|
Мы думали, что оглашать приговор будут долго.
А судьи успели закончить до обеда.
Уже в 15.00 выпущенные на свободу фотографировались у фонтанчика во дворе Московского окружного военного суда. Военный суд им очень понравился.
А для нас он стал страшным судом.
Ладно — нескорым (допросить триста свидетелей — дело не одного месяца). Главное — несправедливым.
До сих пор в статьях о процессе я деликатно оговаривалась: да, есть такие и такие доказательства. Но оценку им должен дать суд.
Судья Сердюков дал свою оценку.
НИ ОДНОГО доказательства вины подсудимых он не признал. Ни результатов экспертиз, ни многочисленных свидетельств. Ни опознаний, ни следственных экспериментов. Ни собственных признаний господ Поповских, Капунцова, Барковского.
Да, все это в деле есть. Многое подтвердилось в суде. Но решения суда, по словам Сердюкова, это “не колеблет”. Неколебимый у нас судья. Скала. Кремень.
Только вот правосудие с миром минералов ничего общего не имеет. Символ правосудия — колеблющиеся весы Фемиды, на которых должны быть четко и точно взвешены все доказательства.
Для того чтобы читателям было проще следить за ходом мысли судьи Сердюкова, напомню вкратце канву обвинения.
Бывший глава разведотдела штаба ВДВ Павел Поповских ;
командир особого отряда спецназначения 45-го полка ВДВ Владимир Морозов ;
сослуживцы Морозова Константин Мирзаянц, Александр Сорока ;
бывший сослуживец Морозова Константин Барковский ;
сотрудник охранного агентства “Р.О.С.С.” Александр Капунцов — обвинялись в умышленном убийстве журналиста “МК” Дмитрия Холодова при исполнении им служебного долга. Убийстве, совершенном по сговору группой лиц способом, опасным для жизни многих людей.
* * *
Обвинители пришли к следующим выводам. (Извините за сухость стиля — стараюсь придерживаться документов.)
В 93-м году в СМИ публиковались негативные материалы о положении дел в армии и о руководителях Вооруженных сил. Министр обороны Грачев в декабре 93-го года поставил задачу полковнику Поповских воздействовать на авторов этих публикаций — в их числе и на Холодова. Необходимо было установить, от кого журналисты получали информацию, чтобы не допустить ее обнародования.
Командующий ВДВ генерал-полковник Подколзин, его первый зам генерал-полковник Пикаускас и заместитель по тылу генерал-лейтенант Зуев после продолжающихся публикаций не раз ставили Поповских в известность о высказываниях министра — мол, надо выполнить его поручение.
Поповских попытался взять работу Холодова под свой контроль. Предлагал корреспонденту предоставлять получаемую им информацию для оценки ее достоверности. Холодов на это не пошел.
В июне 1994 года журналист был вынужден на время скрыться...
В августе Поповских поручил Морозову организовать слежку за Холодовым, выявить контакты журналиста и воздействовать на него. Привлек к этому других военнослужащих особого отряда.
Осенью, собирая необходимую информацию о Холодове, Поповских тем не менее при встречах с Зуевым по-прежнему был вынужден выслушивать передаваемые им упреки Грачева в свой адрес и угрозы расформировать 45-й полк — если Поповских не выполнит задачу.
Тогда Поповских, не желая идти на конфликт с министром, а также из карьерных побуждений, принял решение убить Холодова.
* * *
В начале октября в свой план он посвятил Морозова, Капунцова и Барковского. Поповских и Морозов привлекли еще и заместителей командира особого отряда Мирзаянца и Сороку.
Барковский, Морозов, Капунцов следили за Холодовым и о результатах докладывали Поповских.
Морозов собрал “мину-ловушку” в дипломате.
17 октября 1994 года Морозов вместе с Мирзаянцем доставили взрывное устройство на вокзал. Там Морозов передал его Барковскому. Он положил “дипломат” в камеру хранения Казанского вокзала, а жетон вручил Морозову.
Потом жетон был отдан Поповских. Полковник же отдал Капунцову.
Примерно в 8 часов 35 минут на вокзале Барковский, Морозов и Капунцов зафиксировали прибытие Холодова и взяли его под наблюдение, а затем Капунцов попытался вручить жетон Холодову.
Журналист брать его отказался и уехал в редакцию. Капунцов вынужден был по телефону сообщить Поповских о срыве задания и возвратить ему жетон.
В это время Барковский и Морозов выехали к “МК”, где контролировали действия Холодова и развитие дальнейших событий. Туда же позднее подъехал и Капунцов.
Исходя из новых обстоятельств, Поповских поставил задачу не установленному члену преступной группы встретиться с Холодовым и передать ему жетон от камеры хранения. Журналиста о новой встрече предупредили по телефону.
Около 13 часов Холодов, взяв в камере хранения “портфель-дипломат”, привез его на работу.
Через несколько минут прогремел взрыв...
* * *
“Участие подсудимых в убийстве Дмитрия Холодова не доказано”, — гласит вердикт господина Сердюкова. Что они однозначно невиновны — судья не сказал. Может, и виновны. Но доказательств маловато...
Во-первых, как записано в приговоре, у подсудимых не имеется мотива.
Но в приговоре нет ни слова о том, что Грачев в суде признал: да, он давал указание “заткнуть рот и обломать ноги” Холодову.
“Я только имел в виду, чтобы журналисту все правильно объяснили, воспитали его, — продолжил Грачев на допросе. — Меня могли понять неправильно”.
Насчет воспитания: Грачев довел до всех частей — от Балтики до Дальнего Востока — указание “не пущать” журналиста Холодова ни в одну воинскую часть. Персонально журналисту Холодову в Минобороны посвящали собрания “политруков” всех родов войск. Глава ВДВ Подколзин с подачи Грачева звонил главному редактору “МК” Гусеву и обещал прислать батальон десантников, чтобы разогнать газету.
Все это стопроцентно доказано.
Но судья Сердюков об этом умалчивает. Судья в приговоре вспоминает лишь одно: как в телепередаче Грачев назвал Холодова “военным противником”. “Это было сказано в шутливой форме”, — резюмирует судья. Славная шутка...
О том, что Поповских выполнял самые “деликатные” поручения Грачева, общался с ним напрямую — и это доказано стопроцентно, — судья тоже не говорит.
* * *
Ладно, положим, Грачев хотел журналиста просто “воспитать”.
А Поповских — его неправильно понял.
Но преступную группу из фигурантов, считает судья Сердюков, полковник создать никак не мог. Отношения с Морозовым, Сорокой и Мирзаянцем у полковника были чисто служебные, с Барковским и Капунцовым — дружеские.
Между тем что значит — “чисто служебные отношения”? Это значит, Поповских — начальник, остальные — его подчиненные. Они обязаны выполнять приказы полковника. И, как известно из материалов дела, которые никто не опроверг и ничто не опровергло, служащие особого отряда выполняли самые “деликатные” поручения Поповских. Даже незаконные. Занимались, например, агентурной работой в Москве — хотя должны были вести ее только в “горячих точках”, на территории военного противника. Получали “паспорта прикрытия” на чужие фамилии — хотя десантникам они не положены. И так далее, и тому подобное.
Сердюков по этому поводу в день приговора промолчал.
Что значит “дружеские отношения” с Капунцовым и Барковским?
Поповских вместе с Капунцовым создали охранное агентство “Р.О.С.С.” Жена полковника стала соучредителем. Через жену действующий глава разведотдела штаба ВДВ получал доходы. “Гражданского” Капунцова он тоже использовал в “агентурной работе”.
Барковского Поповских как раз перед убийством Димы устроил на работу. В фирму, занимавшуюся драгоценными камнями. При условии: Барковский на главу этой фирмы будет “стучать”.
До этого Барковский работал в другой фирме, где “крышевали” служащие особого отряда.
Доказано — железно.
Но Сердюкова это “не колеблет”.
Кстати, о взаимоотношениях членов особого отряда: они не только воевали вместе — вместе “делали крышу” разным коммерческим структурам. Получали за это тысячи долларов. Делились с командиром своего полка. Сие неопровержимо — все документы к делу подшиты, все показания...
* * *
Дальше — еще интереснее.
Судья Сердюков в результате многомесячной работы установил: ни под какой контроль Поповских Холодова не брал, а скрываться летом 94-го года Дима вообще не скрывался.
