В распоряжении редакции "НГ" оказался сенсационный документ - письмо Виктора Балдина, датированное мартом 1948 г., тогдашнему заместителю Председателя Совета Министров СССР Климу Ворошилову. Письмо доказывает, что позиция Балдина, вывезшего из Германии знаменитую коллекцию, не всегда была так однозначна, как это сейчас пытаются представить. Да, в последние годы он действительно ратовал за возвращение рисунков Германии, однако 55 лет назад, как выяснилось, обращался в правительство с просьбой сделать рисунки достоянием Советского государства. Тогда Балдина поддержал академик Щусев, подтвердив, что рисунки "имеют государственное значение".
История "балдинской коллекции" продолжается. В субботу в Музее архитектуры открылась выставка под названием "Бременская коллекция капитана Виктора Балдина". Усиленная охрана - рамка на входе, мужчины с рациями и несколько вооруженных автоматами милиционеров, данных в подкрепление обычным музейным смотрительницам, напоминали, что экспозиция, выставленная в нескольких залах второго этажа, - особенная. Главным образом - по своей художественной ценности. Хотя публику и немалое число официальных лиц больше, конечно, занимала политическая подоплека события. На открытие приехали министр культуры России Михаил Швыдкой, его заместитель Павел Хорошилов и почти в полном составе Департамент по сохранению культурных ценностей, на таком же высоком и количественном уровне было представлено посольство Германии в Москве, среди гостей был доктор Вольфганг Айведе, один из главных участников истории с возвращением "балдинской коллекции" в Германию (говорили, что именно он будет сопровождать рисунки в Бремен). За полчаса до открытия в Музей архитектуры вместе с женой Жанной Болотовой приехал Николай Губенко, без которого выставки (в это время и в этом месте), конечно, не было бы.
На церемонии открытия выставки под названием "Бременская коллекция капитана Виктора Балдина" Губенко и Швыдкой стояли рядом. Между ними оказались вдова Балдина, его дочь и сын.
Директор музея Давид Саркисян, открывая выставку, посетовал: "Хотелось бы, чтобы толпа собралась просто потому, что здесь повесили рисунки Дюрера, а толпа собралась несколько по иному поводу". Министр культуры сказал: "Я очень рад, что это событие происходит в Щусевском музее", - и еще о том, как важно "отдать дань человеку, который сумел сохранить эти вещи". Кроме того, он подтвердил планы министерства взять под свою опеку Музей архитектуры, который сейчас подчиняется Госстрою: "Я полагаю, что Музей архитектуры должен быть рядом с Музеем имени Пушкина, с Третьяковкой. Он этого, безусловно, достоин".
Итак, первый акт подошел к концу.
362 рисунка и две картины с 29 марта и до 18 апреля можно увидеть в Музее архитектуры, где "балдинская коллекция" и хранилась с конца 40-х и до 91-го года.
До того как рисунки развесили в залах МУАРа, экспертизу коллекции доверили специалистам "Гелоса": все собрание они оценили в 23,5 млн. долларов, а 19 рисунков и одну картину, которые отобраны "Эрмитажем" и останутся в России, - в 6 млн. (из них на 4 млн. "тянет" живописный набросок Гойи). Уже известно, что после 18 апреля коллекция вернется в хранилище "РОСИЗО", где будет ждать разрешения всех правовых вопросов. Решение о передаче, по нашей информации, будет принято уже к следующей встрече на высшем уровне (то есть открытие "Янтарной комнаты", в реставрации которой принимает участие немецкая сторона, уже не будет омрачено "балдинским" сюжетом). Но сама коллекция, вполне возможно, отправится в Германию только в следующем году (он будет называться Годом Германии в России).
Конечно, даже беглый взгляд позволяет сказать, что коллекция представляет больший интерес для специалиста, чем для широкого зрителя: она позволяет проследить путь европейского рисунка за пять веков. Так писали в кругу Рембрандта, так - в Германии, в окружении Дюрера. Так писал он сам… Впрочем, на открытии не меньшее внимание, чем сами рисунки, вызвали документы, относящиеся к судьбе коллекции в СССР и затем в России. Первое, что встречает зритель, - письма Балдина к руководителям страны, в которых он просит скорейшего возвращения коллекции в Бременский музей, "откуда они родом".
