|
Бывший председатель городского суда о том, что такое коррупция в судейской среде
Три месяца назад Владимир Полудняков ушел с должности председателя Санкт-Петербургского городского суда, которую занимал 22 года. Наблюдатели связывали это событие со сменой власти в городе, однако сам Полудняков уверял, что никакой другой причины, кроме достижения им 65-летнего возраста (предельного для судей), у него не было. И, кстати, решение об отставке он принял еще год назад, о чем поставил в известность все соответствующие инстанции. Сегодня Владимир Полудняков отвечает на вопросы «Города».
- Ваш случай поистине уникален - продержаться на столь серьезном посту несколько эпох и при том сохранить репутацию, не засветиться ни в одном коррупционном скандале. Как вы сами объясняете свой феномен?
- Может, дело в том, что я себя никогда не переоценивал. И потому был готов уступить место более достойному. Я занял этот пост в 1981 году в определенной степени случайно. Я был председателем Дзержинского районного суда. Он, конечно, выглядел неплохо по всем показателям, но я не предполагал, что мне будет предложен такой высокий пост. Николай Александрович Ермаков, который возглавлял тогда горсуд, собрался в отставку по возрасту и здоровью. Ему надо было кого-то рекомендовать на свое место. Сперва он предложил мне стать своим заместителем, но я сказал: спасибо, нет, я согласен быть только председателем. Сказал специально, чтобы меня оставили в покое, мне совсем это не нужно было. Я считал, что не дорос до такой должности и хотел спокойно работать на своем прежнем месте, так как был уверен, что председателем горсуда меня не назначат. Но вместо этого началась процедура - обком, горком, ЦК, Верховный суд, Министерство юстиции... Думал, на каком же этапе скажут, что я не подхожу? Но почему-то все эти кабинеты, все выше и выше, я проходил. В общем, других кандидатур, кроме меня, не нашлось.
- Может быть, у вас, в Дзержинском суде, слушались наиболее громкие дела?
- Были и такие, например, дело о группе боксеров. Там были и мастера спорта, и чемпионы страны. Рэкетиры, хулиганы, которые держали весь Невский проспект. Могли зайти в ресторан, если понравилась девушка - забрать и увести ее, нагло, даже при спутнике или муже. Я сам рассматривал это дело, причем даже не в суде, а в следственном изоляторе, потому что они были опасные люди, побег могли совершить... Но, видимо, причина моего назначения была не в громких делах, а в том, что выбор был маловат - одни судьи уже пожилые, другие совсем молодые. Когда меня утверждали на бюро обкома КПСС, уже после назначения, мне Григорий Васильевич Романов задал всего один вопрос: как вы относитесь к тунеядцам? Тогда шла против них очередная кампания. Я говорю: эти люди, конечно, не доставляют обществу никакой пользы. Ответ его удовлетворил.
- Кстати, именно в Дзержинском суде слушалось дело по обвинению Иосифа Бродского в тунеядстве?
- Это было до меня, слава богу, еще в 1964 году.
- Однако с судьей Савельевой вам поработать пришлось?
- Да, я ее хорошо помню. Строгая, подтянутая, очень правильная, никогда не позволяла себе выпивку, любовников, даже заподозрить ее нельзя было в нечестности, непорядочности. Партийный человек, четко выполняла все указы.
- Вы-то сами рассматривали дела о тунеядстве?
- Да, конечно. В основном таких людей наказывали направлением в ЛТП - лечебно-трудовой профилакторий. И, надо сказать, очень многие хотели туда попасть, профилакториев не хватало, и в них была очередь. А женских всего было три на всю страну. Кстати, нахождение в ЛТП включалось в трудовой стаж, людям зарплату выдавали, они могли семьям помогать. Конечно, эффект лечения был невысоким, но все же человек отрывался на время от пьянства. И побегов оттуда практически не было.
- Как проходило ваше общение с правившими городом партийными боссами - с Романовым, Зайковым, Гидасповым?
- Эти лица со мной ни разу не встречались, я был для них не тот уровень. В то время власть относилась к суду как к одному из органов, входящих в систему. Партийные органы решали только кадровые вопросы, связанные с судами. Причем подход у них был серьезный - случайные люди в судьи не попадали. Проверяли на честность, на порядочность, на отношение к семье. Разведенный человек уже вызывал вопросы. Одна судья лишилась должности, потому что у нее был знакомый мясник - она через него мясо доставала из-под прилавка, и это стало известно. Конечно, судьи чувствовали себя не очень уверенно, потому что избирались они на пять лет, и что дальше - неизвестно.
