|
Его называли преемником Путина. Хотя он не питерский. Он стал первым губернатором, объединившим два региона в один (Пермский край). У него третий дан по карате. Черный тюнинговый “Порш”. И четыре медведя. Впервые за полтора года работы в Москве министр природных ресурсов Юрий Трутнев разоткровенничался — в интервью “МК”.
Юрий Трутнев — из семьи нефтяников. Начинал работать бурильщиком, инженером, затем — в горкоме комсомола. В 1990 году возглавил кооператив, который начал разработку комплексов тренажеров для учебных заведений. Освоившись в бизнесе, пошел в политику: был избран депутатом Заксобрания, затем мэром Перми. В декабре 2000-го избран губернатором Пермской области.
Нефть и стерилизация
— Юрий Петрович, для вас как министра природных ресурсов высокие цены на нефть — подарок или беда?
— Дорогая нефть — это в первую очередь высокие доходы Российской Федерации. Убежден, что эти деньги не просто можно, а нужно задействовать для развития экономики страны. А мои коллеги думают по-другому. Кто-то считает, что деньги надо стерилизовать, чтобы не провоцировать инфляцию. Другие боятся тратить, так как убеждены: все своруют. Поэтому сначала надо выстроить стерильные отношения, чтобы этих болезней избежать.
Замечательно. Проблема только одна.
Можно создать абсолютно стерильное законодательство, при котором действительно никто ничего не украдет, но оно будет абсолютно неэффективным. Более того, за это время экономика России окончательно отстанет от экономик других развитых стран и станет неконкурентоспособной.
Дорогая нефть — это наше дополнительное преимущество на старте. Мы начали входить в мировую рыночную экономику намного позже, чем развитые страны. Так что в любом случае — бежим за уходящим паровозом. Надо догонять. Конечно, какие-то потери и искажения обязательно будут. Но это не значит, что надо положить миллиарды в мешок, усесться сверху и ждать, когда они обесценятся.
— Эксперты говорят, что сверхдорогое топливо спровоцирует мировой кризис. Который в конце концов обрушит те же цены на нефть. А вы как думаете?
— Когда-нибудь, возможно, снижение цен и будет. Но случится это не скоро.
— На сколько хватит наших запасов нефти?
— Что значит “кончатся запасы” — это когда последняя капля нефти упадет на дно канистры? Нефть можно добывать даже из тех месторождений, выработка которых уже прекращена: ее там еще на 20 лет хватит. Но каждая новая тонна будет обходиться дороже предыдущей. Поэтому мы используем термин “исчерпание рентабельных запасов нефти”.
Мы докладывали правительству, что, если не предпринять меры, которые мы уже сформулировали, страна реально начнет ощущать нефтяной голод. Другой вопрос: мы ничего останавливать не собираемся. Уже приняли программу воспроизводства минерально-сырьевой базы. Только в этом году в полтора раза нарастили инвестиции в геологоразведку, и сейчас она расписана на 15 лет вперед. Хотя в начале 90-х государственная геологоразведка была фактически остановлена, а частными компаниями так до сих пор и не начата.
— Читатели не поймут, если министра, отвечающего за нефть, не спросить о ценах на бензин.
— Вопрос скорее к Герману Грефу, чем ко мне. Я отвечаю за нефть, а не за ее переработку. Но должен признать, что есть несколько вопросов, в которых мы не можем прийти к единой позиции. Один из самых важных — возможность дифференциации налога на добычу полезных ископаемых (НДПИ) в зависимости от выработки месторождения. Чтобы не бросали истощенные месторождения и извлекали больше нефти. Правда, не все с этим согласны: мол, компании будут завышать выработанность месторождения, чтобы платить пониженный НДПИ. Такое мнение против рыночной логики: если нефтяники покажут уменьшение своих запасов — снизят капитализацию самой компании и сведут вероятность привлечения инвестиций к себе, любимым, до минимума. Выигрыш — сомнительный, а проигрыш — налицо.
Наша единственная возможность защитить внутренний рынок — уменьшение НДПИ и увеличение экспортных пошлин.
— А пока бензин будет дорожать! Пока не перейдем на альтернативное топливо.
— Хотя это совсем не моя тема, с большим интересом слежу за тем, что делается в этой области. За разработкой водородных двигателей, гибридных технологий. Думаю, что альтернативный бензин появится у нас не скоро. Даже если альтернативная энергетика совершит в ближайшие годы прорыв, потребуются годы, если не десятилетия, на появление промышленных технологий. Хотя эксперимент “Тойоты” с комбинированным двигателем лично у меня вызывает только аплодисменты.
