|
Какого россиянина не электризует, когда он видит высшее начальство? Это в нашей крови. Идет из седой древности - через всю историю. Здесь дело вовсе не в якобы рабьей нашей натуре, а в том обстоятельстве, что веками высшая власть в России была больше, чем высшая власть - сам господь Бог по отношению к рядовому человеку. Отсюда и "электричество". Я, старый житель Москвы, много наблюдал одну разновидность этого "электричества" (полностью подвергаясь ей). Огромное уличное любопытство, даже что-то вроде потрясенности - когда мимо проносились правительственные автомобильные кортежи. И в тридцатые, и в сороковые, и в пятидесятые и дальше года - реакция нас, рядовых, была одинакова и массова. Сотни пар глаз устремлялись на мчащиеся лимузины. А потом слышалось: "Видели - поехали?", "Вон поехали!", "Ишь, поехали!", "Во шпарят!" - и прочие бессмысленности, срывающиеся с языка тогда, когда сказать нечего, а возбужденность из тебя рвется. И вот пришло в голову рассказать, как правительство ездило по Москве. На протяжении шестидесяти лет. Все-таки - частичка эмоциональной истории столицы. А к тому же в эту возбуждающую пустяковину вплелась некоторым боком и наша история. Тем более стоит вспомнить
Очень отчетливо помню кортежи тридцатых - второй их половины. Еще бы нет! Был в том возрасте, когда впечатления врезаются неизгладимо. Со временем только ярче становятся. Насколько мог судить - существовал железный стандарт (жил возле Лубянской - тогда Дзержинской - площади, где они ездили по десять раз на дню). Впереди черный "Паккард" с зелеными стеклами. В нем ехал "сам". Сидел обязательно и непременно рядом с шофером. Почему такая позиция, кстати, противоречащая соображениям безопасности? Могу только догадываться, что по тогдашней малой культурности и спесивости верхов сидеть сзади выглядело унизительно. Вроде - в багажном отделении перемещается. А тут - как на капитанском мостике. Вслед за "Паккардом" битком набитый охранниками - напряженно наклонившимися, всматривающимися в улицу - длиннейший американский же лимузин "Линкольн". Обязательно с брезентовым откидным верхом (летом и откидывался - явно в оперативных целях).
Но пожалуй, более волнующим было приближение кортежа, а не его проезд. Очень внушительно оно выглядело. Вернее слышалось. В уличный шум (порядочный тогда, ибо машинам разрешалось сигналить неограниченно) издали врывались резкие, громкие ноты - наперебой клаксонили обе машины. Да как! У "Паккарда" - резкий, повелительный, низкого тона гудок. А у "Линкольна" - вообще незабываемое "уа-уу", вроде громчайшего кваканья. И вот как услышишь эту какофонию, сразу понятно - "они"! А чего гвалт? Ведь тоже против безопасности? А того, что надо было предупредить уличных регулировщиков, чтобы переключили красный свет светофоров на зеленый. И разогнать пешеходов, толпами пересекавших улицу где попало - на сельский манер. Тогда регулировщики телефонной, тем более радиосвязи не имели, светофоры переключали вручную. Но зато стояли эти регулировщики - на основных улицах - через каждые двести метров. И свистели беспрерывно, пытаясь противостоять безалаберному переходу улиц. Бывало, за нарушителем припускались бегом, ловя при всем честном народе и штрафуя на рубль (нарушители были ловимы легко, ибо бежать во всю силу не решались, милиции сильно боялись и стремились спастись только быстрым шагом, не оборачиваясь). Так вот, заслышав правительственный клаксонный гвалт, регулировщики утраивали усилия.
Вот пример того, как истово несла тогда службу охрана. Как-то, войдя в свою Мясницкую (тогда Кировскую) улицу с Дзержинской площади, услышал сзади ту самую возбуждающую какофонию. И, проявив рационализм не по возрасту, не стал оборачиваться, решив, что когда будут проезжать мимо - посмотрю. Из-за рационализма и упустил событие: сзади раздался металлический грохот, звон разбитого стекла - это врубился в дом, где теперь магазин "Библио-глобус", "Линкольн" охраны. То, что затем произошло, впечатлило не одного меня, мальчишку. Окровавленные охранники - человек восемь - мигом выскочили из авто, цепью перегородили улицу, остановили первую легковушку, выкинули из нее шофера, набились сами и понеслись догонять ушедшую вперед машину "самого". Вся операция заняла секунд десять, не больше. "Вот это да!" - такая примерно была реакция видевших. Решительность, оперативность - отменные.
В военные годы (первые, во всяком случае) пара "Паккард" - "Линкольн" осталась неизменной. Иной не видел. Но что изменилось - так это их маршруты. До войны ездили по одним и тем же улицам, в одни и те же часы. А тут? Играем мы, ребятня, в футбол в нашем дворе на Кировской (дом двадцать четыре - тогда проходной и проездной между Кировской и параллельно идущим Кривоколенным переулком). И вдруг - прямо над нашим ухом громовые правительственные клаксоны! И по нашему футбольному закутку проезжает та самая пара. Оттого что вблизи - неимоверно громадная. Мы ошалели, не знали, что и думать. Взрослые тоже весь вечер толковали, не находя объяснений. Большое было событие в жизни двора! Только после войны случайно узнал, в чем дело. Оказывается, кортежи тогда стали ездить каждый день разными маршрутами, чтобы уберечься от покушений немецких диверсантов. Вот и заехали в наш двор.
Сразу после войны кортежи преобразились и очень интересным образом. Из Германии привезли кучу военных трофеев. Самых разных видов. К примеру, в Центральном комитете партии работникам раздавали немецкие радиоприемники. В подсобное помещение на Старой площади их навезли тысячи - и цэковцы толпились, выбирая. Правда, по обретении приемника и выходе из помещения "элитность кончалась", если так можно выразиться. Дальше цэковцы перли громадные ящики на себе, обвязав веревками и закинув за спину. Приток трофеев сказался и на правительственных кортежах. Были привезены лимузины фашистского руководства. Да какие! Куда американским! Гигантские, сверкающие "Хорьхи" (если кто видел кинохронику Нюрнбергского нацистского съезда - там Гитлер едет через толпу на таком открытом "Хорьхе"), гигантские сверкающие "Даймлеры". И правительство заездило на них. Не знаю, на всех ли хватило, но Буденный, например, катал на "Мерседесе" Гиммлера, огромной коробкообразной машине. Андреев (был такой член Политбюро) на "Даймлере" гауляйтера Коха. Кроме того, высшее цэковское начальство - секретари ЦК - дружно пересели на те же "Хорьхи".
По мальчишеству только восхищался этими красавцами. Лишь много позже дошло - во всем этом было что-то скифское. Захватить машины фашистских врагов и катать на них, как на своих, - варварское дело. