|
Прогон
"– Изолятор маленький, 20 камер, в каждой – по 4, редко – по 8 человек, – рассказал Шамиль Кадиров. – Общение с волей – встречи с адвокатами и два свидания с родственниками в месяц. Ни компьютеров, ни мобильников. Попытки пронести сотовые засекает спецаппаратура. Состав камер подбирают, как экипаж подлодки. Чтобы были совместимы. Несмотря на всю элитность, содержались и лидеры организованных преступных группировок, на чьем счету десятки трупов. Я думаю, нас со Славой (второй сокамерник. – Авт.) выбрали в «компаньоны» Ходорковскому потому, что мы уравновешенные, неконфликтные.
– К нам он попал не сразу после ареста, – рассказывает Вячеслав Долгий, – а дня через два, которые он провел на «большом спецу» – в 77-м изоляторе. (В августе 2005-го олигарх опять оказался в «двух семерках». – Авт.) 77-й – обычный изолятор Матросской Тишины с рядовым уголовным контингентом. Там в 30-местные камеры набивается, бывает, до 90 человек, спят по очереди. У Ходорковского была не самая густонаселенная камера – человека четыре…
Как только в «двух семерках» появился МБХ, по казенному дому прошел специальный «прогон».
«Прогон» в уголовном мире – как программа «Время» в обычной жизни. Вещает «смотрящий» тюрьмы или вор в законе. В случае с миллиардером-невольником указание было категоричным: «К Ходорковскому отнестись, как к хорошему арестанту». В тюрьме за нарушение данной установки можно потерять здоровье и даже жизнь.
Третий день Ходорковский провел на «сборке» в изоляторе 99/1, который стал ему «родным» на полтора года. «Сборка» – одиночка вроде тюремного зала ожидания, где заключенный сидит перед распределением.
Оказавшись в камере с Шамилем и Славой, олигарх сообщил:
– Сразу определимся. У меня и на свободе всего несколько человек, с которыми я на «ты». Предлагаю: обращаться по имени, но на «вы».
Но в первые несколько дней олигарх практически не общался, не ел, почти не вставал.
– У него было шоковое состояние, – говорит Долгий.
Первая голодовка
Вячеслав и Шамиль пригласили нового человека за стол. Выпить чаю, кофе, познакомиться. Ходорковский поблагодарил, но твердо отказался. Следующие несколько дней все повторялось.
– Мы его периодически приглашали за стол. Он говорил: «Спасибо, ребята, но я же сказал: не хочу». Он не вставал и о чем-то напряженно думал…
Ситуация в 501-й камере становилась все более опасной. Три раза в день приносят еду. Ходорковский даже не смотрит на тюремное угощение. Отказ от еды в тюрьме – ЧП, воспринимается как объявление голодовки. И это должно повлечь за собой ответные меры со стороны администрации.
Умереть с голоду здесь не дадут. Просто посадят в одиночку и скажут: голодай, но под присмотром врача. Будут принудительно колоть глюкозу. Кого-нибудь менее великого могут покормить насильно.
Шамиля и Славу стали вызывать в администрацию и спрашивать: это что, голодовка?! Сокамерники, не спрашивая разрешения у миллиардера, стали брать порцию Ходорковского – будто для него. На самом деле сливали нетронутую еду в унитаз, а пустые тарелки сдавали обратно.
– Как долго продолжалось «голодание»?
– На третий-четвертый день Ходорковский стал пить воду. Выжимал в воду сок лимона. Стал есть лук, чеснок – видимо, для защиты от инфекций. Иногда съедал яблоко или грушу. Больше – ничего. В таком режиме он прожил недели три или четыре. Потом начал выходить из голодания, пил чай с сухариками.
С месяц он к нам присматривался, а потом стал оттаивать. Мы его допытывали, что за система питания такая чудная – средства вроде позволяют, а сидит на сухарях и воде? Он отшутился: «Если я буду много есть, у меня будет много энергии. А девать ее мне некуда, буду вымещать на вас. Могу стать агрессивным, вам это надо?»
Шамиль вспоминает:
– На воле о нем было мнение, что он вспыльчивый и упрямый, а в тюрьме он вел себя сдержанно. Мы так поняли, он специально перестраивал свой организм под новые условия жизни.
– С аппетитом у него вообще нелады?
– Михаил Борисович заказывал йогурты, овощи и фрукты: бананы, яблоки, груши, апельсины, мандарины, – вспоминает Слава. – С воли у него сохранилась привычка: он не ел хлеб, только хлебцы. У него побаливал желудок, и он стал заказывать полезные био-йогурты. Чтобы их разрешили, пришлось написать специальное заявление на имя начальника. За раз мы брали 120–150 йогуртов – это на две недели на компанию из троих мужчин. Плюс Ходорковскому еще приносили передачи из дома – около 30 кг в месяц, как и положено по норме. Из дома ему передавали немного мяса. Но его он редко ел. Раз в неделю, не чаще.
