|
Скандал в мире "водочных королей" Петербурга, который многие характеризуют как новую алкогольную войну, неожиданно обрел продолжение. Известная предпринимательница Инна Немцина обратилась в редакцию АЖУРа с заявлением. Основное содержание письма посвящено рассказу о том, как в 1999 году было сфабриковано дело Вениамина Грабара, бывшего помощника вице-губернатора Петербурга Ильи Клебанова. В конце 1990-х годов Немцина принадлежала к лагерю обвинителей Грабара и даже давала показания в суде, что в совокупности с прочими обвинениями привело к аресту чиновника. Сейчас Инна Александровна признается, что сделала это "со слов Хохлова", который "посадил" Грабара. В рамках недавно возбужденного по заявлению Грабара уголовного дела в отношении Антона Хохлова и Александра Сабадаша по факту ложного доноса это свидетельство имеет огромный вес и может привести к самым непредсказуемым результатам.
Наручники для "реформатора"
Для того, что понять значимость признаний Немциной, необходимо вернуться в 1998 - 1999 годы, к истории "дела Грабара". Немцина еще ведет бизнес вместе с Антоном Хохловым и Александром Сабадашем, а названия принадлежащих им предприятий - "Ливиз", Оптовый завод "Нива" и "Биопром" - воспринимаются как единый звуковой ряд, как вершины одной алкогольной империи. Грабар в это время - очень удачливый "водочный" бизнесмен, в короткое время завоевавший 50 процентов петербургского алкогольного рынка. Его ликероводочный завод "Ладога" и оптовая база по продаже алкоголя "Росалко-Нева" еще очень молоды ("Ладога" была запущена в марте 1998 года), но достаточно известны в городе. Учредители предприятий сделали ставку на выпуск уже "раскрученных" сортов водки "Пшеничная" и "Русская" и не ошиблись. Тем не менее "традиционный алкогольный рынок", насыщенный всевозможной продукцией, лихорадит, его "трясет" от упоминания одного имени - Грабар.
Весной 1998 года Вениамин Грабар неожиданно сменил имидж преуспевающего коммерсанта на образ номенклатурного чиновника из аппарата Смольного. При этом он получил сравнительно небольшую должность помощника вице-губернатора Петербурга. Правда, этим вице-губернатором был не кто иной, как Илья Клебанов - будущий вице-премьер правительства России. В конце 1990-х Клебанова уже заметил Ельцин и благословил его восхождение по карьерной лестнице. С тогдашнего поста Ильи Иосифовича как главы петербургского комитета экономики и промышленной политики открывались захватывающие горизонты. Открывались они и для его помощника Грабара - по крайней мере на тот алкогольный рынок, где он был новичком и который теперь получил возможность курировать от имени вице-губернатора.
Став аппаратчиком, Вениамин Вениаминович внешне дистанцировался от своего прошлого в бизнесе, передав свои "ладожские" акции в доверительное управление. Но в его полный отход от дел "Ладоги" и "Росалко" никто не верил. Поэтому, когда проводимые Грабаром реформы стали "колом в горле" практически у всех, кроме руководства бывших грабаровских предприятий, его заподозрили в лоббировании собственных коммерческих интересов путем использования служебного положения. Встревожились представители "традиционного рынка" Хохлов и Немцина, заворочался в своей "берлоге" Сабадаш. Наметилась первая алкогольная война.
Чашу терпения "водочных королей" переполнило введение РКЗ (регионального контрольного знака), который полагалось клеить на бутылку поверх акцизной марки. По мнению чиновников Смольного, это был очередной механизм защиты потребителя от подделок. Но он значительно увеличивал стоимость каждой бутылки. Александр Сабадаш заявил о своем "уходе" в Ленинградскую область, где режим маркировки более щадящий. Одновременно Антон Хохлов сделал другое заявление - о том, что полгода назад лично передал Вениамину Грабару взятку в 10 тысяч долларов за продление лицензии "Нивы". Другим заявителем по делу Грабара стал все тот же Сабадаш. Инна Немцина подтвердила в суде слова своих партнеров по бизнесу.