Шельф и система Станиславского
— У актеров в системе Станиславского есть понятие сверхзадачи. А у вас какая?
— Жить под одну задачу — дело, не приносящее удовлетворения. Что делать, когда она выполнена? Заворачиваться в белую простыню и идти в соответствующем направлении? Есть череда задач. Но они должны следовать друг за другом. Когда я пришел на должность министра, проанализировал ситуацию, то решил, что обязательно надо разрабатывать новую редакцию Закона “О недрах”. Сейчас он сформирован. Я убежден, что в таком виде он уже гораздо полезнее, чем раньше. Пора ставить следующие цели. Мне кажется, что этой целью может быть освоение шельфа.
— Может, оставим в стране чуть-чуть нефти: будет стратегический запас…
— Когда люди задают вопрос, зачем нам что-то осваивать, — отсутствует понимание того, что есть хотят не только они. В регионах, к которым примыкает континентальный шельф, живут люди, у которых нет ни работы, ни денег. Если мы сегодня создаем экономические мощности везде, где они могут быть конкурентны, то мы развиваем страну. Я скептически отношусь к тем, кто говорит: нам бы поменьше нефти, пониже цены на нее — мы бы в темноте и холоде нашли “светлый путь”. Может, нашли бы. Может, нет.
— То есть вы — за ускоренное развитие окраин?
— Не просто окраин. Вот есть у нас нефть. Давайте создадим условия, чтобы мы научились производить нефтепромысловое оборудование, а не закупали его за рубежом. Если мы собираемся осваивать шельф, давайте подумаем, как строить платформы. Одна платформа стоит миллиард. Долларов. Штука страшно дорогая. И — дающая работу сотням, тысячам человек. Давайте подумаем, чтобы полученная нефть перерабатывалась до уровня нефтепродуктов. Причем не абы каких, а соответствующих европейской системе качества. Это все и есть сверхзадача.
Митволь и его Пятница
— Это же ваше ведомство объявило сезон охоты на “дачников”, раскрутив скандал с незаконными постройками на Истре.
— Я недавно ругал Митволя. Да, интересно читать про баньку Пугачевой. Но давайте посмотрим сущностную часть явления. Стоят банька на берегу реки. При этом у нее изолированная система сбора, канализация уходит в центральный коллектор. И ни капли в этот водоем не попадает. Это одна ситуация. И вторая — стоит миллионный город. В десяти километрах от реки. И очистные сооружения этого города не работают. И сотни тысяч кубометров неочищенных стоков шуруют ежедневно в эту речку. Что опасней для страны? А я хочу вам сказать, что более 90% сточных вод в России недоочищены. А около 50% не очищаются вообще. Я Митволю сказал: “Олег Львович, может быть, не так быстро прославитесь, но этот вопрос неизмеримо важнее”.
— Люди приходят, чтобы селиться на земле, а им говорят: нельзя, не положено... Начинают оформлять документы и зависают в этом процессе.
— Больная тема. Мы недавно рассматривали вопросы, связанные с использованием земли в Подмосковье. Проанализировали всю цепочку. Еще вчера человек или организация, которым надо было построить дом, должен был прийти в поселковый совет за начальной информацией, а дальше — на каждом этапе выяснять у чиновников, что и как оформлять. По дороге надо было получить 52 подписи в 30 конторах!
— И что делать?
— Земля изначально является собственностью государства. Значит, государственную землю надо продавать точно так же, как все остальные ресурсы, — выставляя на аукцион на совершенно прозрачных условиях. Надо только придать земле характер товара. Именно эта работа до конца первого полугодия следующего года должна быть завершена в Московской области. В результате наше лесное агентство по области скажет: “Уважаемые коллеги! Мы провели анализ участков Лесного фонда и рапортуем: столько-то участков без вреда для экологии можно выставлять на продажу. Формируйте проекты застройки этих территорий, покажите, какую инфраструктуру построите, как решите проблемы той же самой канализации. Пройдите государственную экологическую экспертизу. А после — выставляйте лотами участки на аукцион”. Тогда человек купит готовый продукт. Прошедший экспертизу. С подписью всех чиновников. И заплатит один раз — государству.
