|
Дело генерала Олейника, бывшего начальника финуправления Минобороны, стало одним из самых громких дел последнего времени. И не только оттого, что на кону 327 пропавших миллионов долларов. Но и потому, что дело это — пример того, как прокуратура выводит из-под удара подлинных преступников, вешая всех собак на “стрелочников”.
Почему руководство Генпрокуратуры потребовало снять обвинения с Андрея Вавилова? Идут ли в ГВП “чистки”? Кто украл миллионы долларов?
На нелицеприятные вопросы “МК” отвечает главный военный прокурор страны, генерал-полковник юстиции Михаил Кислицын.
Наша пятничная публикация “Закон вазелина”, посвященная странностям, которые сопровождают одно из самых громких и скандальных дел последнего времени — дело генерала Олейника, — не осталась для прокуратуры незамеченной.
Напомним: речь идет о пропаже 327 миллионов долларов, которых недосчиталось Министерство обороны. Деньги эти были похищены в результате схемы российско-украинских взаимозачетов, которую придумал бывший первый зам. министра финансов Андрей Вавилов.
В ходе следствия Вавилову было предъявлено обвинение, однако первый зам. Генерального прокурора Юрий Бирюков приказал сотрудникам ГВП снять это обвинение, а после их отказа — забрал материалы дела к себе и “реабилитировал” Вавилова. По странному стечению обстоятельств все, кто не выполнил “команды” Бирюкова, вскоре были уволены или понижены. На скамье подсудимых же остался один лишь генерал Олейник — бывший начальник финуправления Минобороны, вина которого заключается в том, что он выполнил приказ своего руководства: перечислил деньги. (Кстати, предъявить Олейнику обвинение тоже приказал Бирюков.)
Обо всем этом в статье рассказали не только участники дела, но и самый опасный для Бирюкова свидетель — уволенный уже начальник отдела ГВП Андрей Сагура.
После выхода материала нас пригласил главный военный прокурор Михаил Кислицын, чтобы изложить свою (вернее, официальную) точку зрения на эту ситуацию.
Мы сознательно не комментируем высказывания генерал-полковника юстиции, тем более что в ближайшее время намерены вернуться к этой почти детективной истории.
— На прошлой неделе ваш подчиненный — гособвинитель Милованов, выступая в суде, потребовал приговорить генерала Олейника к четырем с половиной годам лишения свободы. Вы действительно уверены в виновности Олейника?
— Несомненно. Точка зрения прокуратуры полностью совпадает с позицией гособвинителя. Но вынужден сразу оговориться. Мне не хотелось бы обсуждать подробности “дела Олейника” и тем самым оказывать давление на суд. Прокуратура сказала свое слово. Судьба Олейника теперь полностью в руках суда.
— Олейника сейчас обвиняют в превышении должностных полномочий. Однако всего пару месяцев назад именно вы — главный военный прокурор — предлагали переквалифицировать обвинение на халатность и прекратить дело по амнистии.
— На данный момент от комментариев по этому поводу я бы воздержался.
— И тем не менее: выходит, четыре месяца назад вы не были уверены в виновности Олейника?
— В виновности Олейника я не сомневался ни тогда, ни сейчас. Просто квалификация его действий на тот период была небесспорной. Высказывались разные точки зрения, которые возникали в ГВП.
— Получается, что своего мнения ГВП не имеет: если бы не отказ Генеральной, дело было бы прекращено по амнистии?
— Почему? Наше мнение изложено в позиции гособвинителя.
— И то, что Олейник — единственный, кто сегодня находится на скамье подсудимых, хотя всем понятно, что он не мог быть организатором аферы, что он обычный “стрелочник”, — это тоже ваше “мнение”? Почему за все должен отвечать один Олейник?
— Дело расследовалось объективно. Виновность Олейника с позиции следствия установлена. Все, что касается других возможных фигурантов, — это уже из разряда лирики.
— И бывший зам. министра финансов Андрей Вавилов, который, по показаниям абсолютного большинства свидетелей, был инициатором этих соглашений, тоже лирика?
— Под судом находится только Олейник.
— Вас не удивляет, что отказ переквалифицировать обвинение Олейнику подписал первый зам. генерального прокурора Юрий Бирюков?
— А почему это должно меня удивлять? Юрий Станиславович Бирюков курирует следствие. Это его компетенция. Но, предвосхищая ваш следующий вопрос, сразу предупрежу: я не вправе, да и не считаю нужным комментировать действия Ю.С.Бирюкова.
— Простите за назойливость, но не могу не спросить: чем объясняется столь высокая активность именно Бирюкова в этом деле?
— Повторюсь: я не хочу обсуждать руководителей Генпрокуратуры. Я уверен, что какой-либо личной заинтересованности у Юрия Станиславовича быть не могло.
— В вашей практике руководство Генпрокуратуры в письменной форме часто требует снимать обвинения с одних людей и предъявлять другим?