- Утверждают, что дело Феоктистова, «дедушки русского рэкета», было возбуждено по личному указанию Романова после статьи в журнале «Шпигель»?
- Можете верить или нет, но это легенда. Конечно, я не знаю, как возбуждалось это дело, но во время процесса над Феоктистовым в городском суде никаких указаний я ни от кого не получал. Судья слушал дело и ни с кем не общался. Если б на него давили, я бы об этом знал.
- Хорошо, но были же в вашу бытность председателем горсуда дела, которые разрабатывались Комитетом госбезопасности, в основном - по 70-й статье УК РСФСР. К примеру, дела «самиздатчиков» Долинина и Евдокимова или литературоведа Мейлаха, получившего семь лет за хранение книг Ахматовой и Мандельштама. И здесь суд тоже был свободен в своем решении - осудить или оправдать?
- Подобные дела были, их в основном рассматривал мой заместитель, которого сейчас нет в живых, поэтому ничего сказать не могу. Но пару таких дел рассматривал я сам. Вот, например, обвиняемый распространял листовки: «Солдаты, поворачивайте свои ружья против офицеров». С точки зрения закона это призыв к насильственному свержению строя. Здесь у меня никаких сомнений не возникало.
- Как у вас строились отношения с таким авторитарным градоначальником, как Анатолий Собчак?
- Он критически относился к нам, работникам горсуда. Он публично нас обвинял в том, что мы - партийные воспитанники, заявлял, что мы не перестраиваемся. В начале 90-х годов ко мне приходили демократы новой волны - депутаты, муниципалы. Говорили: да, у вас кабинет большой, ну, ничего, скоро этого не будет. Следом приходили их оппоненты, делали аналогичные заявления.
- Чем же вы их не устраивали?
- Одних - тем, что нахожусь здесь с советских времен. Других - тем, что нахожусь здесь при новой власти, а значит, подыгрываю ей. Но когда мы начинали обсуждать конкретные дела, я всем доказывал, что мы правы и никому не подыгрываем. С Собчаком, конечно, разговаривать было непросто, слишком он эмоциональный, но он говорил мне: я вам доверяю. Как юрист, он понимал, что по делу могут быть разные мнения. Мы отменили несколько его распоряжений, например - об увеличении штрафа в 10 раз за безбилетный проезд. Он никак к этому не отнесся, никакой реакции. А Владимир Яковлев вообще в наши дела не вмешивался. Мы с ним давно знакомы, еще с Дзержинского района, где он был зампредом райисполкома. И когда он стал губернатором, я ему сказал: тебе в наших делах разобраться сложно, поэтому лучше нам доверяй. Мы так решили, и он ни разу не вмешался, даже когда мы его распоряжения отменяли. Когда его провожали, я об этом в своей речи сказал.
- У многих сложилось мнение, что вы принадлежали к «яковлевской команде», поскольку горсуд оставил в силе Закон «О досрочных губернаторских выборах», принятый сторонниками Яковлева и оспариваемый его оппонентами.
- Это не так. Я напомню: сперва мы рассматривали спор по решению Законодательного собрания об Уставе города. Выяснили, что за отсутствовавшего депутата его ключом голосовал другой депутат, и поэтому решили, что кворума не было. Верховный суд наше решение отменил: не ваше дело, кто там отсутствовал, для вас главное - итоги голосования. Хорошо! Вот мы рассматриваем решение о досрочных губернаторских выборах. Депутат Селиванов находился в Москве, а за него проголосовали. Помня позицию Верховного суда, мы решили: это не наше дело! Однако в этот раз Верховный суд почему-то опять с нами не согласился, сказал: каждый депутат должен голосовать лично, поэтому вы не правы. Но обсуждать решения Верховного суда мы не можем, они имеют высшую юридическую силу.
- В последние месяцы в наш обиход вошло словосочетание «басманное правосудие». Как вы к этому относитесь?
- Мне очень неприятно. Конечно, работникам Басманного суда не позавидуешь - на их территории Генпрокуратура, и им приходится рассматривать все споры с ней. Та же ситуация и у нашего Октябрьского суда, который рядом с городской прокуратурой.
- Так правы ли те, кто говорит о «басманном правосудии» как о «карманном», заказном?