Пора сказать об одной странности балдинской позиции, о которой до сих пор почему-то не сказано.
Аргументируя необходимость скорейшего возвращения "балдинской коллекции" в Германию, сегодня все чаще ссылаются на волю фронтовика. Но ведь и передача государству - тоже воля фронтовика. И, если передача состоялась по всем правилам того времени (а в этом сомнений ни у кого нет), вероятно, большее, на что мог рассчитывать даритель, - это возможность открытого существования коллекции в музейной экспозиции, а не в запасниках и тайниках.
На выставке в Музее архитектуры можно прочесть только те письма, в которых Балдин просит партию и правительство вернуть рисунки в Германию, и в этом можно усмотреть некоторую тенденциозность, так как сохранились и другие его обращения. Отсутствие одного и, вероятно, самого первого письма Балдина к руководителям государства, вызывает естественное удивление.
Речь - о письме Балдина Ворошилову, которое, по нашей информации, сначала заняло в экспозиции законное первое место, но потом его решили убрать (чтоб не путать однородной картины?).
К слову, журналисты, которых пустили в зал за два часа до официального открытия, могли наблюдать зияющую пустоту на первом стенде. К открытию выставленные документы чуть-чуть перекомпоновали, и "дырка" исчезла.
Поскольку в нашем распоряжении имеется копия этого письма, приведем некоторые выдержки из него.
"23 марта 1948 г.
Заместителю Председателя Совета Министров Союза ССР, маршалу Советского Союза товарищу Ворошилову К.Е.
арх. Балдина В.И.
г. Загорск Мос. обл.
б. Лавра
В июне 1945 г., в Германии, близ г. Киритц (80 км сев. Берлина) в подвале дома графа Кенигемарка войсками 38 Инженерно-Саперной Пинской Бригады 61 Армии, в которой я служил, было обнаружено собрание редких вещей. Подвал был взят под охрану, и после того, как начальник политотдела бригады подполковник Булгаков вынес очевидно наиболее ценное, - был открыт для всех.
Я узнал об этом через несколько дней, когда товарищи по службе сообщили мне, что в этом подвале остались какие-то рисунки, и предложили посмотреть их, зная мой интерес к произведениям искусства.
Я поспешил туда; в совершенно темной комнате, прямо на полу ворохом были набросаны рисунки, по ним ходили, топтали, их жгли и растаскивали.
Бегло ознакомившись с рисунками, я понял, что они, несомненно, должны представлять научную ценность, и поэтому обратился к командованию с просьбой об их сохранении, но последними ничего предпринято не было, и рисунки продолжали гибнуть.
Тогда я решил спасти самостоятельно то, что мне было по силам одному: собрал и описал большинство рисунков, остававшихся в подвале, выпросил или выкупил многие из разобранных по рукам - и привез их в СССР.
Здесь, после демобилизации, я систематизировал, обработал эту коллекцию, изучил литературу, относящуюся к ним, и установил, что почти все эти рисунки являются подлинными работами старых мастеров Мирового Искусства.
Тогда я решил не хранить их больше у себя, а передать в музей для всеобщего обозрения, сделать их достоянием государства....
Академик Щусев А. В. высоко оценил значение этой коллекции для государства и высказал мысль, что было бы хорошо собрать все те вещи, которые хранились в том подвале, т.к. они несомненно также являются произведениями искусства и имеют государственное значение...
Т. как я могу указать на следы для розыска всех остальных вещей, то я и посчитал своим долгом довести об этом до Вашего сведения, с тем, что если Вы посчитаете это необходимым, то нашли бы возможным собрать эти уникальные произведения искусства для государства...
...если мое письмо дает возможность вернуть науке еще хоть часть произведений искусства, то я буду счастлив сознанием исполненного долга. 23 марта 1948, Виктор Балдин".
***
В принципе из этого письма Балдина можно заключить, кто именно мог скрываться за тем анонимом, который в начале 90-х принес в посольство ФРГ часть собрания бременского Кунстхалле. Но одновременно это письмо, знакомящее нас с еще одной волей ныне покойного архитектора, несколько мешает тому легкому чувству, с которым ныне мы готовы расстаться с "Бременской коллекцией капитана Виктора Балдина".
|