28 апреля 1999 года Вениамина Грабара задержали сотрудники РУБОП, когда он приехал на встречу, назначенную ему Хохловым. Вскоре Грабару предъявили обвинение в получении взятки и отправили в следственный изолятор. Газеты подняли шум вокруг имени Грабара, замелькали эпитеты "взяточник" и даже "убийца". Дело в том, что Хохлов заявил о возможной причастности своего противника к убийству предпринимателя Дмитрия Филиппова, но эта версия сразу же отпала по причине полного отсутствия доказательств. А еще через два года окончательно рассыпалось само "дело Грабара": в мае 2001 года суд вынес Вениамину Вениаминовичу оправдательный приговор "за отсутствием события преступления".
Еще одно "дело Грабара"
Оправдание Грабара создало натянутую ситуацию для самих правоохранительных органов. Получается, что человек ни за что просидел в тюрьме полгода. Возможно, кто-то использовал прокуратуру в целях устранения неугодного политика и рыночного конкурента Грабара? В данном случае за местоимением "кто-то" можно разглядеть конкретные имена. В июне 2002 года все та же прокуратура Петербурга по заявлению Грабара возбудила уголовное дело в отношении Антона Хохлова и Александра Сабадаша по статье 306, ч. 2, УК РФ ("заведомо ложный донос, соединенный с обвинением лица в совершении тяжкого преступления с искусственным созданием доказательств обвинения"). Максимальный срок лишения свободы по данной статье - до двух лет. Сам Грабар в рамках дела признан потерпевшим.
С точки зрения Вениамина Вениаминовича, особых перспектив у следствия нет, поскольку ложный донос доказать очень сложно. Но ситуацию может здорово изменить последнее заявление Инны Немциной. Судя по тону письма, Инна Александровна готова выступить свидетелем в пользу Грабара. Понятно, что при этом она пытается решить собственные проблемы, то есть "утопить" того, кого она до сих пор рассматривает как своего потенциального убийцу. Еще одно "дело Грабара", начинавшееся в тиши прокурорских кабинетов, обретает неожиданный резонанс.
P.S.
Учитывая напряженность обстановки на алкогольном рынке Петербурга, сложившейся после недавнего покушения на Инну Немцину, мы не стали показывать Антону Хохлову текст ее заявления до публикации, хотя и предупредили его о том, что такая публикация готовится, Мы готовы предоставить Антону Львовичу возможность прокомментировать это заявление в следующем номере "Тайного советника".
Покаяние
Заявление Инны Немциной
Я, Инна Александровна Немцина, генеральный директор ООО "Опытный завод "Нива", хочу сделать заявление, адресованное прежде всего общественности города и правоохранительным органам Санкт-Петербурга.
Как уже сообщалось, 12 августа на мою жизнь было совершено покушение. Неизвестные преступники обстреляли мой автомобиль, выпустив по нему 32 пули. При этом серьезно пострадал мой водитель, получивший четыре огнестрельных ранения (в печень, легкое, руку и грудную клетку). Я и мой сопровождающий чудом остались в живых: причиненные нам ранения оказались незначительны. Я убеждена, что это покушение организовал мой родной брат Антон Львович Хохлов, с которым мы на протяжении нескольких лет вместе занимались бизнесом и лишь недавно разошлись, перераспределив доли в уставных капиталах учрежденных нами компаний. Я также не сомневаюсь, что Хохлов доведет свой замысел по физическому устранению меня до конца.
Учитывая возможность близкой смерти, я бы хотела рассказать о некоторых "общих делах", связывающих Антона Хохлова с одним крупным чиновником из руководства правоохранительных органов города. Я делаю это не из чувства мести, а как христианка, которая должна перед смертью исполнить свой долг. Свой долг я вижу в том, чтобы помешать этим людям и дальше творить зло по указке моего брата. Но прежде всего я надеюсь помочь оклеветанному предпринимателю Вениамину Грабару, который по ложному заявлению Хохлова был арестован и провел в тюрьме около полугода.