- Я надеюсь, что нет. Если бы эти решения были неправильными, они бы отменялись. Но они остаются без изменений, во всех инстанциях. Почему?
- Наверное, потому что слухи о независимости судебной власти преувеличены.
- Очень надеюсь, что это не так. Вот пример: в Санкт-Петербургском городском суде было рассмотрено около 200 дел об оспаривании различных нормативных актов нашей городской власти. И каждый четвертый акт мы отменили.
- То есть в нашем городе с проявлениями «басманного правосудия» встречаться не приходилось?
- Нет. Я скажу так: наши судьи не молчали бы, если б на них кто-то давил. Даже если б давил я.
- Но есть и другая, вечная тема - коррупция в судейской среде.
- Конечно, я не могу отвечать за всех своих коллег. Среди судей есть разные люди, даже случайные. В начале 90-х в судебной системе произошли большие изменения - началась судебная реформа, появился Закон «О статусе судей», далее - Конституционный суд, суд присяжных... Прежний баланс властей нарушился - судебная власть стала более самостоятельной, независимой, и потому у судей появился определенный радикализм. Они порой выносили решения, вызывающие вопросы. Например, изменяли меру пресечения по непонятным причинам людям, обвиняемым в тяжких преступлениях.
- Наверное, речь идет об освобождении из-под стражи Андрея Берлина, Владислава Кирпичева, Сергея Тарасова (который год после этого был в бегах)?
- Возможно, в том числе и об этих случаях. Или - возьмем решения по имущественным искам. Из-за претензий какого-то подставного акционера, владеющего тысячной долей акции, арестовывается имущество целого завода или акционерного общества, парализуется его деятельность.
- В адвокатских кругах известны даже судейские «тарифы» на различные услуги - от освобождения из-под стражи до оправдательного приговора.
- Ну, к этому тоже надо относиться осторожно. Часто бывает - адвокат берет деньги якобы «под судью», а судья об этом и знать ничего не знает.
- Так все-таки судейская коррупция имеет место?
- Если бы этот вопрос мне задали лет 15 назад, я сказал бы: такого не может быть! А сейчас скажу: не исключено. Выходит, именно независимость судей и подвела... Тут еще и общественное расслоение, соблазнов много.
- Но вы живете довольно скромно?
- Абсолютно, мне никогда ничего лишнего не требовалось. И потом, я считаю, что зарплата судьи по сравнению со средней зарплатой довольно приличная. Судья сегодня получает 400 - 500 долларов. Конечно, эта зарплата неадекватна его работе, она не компенсирует его нагрузок, ответственности. Но прожить на нее так, чтобы не брать взяток, можно вполне. Кстати, не только я, но и все мои коллеги живут скромно. У нас, в городском суде, до последнего времени ни у кого не было иномарок, если и были машины - только «Жигули». Коттеджей тоже ни у кого не было. Часто видел, как судьи друг у друга в долг занимают.
- Однако немало было разговоров вокруг, скажем, ухода судьи Парфенова, который перед этим вынес довольно мягкий приговор Владимиру Кумарину.
- Уход Парфенова с должности председателя райсуда был для меня неожиданным, я не знаю, что там произошло. Приговор я видел, он мне показался нормальным - не суровый, но и нельзя сказать, чтобы мягкий. Вообще, связь с районными судами у меня относительная. Они ведь не очень-то любят, когда к ним предъявляешь претензии.
- Считается, что все судьи города находились под вашим контролем и влиянием.
- Это далеко не так. Единственное, чего я всегда требовал от судей: не отрывайтесь от народа! Все время им это говорил. Народ кого угодно сметет - и вас, и меня, если захочет. Второе - работайте быстро. Третье - не допускайте жалоб на вас, потому что жалобы так или иначе окажутся обоснованными. Вот и все мое влияние. Все знали, что я никогда не прикажу судье решать дело тем или иным образом. Но знали, что и «блатное» решение никогда не пройдет.
- Решение судьи Натальи Петренко об освобождении Шутова из-под стражи относится именно к этой категории?
- Оно прежде всего не соответствовало ее квалификации и опыту, то есть было не очень грамотным.
- И поэтому она лишилась судейского статуса?
- Председатель Калининского суда поставил вопрос о непродлении ее полномочий из-за того, что дела шли с волокитой. Коллеги высказали свое мнение. Я к этому не имел отношения.