Мне кажется, пока этот порядок не заработает, не надо идти другим путем. Лучше мы на несколько месяцев позже запустим правильный механизм, чем кривой — раньше.
“Порш” и медведи
— Юрий Петрович, когда вы переехали в Москву из Перми, первым делом оборудовали спортзал прямо за своим кабинетом. Часто туда заглядываете?
— Стараюсь заходить минут за 10—15 до начала работы. Потренироваться, потом переодеться — можно и день начинать.
— А груша боксерская есть для разрядки?
— Груши нет. Если я ударю, она загудит на весь этаж. Тренажеров тоже нет: больше люблю работать с весом собственного тела и естественными отягощениями. У меня там компактный турник с брусьями, лавка для жима лежа, пара гантелей. Точно такой же комплекс был у меня и в Перми.
Так что обхожусь без “доски гнева”. Занимаясь восточными единоборствами 20 лет, научился управлять своими эмоциями.
— При такой загрузке как отдыхаете?
— Охочусь с 14 лет. Сейчас получается реже, чем раньше. Но всегда — с удовольствием. Причем не так, чтоб приехали, а тебе привязали к столбу покрашенного поросенка, дали в руки ружье — такое для меня неприемлемо.
— А рыбалка?
— Нет, это не мое. Терпения не хватает.
— Последний раз где охотились?
— Последний раз — в родной Пермской области. У нас с друзьями свой охотничий коллектив. Один лучше разбирается в следах, другой хорошо снимает шкуру, третий, в конце концов, — готовит. Последний раз ходили на мишку. Но не стреляли. У каждого из нас есть какое-то количество медведей на счету. И охотничье самолюбие удовлетворено. А стрелять просто так — жалко. Поэтому мы ведем себя, наверное, даже как-то неприлично. Каждый год покупаем лицензию на медведя. Чтобы никто больше наших мишек не стрелял. А сами садимся, с удовольствием их рассматриваем. При этом каждый уважает право другого на выстрел. Но на протяжении последних пяти лет никто из нас так этого выстрела и не сделал.
— У вас сколько мишек на счету?
— Четыре. Вообще, я считаю, что все охотники постепенно переходят к более бережному отношению к своей дичи. Я помню свою охоту в 14 лет, когда у нас была одностволка на трех человек, стреляли по очереди. Да и ружье было небезопасное — в первую очередь для нас самих: боек выпадал постоянно, все остальное под стать. Но выстрелить из него было таким событием, что сердца стучали громче, чем звучал выстрел. Стреляли буквально по всему, мазали страшно…
Потом охотничья квалификация выросла, промахиваться стали реже, зато чаще спрашивать себя: надо стрелять или нет. В нашей компании не принято стрелять в самку. Даже птицы. И если такое вдруг происходит — даже случайно, человек чувствует себя некомфортно. Словно совершил нечто неприличное.
— Вы были известным автогонщиком-раллистом. Получается сейчас посидеть за рулем самому?
— Скорость я люблю, и, если вы об этом спрашиваете, то водить я еще не разучился. Хотя мое представление о том, что в Москве можно ездить, получая такое же удовольствие от езды, как в Перми, оказалось слишком далеким от действительности. Времени совершенно нет. А когда выходишь с работы, тут уж не до езды по московским улицам. Тем более забитым пробками.
А машину я купил для удовольствия, хотя и довольно экзотическую для министра: черный “Порш” с форсированным двигателем. По ходовым качествам — это лучшая машина для асфальта. Это я как раллист могу заявить. Ведь мы, в отличие от других гонщиков, должны уметь ездить по трем видам покрытия: по снегу, по гравию, по асфальту. Но здесь, когда ты едешь от пробки к пробке, от светофора к светофору, они не явно проявляются. А вот когда на хорошей трассе становишься на колесо, сразу понятно: какая машина что собой представляет. Я свою “испытывал” в Германии, на трассе Нюрбургринга.
— А что дальше? Из министров в политику? В бизнес?
— Честно? Не знаю, не задумывался еще. Скорее — в бизнес. Ведь до того как пойти на муниципальные выборы в Перми и до прихода на госслужбу, я был успешным бизнесменом. Понятно, что нового олигарха из меня не получится, но я к этому и не стремлюсь, хотелось бы, чтобы дело оставляло достаточно времени и на семью, и на спорт.
Одно могу сказать — совсем тихая жизнь уже не по мне. Если начинаешь играть в настоящие мужские игры, то без них жить уже невозможно.
|