Свидетель по делу Анатолий Лагутин показал и на раннем этапе следствия, и в суде: Дима говорил, что Поповских пытается его, Холодова, контролировать, взять “под колпак”. И Дима знал: Грачев поручил Поповских с ним разобраться. Холодов в беседе с Лагутиным обсуждал: может ли действительно с ним расправиться разведка ВДВ или нет?
Судья Сердюков снова не поколебался. Не мог, посчитал он, Холодов откровенничать с Лагутиным. Потому что... скрытным Дима был.
А что Лагутин служил в ВДВ и являлся Диминым информатором — это мелочь.
И летом, когда вся редакция стояла на ушах, дала сообщение в ТАСС: “Пропал журналист!”, Дима просто ездил на дачу. А предупредить коллег об этом — забыл. Так посчитал судья.
Дима и вправду поехал к родственникам в Сергиев Посад. Но многие и многие свидетели подтверждали: знающие люди посоветовали Холодову залечь на дно. Хотя бы на несколько дней. И поэтому он скрылся в безопасном месте.
Мелочь?
Коронным номером судьи стала оценка записи в книжке Поповских — про “корреспондента из “МК”: “М.б., не бить, но прекратить публикации против”.
Поскольку не брал Поповских работу Холодова под свой контроль, значит, и запись не считается. Не колеблет.
* * *
Да, установил суд, Капунцов, Барковский и Поповских дали на следствии показания. Признательные.
Поповских поведал: Грачев, Подколзин и Зуев велели ему разобраться с Холодовым. Он понял, что генералы имели в виду физическое устранение журналиста.
Но Поповских поручил Морозову корреспондента просто побить. При этом не скрыв от Морозова: начальство хочет Диминой смерти.
А когда узнал, что Холодова взорвали, очень удивился и побежал к Морозову. Выяснять обстоятельства. “Это сделал я”, — сказал Морозов.
Барковский признался, что по просьбе Поповских следил за Холодовым. Ему помогали Морозов и Капунцов.
Потом Барковский, по его словам, видел, как Морозов собирает мину в “дипломате”. А Поповских попросил Барковского в день взрыва взять у Морозова “дипломат” — якобы с “компроматом для “МК”. И положить его в камеру хранения на Казанском вокзале.
Капунцов же говорил следователям: он вместе с Барковским следил за корреспондентом. Потом Поповских объяснил Капунцову, что “для имитации покушения” на журналиста надо передать Холодову “некий контейнер”, который при открытии произведет “шумовой эффект, какой-либо дым”.
Получив у Поповских жетончик от камеры хранения, Капунцов поехал на Казанский вокзал. Там были Морозов и Барковский... Дальше пересказывать не буду — остальное есть в канве обвинения.
* * *
Анализируя эти показания, суд пришел к более чем парадоксальному выводу: во-первых, они были даны под давлением следствия. Во-вторых, они между собой не во всем согласуются. В-третьих — никакими другими свидетельствами не подтверждены.
Поповских, Барковский и Капунцов в суде от этих показаний действительно отказались.
Поповских объяснил, что его “прессовали” сокамерники, а именно — кидались в него тапочками. А еще ему срочно понадобилась операция, оперироваться не давали, поэтому — чтобы не умереть от страшной болезни — он свои показания “изобрел”.
Судья Сердюков счел эти доводы весомыми.
И — умолчал в приговоре о нескольких вещах.
Болезнь у Поповских была отнюдь не смертельной — доброкачественная опухоль щитовидки. До ареста и во время допросов, на которых давал признательные показания, он на здоровье не жаловался. И операции не требовал.
Жаловаться начал позже. Операцию в конце концов Поповских сделали (кстати, в госпитале в его палате каким-то чудом появился телефон, и сослуживцы получили возможность общаться со “строго охраняемым” полковником. Общаться даже лично).
Но и после операции Поповских часть своих показаний подтверждал!
Барковский, по его словам в суде, признавался из “опасений за жизнь жены и сына”. А что говорить — ему подсказывали следователи.
Капунцову тоже все “оперативные работники диктовали”.
* * *
Мало того что НИ ОДНОГО доказательства давления на обвиняемых нет.