- Но все судьи до сих пор уверены, что она поплатилась из-за своего решения по Шутову.
- Не знаю, я ни с кем не обсуждал этот вопрос.
- А как вы по-человечески восприняли печальную историю с Федором Холодовым (старейшим петербургским судьей, который был осужден за получение взятки от Терновского - одного из адвокатов Дмитрия Якубовского, но позже оправдан Верховным судом РФ. - М. М.)?
- У меня все время была досада на него: ну как он мог попасть в эту историю? Я считаю, он виноват прежде всего в том, что у него оказались такие знакомые, как Терновский. Он не должен был общаться с такими людьми. А что там на самом деле было - бог его знает. Я лично не пытался получить у Холодова объяснения, и он не просил меня ни о чем.
- Есть версия, что это была всего лишь месть Холодову со стороны РУБОПа за освобождение Александра Малышева.
- Такую версию я слышал. Но повторю - Федор Иванович сам дал повод использовать его в таком качестве.
- А вы тщательно следите за своим кругом общения?
- У меня близких знакомых очень мало. Было два таких человека. Одного уже нет, он уехал в Сибирь служить и пропал. А второй здесь, работает в музее, мы с ним общаемся. В тусовках я не участвую. С коллегами и соседями отношения ровные.
- Ну, а баня, рыбалка, охота?
- Исключено. В основном - книги и телевизор, информационные программы.
- Значит, компромат на вас при всем желании не собрать?
- Надеюсь, что нет.
- В городском суде есть процессы, вызывающие массу вопросов. Например, чем объяснить долголетнюю волокиту с делом Юрия Шутова, которое судья Александр Иванов никак не начнет рассматривать по существу?
- Меня самого это очень беспокоит.
- Кто виноват?
- На наш взгляд, там адвокаты срывают процесс тем, что перманентно не являются в суд. Судья не заинтересован в затягивании. Он три года сидит в этом деле, так же можно дисквалифицироваться.
- Не доходили ли до вас слухи о том, что иногда оперативные подразделения, желая добиться нужного приговора, держат судью на крючке компроматом?
- Я спрашивал и этого судью, и других судей: ты чувствуешь какой-то дискомфорт? Допустим, угрозы, шантаж? Нет, они все отрицают. Но я им всем постоянно напоминаю: если что - немедленно сообщайте, мы имеем возможность отреагировать.
- Сейчас в городском суде начались первые процессы с участием присяжных. И уже высказываются некоторые опасения, связанные с этим институтом.
- Для нас суд присяжных - отражение того, что у нас есть. Посмотрим в зеркало и увидим себя. Наш уровень правовой культуры, правосознания, доверия к властям - все это будет отражено в вердикте присяжных. Увидим объективно, что у нас есть, и, может быть, избавимся от иллюзий.
- А уровень коррупции в судебной системе не повысится? Если присяжный получает за свою работу менее ста долларов, то тысяча долларов может показаться ему весьма привлекательной суммой. Достаточно потратить шесть тысяч долларов - на половину коллегии присяжных, и вердикт о невиновности уже готов.
- Вроде бы да, но с простыми людьми криминалитету опасно иметь дело - могут разнести информацию по свету. А, следовательно, вердикт отменят, и будет создана новая коллегия. Но есть и другая опасность. Вот дело Веры Засулич, которая пыталась убить градоначальника Трепова. Ее оправдали присяжные, и считается, что это было выражением общественного мнения. А ведь известно, что было письмо одного присяжного, который объяснял свое решение и вердикт всего суда присяжных просто человеческим страхом. Потому что под окнами бурлила толпа сторонников Веры Засулич, и присяжные боялись быть растерзанными этой толпой.
- И кто же защитит сегодня наших присяжных, например, от толпы скинхедов, пришедших поддержать своих соратников?
- Поскольку присяжные имеют статус судей, они могут быть защищены государством. И еще - об уровне нашего правосознания. Социологи, анализируя решения, принятые присяжными, пришли к выводу, что для простых людей - в отличие от профессиональных юристов - нет градации между смягчающими обстоятельствами и отсутствием вины. Для них одно плавно переходит в другое, то есть крен идет в сторону оправдания. Это объективно соответствует уровню нашего правосознания. И становится ясно, что надо делать для того, чтобы построить правовое государство, - поднимать уровень правосознания. И чем еще суд присяжных очень важен для нас - он поднимает уровень прокуратуры, заставляет ее максимально проявить себя в публичном процессе. Если адвокаты имеют подобный опыт, то прокуроры, как правило, надеясь на материалы дела, не очень активны.