В 1999 году Вениамин Грабар был помощником вице-губернатора Петербурга Ильи Клебанова и одновременно фактическим владельцем ликероводочного завода "Ладога". К тому времени, когда он построил это предприятие, местный алкогольный рынок был уже сформирован, и выход на него был сложен. Поэтому Грабар, стремясь утвердиться на рынке, использовал тот административный ресурс, который у него был. Хохлов, в свою очередь, использовал для защиты наших позиций свои связи в прокуратуре города, результатом чего стал арест Грабара по подозрению в получении взятки от моего брата. Хохлов изобразил перед следствием активное раскаяние в том, что вынужденно выступал в качестве "взяткодателя", заявил, что Грабар вымогал у него эти деньги, угрожая лишить завод "Нива" лицензии. Мне он также рассказывал, что у нас требуют деньги, и мы всем миром их собирали. Как раз тогда на нас очень сильно давила налоговая инспекция, и можно было предположить, что это давление инициировано Грабаром. Поэтому я поверила брату. На суде я подтвердила слова Хохлова о том, что у нас вымогали взятку. Правда о деле Грабара мне стала известна лишь недавно, когда наши отношения с братом окончательно испортились и мы решили разделить бизнес. Антон в своих криках и угрозах, адресованных мне, говорил, что он справился с Клебановым и Грабаром, значит, справится и со мной. Именно зимой 2001 года, когда мы решили разделиться, я узнала, что Хохлов оговорил Грабара и что никакой "взятки" на самом деле не было.
После неудавшегося покушения на меня я написала Вениамину Грабару личное письмо, в котором подробно рассказываю все, что мне известно о том, как было сфабриковано его дело. В письме я называю имя чиновника городской прокуратуры, который, по моим сведениям, помогал Антону Хохлову в исполнении "заказа". Это Геннадий Иванович Резонов, нынешний замначальника Управления юстиции по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. В 1999 году Резонов был заместителем прокурора Петербурга. За то, что Резонов помог "засадить" Грабара, ему была куплена квартира в элитном доме общей площадью около 200 кв. метров. У него как раз были какие-то проблемы с жильем, и Хохлов решил, что это и есть лучшая форма "помощи" для прокурорского работника. Квартира была приобретена по очень заниженной цене на имя зятя чиновника, у которого как раз имелась декларация о доходах на 25 тысяч долларов. Понятно, что жилплощадь в элитном доме, который расположен в Московском районе, не может стоить так дешево. Сейчас Резонов живет там и по-прежнему периодически общается с Хохловым.
Я глубоко сожалею, что в свое время поддалась влиянию Антона Хохлова и выступила в рамках дела Грабара с ложными показаниями, которые в числе прочих имели такие роковые последствия для Вениамина Вениаминовича. Я бы хотела, чтобы Грабар мог использовать мои слова для защиты своей чести и достоинства в суде.
Я осознаю все неприятные последствия, которые может иметь мое публичное заявление для меня лично. Но что может быть хуже, чем уже предпринятая попытка убить меня? Поэтому я готова ответить за каждое свое слово.
P.S. Мы приводим заявление Инны Немциной дословно. Редакция не придерживается точки зрения ни одной из сторон и готова предоставить всем упомянутым лицам возможность ответить госпоже Немциной.
Из первых рук
Вениамин ГРАБАР: "Я испытал моральное удовлетворение..."
С заявлением Инны Немциной сотрудники АЖУР решили ознакомить одного из главных его фигурантов - бывшего опального чиновника, а ныне успешного предпринимателя Вениамина Грабара. В сущности, Грабар является не только героем сенсационного письма, но и его неназванным адресатом, даже более конкретным, чем "общественность города" и "правоохранительные органы". Пожалуй, в первую очередь для него, не забывшего (а кто такое забудет?) изолятор, суды и газетную травлю 1999 года, может иметь серьезное значение этот короткий покаянный рассказ.
- Вениамин Вениаминович, вы можете как-то прокомментировать заявление вашего "бывшего противника" Немциной? Это письмо как-то вас затронуло?
- Конечно, затронуло. Правда, я не могу комментировать факты так называемой "коррупции", изложенные в заявлении, потому что не знаю, что на самом деле происходило в кругу этих людей, которые в 1999 году были моими недоброжелателями. Считаю, что настоящей правды никто никогда не узнает, да я и сам не очень хочу в этом разбираться. Но меня радует, что человек, бывший когда-то "по ту сторону баррикад", раскаивается и заявляет, что меня сажали по "заказу" с помощью определенных людей...
- В своем заявлении Инна Александровна упоминает какое-то личное письмо, которое она отослала вам незадолго до того, как сделать публичное признание.
- Действительно, было такое письмо.
Совсем недавно. Вот тогда я и испытал, выражаясь канцелярским языком, "глубокое моральное удовлетворение". Но я не собираюсь ни публиковать это письмо, ни как-то его комментировать.