Мало того что некая “несогласованность” показаний не может быть объяснена давлением следствия — зачем следствию нестыковки?
Мало того что объяснено это может быть только одним: каждый, как водится в преступных группах, старался по мере сил выгораживать себя и сваливать вину на подельников.
Мало того что показания обвиняемые давали в присутствии своих адвокатов.
Главное — другие свидетельства, которые подтверждают виновность обвиняемых, в деле ЕСТЬ. И во время суда ПОДТВЕРДИЛИСЬ.
* * *
Свидетель Маркелов, как и Барковский, видел Морозова за сборкой “дипломата”. Описание ими конструкции взрывного устройства совпало с выводами экспертиз — вплоть до расположения взрывчатки внутри “ловушки”.
Свидетелю Телепегину сам Морозов рассказал, что делал мины-“дипломаты” и, возможно, одна из них взорвалась в руках у Холодова. (Судья решил, что не могло быть такой беседы. Потому, что быть не могло.)
Свидетель Мурашкин, один из информаторов Димы, опознал в человеке, который следил за Холодовым, Барковского. Его Мурашкин — сотрудник ФСК — заметил во время встречи с Димой в метро.
Показания Мурашкина судью опять-таки не поколебали. “Мурашкин сказал, что категорически утверждать этого не может”, — примерно так написал в приговоре господин Сердюков.
Господин Сердюков соврал. “Барковский — это тот человек”, — на самом деле однозначно заявил Мурашкин в суде.
Наверное, мы в тот день сидели с судьей Сердюковым в разных залах заседаний.
Кстати, интересно, что судья не разрешил участникам процесса вести никаких аудио- и видеозаписей. Хотя закон этого не запрещает. Подозреваю, что в письменном протоколе заседаний, который составляли сотрудники суда, мы найдем немало удивительного.
* * *
Некоторые свидетельства не в пользу подсудимых господин Сердюков НЕ УПОМЯНУЛ В ПРИГОВОРЕ ВООБЩЕ.
Это и “прослушки” разговоров подозреваемых. И показания свидетелей, которым Поповских признавался: “В деле замешаны высокие чины. Но если что, я спрыгну с подножки последним”. И другие показания — о том, что командир 45-го полка прямо сказал: Холодова убили его подчиненные.
И много чего еще — подробно я расскажу обо всем в спецвыпуске “МК” в среду. (Господа бывшие подсудимые могут не беспокоиться — все материалы уже готовы.)
* * *
Больше всего в приговоре меня поразили три куска.
Первый — про то, что не могли подсудимые разработать такую сложную и запутанную операцию по убийству Холодова. “Дипломаты”, жетоны, участвует несколько человек...
Богатый опыт подсудимых в “специальных” вопросах им бы такой откровенной “лажи” не позволил.
По сути, Сердюков повторил слова бывшего министра обороны Павла Грачева на процессе: “Это не убийство, а гибель. Это выполнено непрофессионально — целая цепь — один передал, другой положил, третий...”
И снова у судьи Сердюкова случился провал в памяти.
Дело в том, что на предварительном следствии командир особого отряда Морозов — человек, прошедший спецподготовку на курсах ГРУ, — выстроил перед следователем “примерную схему подготовки и исполнения акции в целях ликвидации Дмитрия Холодова”.
По мнению Морозова, все было сделано “по науке”.
Сначала — выявление контактов, слежка.
Потом — вхождение в доверие.
Потом — одни закладывают взрывное устройство, другие — следят, чтобы все прошло гладко, третьи — передают...
В общем, все в деталях совпадает с объективной картиной убийства.
* * *
Второй поразивший меня “фрагмент” приговора — про то, что на свидетеля Маркелова (он одним из первых указал на причастность служащих особого отряда к убийству Димы) его сослуживцы не оказывали абсолютно никакого давления. Не принуждали его изменить свою позицию.
Утверждая это, судья “позабыл” про заявление Павла Поповских на имя генпрокурора, которое полковник в суде не опроверг. Не попросил исключить из доказательной базы. Это заявление полковник написал многие месяцы спустя после своей “судьбоносной” медицинской операции.
В заявлении Поповских утверждает: узнав о том, что Маркелов вступил в контакт со следователем, он, Поповских, поручил заместителю командира особого отряда Мирзаянцу “разоблачить” Маркелова.