- Одно из последних новшеств в судебной системе - это институт мировых судей...
- Я активный сторонник мировых судей. Это наша надежда, потому что, как правило, они молодые люди, не испорченные властью. Они теснее связаны с народом, чем обычные судьи. Их задача - кончить дело миром по делам несложным. Сейчас у нас в городе 140 мировых судей. Так вот, они уже рассмотрели в прошлом году тысячу сто уголовных дел, двадцать семь тысяч гражданских, семь тысяч административных. Это колоссальное количество. Если б мировые судьи были в полном составе, они рассмотрели бы половину гражданских дел, двадцать процентов уголовных и шестьдесят процентов административных.
И еще. У нас в перспективе - создание специализированных судов: семейные суды, суды по делам несовершеннолетних, по трудовым спорам, по налогам. Очень скоро, может, даже в этом году, появится административный суд, который будет заниматься спорами граждан с властями и, видимо, спорами властей между собой. И когда у нас будет внизу большой слой мировых судей, работающих с населением, наверху - административные суды, а посреди - суды районные, разбирающиеся со сложными уголовными и гражданскими делами, то вся судебная машина заработает намного быстрее. Ускорится правосудие, и основной наш бич - жуткая, страшная волокита - практически исчезнет. Хотя ее и сейчас уже становится все меньше.
- Что вы не успели сделать на своей должности?
- Не успел закончить ремонт здания суда, он здесь идет, поверите ли, с 1981 года. Теперь, слава богу, внутренние помещения отремонтированы, остались коридоры. А успел главное - создать стабильность в судебной системе в целом. У нас нет проблем с заменяемостью судей. И многие - высокие профессионалы.
- Ну а оппоненты среди судей у вас есть?
- Есть, конечно! И конфликты были. Меня обвиняли в том, что я не жесткий, не могу потребовать с городской администрации денег. Вот, говорят, Лужков своим судам платит, а наш губернатор - нет. Я считаю - нельзя этого делать. И потому некоторые судьи думают, что это моя слабость, отсутствие заботы о них. Есть люди, которые считают, что на моем месте должен быть высокий, красивый, молодой... Многим не нравится, что я с журналистами всегда был открыт и требовал того же от коллег. Я считаю, что нельзя журналисту говорить: закрой дверь с той стороны! Он возьмет и заполнит место в газете информацией из другого источника, и неизвестно, будет ли это лучше. А еще я считаю, что мы прием граждан должны вести, от народа нельзя отрываться. Это тоже не всем нравится. В общем, оппонентов у меня хватает, хотя идейных и непримиримых никогда не было.
- Уже фактически решен вопрос с новым председателем горсуда, Валентиной Епифановой. Что скажете о своей преемнице?
- Преемница волевая, даже более, чем я. Пользуется уважением всех судей города. У нее не было альтернативы, любая другая кандидатура была бы нереальная.
- Ну а что изменилось в вашей жизни за последние три месяца?
- Возросла нагрузка - преподавательская и творческая. Я же поначалу собрался сразу в отпуск, но не смог отдохнуть. Понял, что иметь нагрузку тяжело, но без ее еще хуже, и поэтому лучше загрузить себя работой. Преподаю, как и раньше, на юрфаке университета. Книг новых пока не пишу, у меня их уже вышло девятнадцать. Занимаюсь рецензированием рукописей в издательстве - и с правовой, и с творческой точки зрения. Материально я имею сейчас то же, что и раньше, - один к одному. Мне не было сделано никаких предложений от коммерческих структур - видимо, знали, что я не соглашусь. В адвокатуру я не могу пойти, потому что мое участие в процессе может быть очень болезненно воспринято моими бывшими коллегами-судьями. А на государственную службу не могу пойти по возрасту.
- И вы по-прежнему курите «Приму»?
- Нет, «Луч», они тоже без фильтра, поэтому можно курить дольше. Я был блокадным ребенком. Сразу после войны на трамвайных остановках лежали самые хорошие окурки. Трамвай подошел, кто-то бросит папиросу, а мы подбирали. Кстати, оппоненты меня презирали именно за такое курево - некрасиво, непрестижно. Такой пост - и такие сигареты!.. Это мой порок, от которого я так и не избавился до сих пор.
|