– Ходорковский сказал: «У меня денег больше, чем у вас, поэтому давайте тратить мои», – рассказывает Шамиль. – Почти всегда было все необходимое, холодильник стоял загруженный. Часть продуктов приходилось выбрасывать. Красная и белая рыба «заходила» иногда. Сычужные сыры. Икру, по-моему, только на Новый год принесли. Ел он мало. Зато начал курить. А заказывал себе через «ларек» самый легкий «Парламент».
Голая правда
Два раза в месяц всю камеру выводят в отдельное помещение, заключенных раздевают догола, обыскивают все личные вещи. Правда, в этом изоляторе раздеваются по одному и за специальной занавеской. Но многие заключенные возмущались.
– А Ходорковский?
– Он нас останавливал, говорил одно и то же: «Это их работа».
– Система его подчинила?
– Скорее он понимал, что одно дело – повозмущается никому не известный зэк, и совсем другое, если забузит миллиардер. Это уже ЧП. Когда он пообвыкся в тюрьме, он нам несколько раз говорил: «Я – человек публичный».
– Если у Ходорковского в начале заключения был шок, то у сотрудников шок был не меньший, – рассказал Вячеслав. – Особенно в первые дни. Если они выводили нашу камеру на прогулку, то говорили так: «Михаил Борисович, на прогулку, пожалуйста». Нас не приглашали, но мы с Шамилем тоже семенили следом. Иногда Михаил Борисович даже поправлял: «Я тут не один». Если Ходорковскому приспичивало что-то спросить, охранники серьезно задумывались над любой ерундой и отвечали, взвешивая каждое слово.
– Когда вы смотрели теленовости, Ходорковский их комментировал?
– Он давал меткие и емкие характеристики известным лицам. Многие из комментариев непечатные.
– Употреблял матерные слова?!
– Нечасто, но употреблял. Он иронически относился даже к своим политическим соратникам. Без иронии говорил только про молодого Рыжкова.
– Во многих разочаровался?
– Да, – подтверждает Слава. – Говорил, что многое и многих увидел по-другому.
Операция на ноге
Вячеслава отселяли недели на две, на его месте в камере по очереди побывали еще два зэка. Но каждый из них продержался в камере «имени олигарха» не больше недели.
Одним оказался некий молодой парень, который за неделю так и не научился сохранять дар речи при виде живого олигарха. Второй – крупный воротила, проходивший по рыбному делу. Его взяли из собственного «Ленд-Крузера». По материальному признаку «рыбный барон» больше остальных подошел бы в компаньоны Ходорковскому. У них даже нашлись какие-то общие знакомые в высоких слоях общества.
Но компания простоватого Славы олигарху почему-то понравилась больше…
В первый же год пребывания в тюрьме олигарх перенес небольшую операцию на бедре.
Что-то на ноге нагноилось. Может, из-за простуды или инфекция какая. Его забирали из камеры, что-то вскрывали скальпелем. Потом в камере кололи антибиотики.
Там все простывали то и дело. И Михал Борисыч тоже. Лечился народными средствами – закапывал в нос сок лука или чеснока.
Еще такая деталь: Ходорковский не очень хорошо слышит. Это вроде бы еще с воли, а тюрьма, может, усугубила – одно ухо не слышит на 50 процентов. Поэтому ему нужно говорить громко. При этом сам он говорит тихо.
Максимум – премьер
– МБХ рассказывал о своей жизни «до тюрьмы»? Про свои дома, яхты, автомобили?
– Он не хвалился в камере своими богатствами. Сказал, на какой машине ездил, и то только когда мы его три раза об этом спросили. У него была «БМВ», «семерка». Яхты, говорил, не было. А самолет, на котором он летал, принадлежал компании, – делится воспоминаниями Славик.
– Говорил, что свои несколько миллионов долларов всегда заработает. Наверное, в год. Но что для жизни ему много не надо: на всю семью хватит «не больше» 10 тысяч долларов в месяц.
– В камере ни разу не обмолвился о президентских амбициях?
– Говорил, что управлять страной и компанией – разные вещи, – рассказал Петр Щедров. – Утверждал, что максимум, что потянул бы – пост премьера. Президента Путина Ходорковский называл не иначе как «вождь», плохо о нем не отзывался. На 9–11-й месяцы своего заключения Михаил Борисович говорил, что готов идти на уступки и вести переговоры с кем угодно.
– Когда выступил генпрокурор и заявил, мол, жаль, что по этой статье нельзя дать больше 10 лет, мы это видели по телевизору, – вспомнил Слава. – Ходорковский тогда сказал: «Вот это и есть мой приговор»...
|