Из других показаний полковника следует: он сам написал “черновик” для Маркелова — суть бумаги была в том, что Маркелов якобы “оговорил” своих сослуживцев.
А потом Мирзаянц заставил Маркелова, угрожая ему, переписать эту бумагу...
Зато судья Сердюков полностью одобрил результаты автороведческой экспертизы сего документа, назначенной по ходатайству адвокатов подсудимых.
“Маркелов писал текст не под диктовку, а самостоятельно”, — сделал вывод эксперт Комиссаров. И сказал, что вывод этот — однозначный.
Но абсолютно все специалисты, имеющие дело с такой зыбкой “материей”, как автороведческие экспертизы, утверждают: “стопроцентности” в них не может быть никогда... Все, кроме Комиссарова.
Эксперт пояснил, что он использовал некую методику, разработанную в 70-х годах в Харькове. Потом мы эту “методичку” нашли. И сказали о ней в суде. Ничего общего с ней в исследовании эксперта не было!
Не было ничего общего с методикой экспертизы и в собственных научных трудах господина Комиссарова.
Откуда ж он взял свои “стопроцентные” результаты?
Да с потолка взял.
И вскоре уволился со службы.
“Автороведческая экспертиза научно обоснованна и убедительна”, — постановил судья.
Занятно: при этом результаты еще одной экспертизы, которая установила принадлежность тротила, взорвавшегося в “дипломате”, к партии шашек со склада 45-го полка ВДВ, судью не устроили... Хотя тех, кто проводил это исследование, он даже не счел нужным допросить. И результаты этого исследования не опровергнуты ничем.
* * *
Третий момент — полное признание судьей Сердюковым достоверности алиби подсудимых.
Барковский, изменив свои показания, заявил, что 17 октября он с самого раннего утра уехал в город Рязань. Ссылался на свидетелей, которые его там якобы видели в “нужное время”. Но НИ ОДИН из свидетелей не подтвердил, что Барковский утром находился в Рязани. А некоторые говорили прямо: не было такого.
Судья в очередной раз “не поколебался”.
На всем предварительном следствии ни Поповских, ни Мирзаянц не вспомнили, что 17 октября они выезжали в город Королев — готовить визит в местную школу министра обороны Грачева.
А в суде их осенило: были в Королеве, да запамятовали.
Почему вдруг вспомнили? Поповских сказал, что запись об этом нашел в своей книжке. Ее во время обыска изъяли, а вот когда полковник начал знакомиться с материалами дела, пометочку и обнаружил.
Как выяснилось в последний день допросов, книжки с такой записью в материалах дела НЕ БЫЛО.
И полковник, ничтоже сумняшеся, попросил “исключить ссылки” на мифическую книжку из числа доказательств...
После нежданного “пробуждения памяти” у Поповских и Мирзаянца “пробуждение” случилось и у парочки свидетелей. Те, кто на следствии ни разу не упомянул о присутствии Мирзаянца и Поповских в Королеве 17 октября, придя в суд, с порога начали показывать на них пальцем: как же, были, были. Эти.
Дошло до смешного: свидетели тоже уверяли, что “пробуждение памяти” у них случилось после просмотра собственных записей. Но записи, увы, потерялись, показать их суду возможности нет...
И появились свидетели вовсе “новенькие” — те, кого на следствии не допрашивали. Этих господ вызвали на процесс по ходатайству адвокатов подсудимых.
Господа подтвердили алиби. Но имели неосторожность сказать, что “помочь судебному следствию” их попросил... сын министра обороны Грачева Валера. Да и с самим министром обороны Грачевым “новенькие свидетели” находились в прекрасных отношениях — они когда-то были к нему прикреплены охранниками...
* * *
Объективных доказательств участия подсудимых в убийстве Холодова суду не представлено, подытожил господин Сердюков.
Судья, которого в отдельных СМИ называли “великим профессионалом”.
Давайте вспомним, что вынесенный “великим профессионалом” оправдательный приговор по делу о взрыве на Котляковском кладбище был отменен.
Если отменят и приговор по делу Холодова — на профессионализме генерала Сердюкова можно будет поставить жирный крест.
|
