционно. С Борисом Карловичем, как правило, после обеда мы играли 2–3 партии в бильярд.
Интересной была встреча Пуго в аэропорту. На лётном поле были руководители Крыма и мой коллега, начальник отдела в Крыму по фамилии Толстой. Я хорошо знал его по командировкам и представил Пуго: «Борис Карлович, – говорю, – а это руководитель местного подразделения охраны Толстой Лев Николаевич, потомок писателя Толстого». Борис Карлович принял это за шутку, но в машине я подтвердил, что сказанное чистая правда.
Воспоминания полковника Борщёва подтверждают, что предложение участвовать в составе ГКЧП для Бориса Пуго было несколько неожиданным. Во всяком случае, на 19 августа у него были запланированы совершенно другие, вполне мирные и семейные дела.
18 августа вернулись в Москву. Был день моего дежурства. Борис Карлович с членами семьи отправился на дачу, а я заехал домой переодеться и должен был позже сменить своего заместителя. На следующий день Борис Карлович ждал гостей – мать и брата из Риги. Вдруг звонок – звонит мой заместитель и говорит: «Поехали в Москву». Позже связались (я уже ехал в центр) – они в Министерстве обороны. В министерстве понял, что Борис Карлович участвует во встрече с министром обороны Язовым и председателем КГБ Крючковым. В то время был конфликт в Нагорном Карабахе, других точках. Мы с коллегами предполагали, что шла речь о каких-то совместных операциях силовиков. Позже было заседание в Кремле у председателя Совета Министров СССР Павлова. Всё это подтверждало наши догадки. 19 августа также было несколько встреч и заседаний. Поздно вечером, прощаясь с Борисом Карловичем у его квартиры, я обратил внимание, что настроение у него вполне оптимистичное.
Олегу Борщёву пришлось быть рядом с Борисом Пуго только в первый день существования ГКЧП, когда его участники ещё были уверены не только в своей правоте, но и в успешном исходе всего предприятия. Отсюда, скорее всего, и определённый оптимизм, который министр внутренних дел проявлял вечером 19 августа. Но потом всё изменилось. Через два дня Борис Пуго с супругой покончили жизнь самоубийством.
– 20-го числа я сменился и за событиями, происходившими в стране 20-го и 21-го, наблюдал по телевизору. 22 августа готовился выехать на работу. Вдруг звонок заместителя: «Тебе следует прибыть в подразделение – указание руководства». Там я узнал, что шеф застрелился. Что подтолкнуло его к такому решению, по-моему, на сто процентов неизвестно и сейчас. Не исключено, что это его реальный анализ всего, что произошло за последние 3–4 месяца: многочисленных встреч в ЦК КПСС, различных ведомствах и развивающихся событий в стране. Не забывайте, что он был офицером, генералом и знал, что такое честь. Борис Карлович и его супруга Валентина Ивановна любили друг друга и, видимо, поэтому приняли решение уйти из жизни вместе.
Борис Пуго был единственным из членов ГКЧП, покончившим жизнь самоубийством. До сих пор историки и политики по-разному оценивают поступки людей, совершённые четверть века назад. Одни считают, что он решился на этот шаг под влиянием эмоций, другие – что старался избежать позора, третьи до сих пор задаются вопросом – не было ли это убийством?
Когда Олега Борщёва попросили дать характеристику своему бывшему подопечному, рассказать о каких-то его личных чертах, он был немногословен:
– У них вообще была очень интеллигентная семья – сам Борис Карлович, его супруга, сын Вадим и брат. Ко мне всегда по имени-отчеству обращались и на вы. Отношение проявлялось даже в мелочах. Например, часто прикреплённым приходилось носить в руках папочки, принадлежавшие охраняемым. А Борис Карлович никогда мне папку в руки не давал – понимал, что у охранника руки всегда должны быть свободными.
Августовские события 1991 года по-разному воспринимались гражданами нашей страны – как теми, кто был на стороне ГКЧП, так и демократическим большинством. Естественно, своё собственное отношение к происходящему было и у сотрудников КГБ. Одни из них, в силу своего положения и ситуации, оказались практически в центре событий, другие участвовали в них лишь частично, а третьи использовали свои возможности для того, чтобы проявить гражданскую позицию. В душе и в карьере каждого из упомянутых нами офицеров август 1991 года оставил свой след. Владимир Медведев был без особого почёта отправлен на пенсию, а Олег Борщёв и Алексей Сальников успели ещё поработать в органах государственной охраны и во времена Бориса Ельцина».
Источник – газета «Совершенно секретно»
|