- Единственный упрек, публично высказанный вам Немциной, заключается в том, что в 1999 году вы использовали административный ресурс для того, чтобы утвердиться на алкогольном рынке. Выходит, Немцина и Хохлов защищались...
- Прежде всего в тот момент изменилась государственная политика по отношению к алкогольной отрасли. Моя личная позиция или взгляды на развитие бизнеса Сабадаша и Хохлова уже не имели решающего значения. Время было такое "шваховое", когда государство решило взять под контроль сферу производства и продажи алкоголя. В тот момент промышленность вообще давала нулевой эффект. Для сравнения: если сейчас промышленность дает 30 с чем-то миллиардов рублей в бюджет страны, то тогда - не более 3 - 4 миллиардов. Ото всех, начиная от председателя правительства РФ и заканчивая руководством Минфина, МНС, МВД, исходила установка, что в этой отрасли пора наводить порядок. И надо же такому случиться, что невольным проводником этой новой политики оказался я. Поэтому очень сложно сказать, кто в этой ситуации кого использовал: я - административный ресурс или административный ресурс - меня.
Допустим, если бы я действительно активно использовал служебное положение в личных целях, к примеру, в целях процветания собственного алкогольного завода "Ладога", тогда после моего ареста это предприятие, лишенное поддержки, обязано было бы как минимум обанкротиться. Но этого не случилось. Более того, экономика "Ладоги" продолжала успешно развиваться, хотя я находился под следствием и при всем желании не мог лоббировать интересы своего завода. Это свидетельствует о том, что ситуация с использованием административного ресурса во многом смоделирована как искусственная, хотя практически все СМИ именно это ставили мне в вину.
Я вообще такие вещи про себя читал в прессе... Если раньше я еще был склонен верить журналистами, думал, ничего себе "копнули"... Но когда я стал читать сюжеты, посвященные моему делу, которое я знал стопроцентно...
- То есть процент вранья вы увидели четко?
- Только без обид. Знаете, что такое шизофрения? Безукоризненное логическое построение на базе неверной предпосылки. Это и есть диагноз, который, видимо, можно поставить сегодняшней прессе. Что журналисту первое пришло в голову, то он и использует в качестве предпосылки. Вроде бы все нормально, логично, да и самого автора материала обвинить тяжело, ему же никто не дал информацию, как все было на самом деле...
- Какой-то вред вашему здоровью был нанесен полугодовым пребыванием в заключении?
- А как вы считаете? Мне не 20 лет, хотя старым человеком я тоже себя не считаю, достаточно большое время провел в вооруженных силах, но болячек хватает. А условия содержания в следственных изоляторах, мягки говоря, не способствуют восстановлению здоровья. Поэтому после освобождения у меня возникли реальные проблемы со здоровьем. Что касается морального вреда, его вообще тяжело оценить, а что было с моими родственниками в 1999 году - сами представляете
- Какой вес, по вашему мнению, может иметь заявление Инны Немциной в рамках существующего уголовного дела в отношении Хохлова и Сабадаша, которое возбуждено прокуратурой Адмиралтейского района по факту заведомо ложного доноса?
- Мне тяжело аргументирование сказать вам, какой оно будет иметь вес, поскольку делом занимается прокуратура и в ее компетенцию входит характеризовать значение того или иного факта. Мое заявление в прокуратуру - это некоторым образом укор той правоохранительной системе, благодаря неповоротливости которой я, законопослушный человек, оказался в тюрьме. Но с точки зрения результатов по данному уголовному делу, даже с учетом заявления Немциной, ничего предположить не могу. Все дела, связанные с ложным доносом, откровенно говоря, на нашей правовой базе трудно доказуемы. Насколько мне известно, прецедентов еще не было. Все, что мне нужно, - я освобожден, я оправдан, я чувствую себя совершенно нормальным человеком, и мне этого достаточно. Тем не менее пусть прокуратура попытается доказать факт ложного доноса, это вопрос чести ее мундира.
- Вы осознаете, в какую сложную ситуацию сейчас попала Инна Немцина?
- Я вообще был шокирован тем, что с ней произошло. Я видел фотографию ее автомобиля в вашей газете - просто невероятно, как она осталась жива. Никогда не ожидал, что люди в своей экономической борьбе, к тому же состоящие в кровном родстве, могут дойти до таких страшных вещей. Чисто по человечески - это просто жуть.
|