— Дача письменных указаний предусмотрена уголовно-процессуальным законодательством. Здесь нет ничего противоестественного.
— А как быть с вашими подчиненными, которых уволили или понизили после того, как они отказались выполнять “команду” Бирюкова и не сняли обвинений с Вавилова?
— На мой взгляд, увязывать эти кадровые решения с “делом Олейника” совершенно некорректно. Пойдем по персоналиям. Генерал-лейтенант Юрий Петрович Яковлев, мой бывший первый зам. Ему исполнилось 55 лет. Контракт на прохождение воинской службы истек, он должен был увольняться, но генеральный прокурор по своей инициативе предложил Юрию Петровичу высокую должность в Генпрокуратуре, на что он согласился...
— Я слышал тем не менее, что Яковлеву ранее обещали продлить контракт на два года.
— Это не так... Идем дальше: бывший уже начальник Следственного управления генерал-майор Шеин. Никто не ставит под сомнение профессионализм и порядочность Виктора Степановича, но со своей работой он явно не справлялся. Некоторые дела велись в Следственном управления по 4—5 лет. Неоднократно мы пытались поправить Шеина, заслушивали его на коллегии. К сожалению, мер он к исправлению ситуации не принял, а потом и вовсе вскрылись нарушения закона при расследовании уголовных дел.
Кстати, Виктор Степанович сам попросил освободить его от занимаемой должности. Это произошло после того, как мы возбудили дело в отношении его бывшего сотрудника, начальника отдела полковника Сагуры. То же самое сделал и начальник отдела надзора полковник Матюнин, который, как и Шеин, посчитал, что несет ответственность за вскрытые недостатки в работе следствия.
— Сами попросили отставки? Без давления, намеков?
— Сами.
— В это непросто поверить — тем более что никакие другие руководящие работники, кроме них, в последнее время “репрессиям” не подвергались?
— Обычное совпадение... Можете, кстати, задать им эти вопросы сами. Я разрешаю.
— Вы прекрасно понимаете, что ни Шеин, ни Матюнин не будут сейчас публично ничего говорить. И еще вы наверняка понимаете, что я в курсе их неофициальной позиции, которая прямо противоречит вашей.
— Ничего по этому поводу сказать не могу.
— Касаясь упомянутого вами “дела Сагуры”: вы не считаете, что оно возбуждено в отместку Сагуре за то, что он настоял на привлечении Вавилова к ответственности и осмелился в глаза перечить Бирюкову?
— Ни в коей мере. Мне очень хотелось бы думать, что Сагура ни в чем не виноват, но факты, к сожалению, свидетельствуют об обратном. Сегодня в отношении Сагуры расследуется уголовное дело. Не исключаю, что он сознательно использовал газетную трибуну, чтобы защитить себя.
— Вполне возможно. Но, согласитесь, довольно странная выходит ситуация: стоило человеку предъявить Вавилову обвинение, как мгновенно поднимается история трехлетней давности о том, что Сагура якобы был причастен к передаче самолета и авиационных двигателей коммерсантам. Почему раньше дело это не возбуждалось?
— Еще одно совпадение. Сагура совсем не так кристально чист, каким хочет казаться.
— Однако Сагура не принимал решение о передаче самолета. Это сделал главком ВВС, Сагура лишь подписал исходящее письмо. И не он один. Есть аналогичные документы за подписью ваших бывших заместителей.
— Вы опять толкаете меня в “ревизию” расследуемых дел. Если кто-то из сотрудников ГВП к чему-то причастен, следствие в этом, будьте уверены, разберется.
— “Делом Сагуры” занимается сейчас бригада из шести следователей. С чем это связано?
— С желанием как можно скорее закончить следствие.
— Но ведь дело это не многоэпизодное. Не имеет общественного резонанса. Сагура — не Кобец, не лодка “Курск”... Даже расследованием о незаконной продаже судна “Анадырь”, где речь идет о 20 миллионах долларов ущерба, занимается сейчас группа из двух человек!
— Повторяю: это связано только с нашим желанием закончить его в кратчайшие сроки.
— Если не секрет: много у вас дел, по которым работают столь “мощные” бригады?
— Достаточно.
— Сколько? Два, пять, десять?
— Не готов сейчас сказать, надо уточнять.
Поймите меня правильно: журналист, в отличие от прокурора, находится куда как в более выгодном положении. О многих вещах я не могу говорить, потому что существует тайна следствия. Потому что не имею права оказывать давление на ход уголовного дела или судебного процесса. Но смею вас уверить: Главная военная прокуратура никогда не пойдет на нарушение закона.
— Суд над Олейником должен закончиться на этой неделе. Ваш прогноз?
— Мой прогноз, что суд объективно и всесторонне определит вину генерала Олейника. Когда он примет какое-то решение, обещаю: мы вернемся к этому разговору, и я подробно расскажу обо всем. О том, о чем говорить пока, к сожалению, не вправе.
|
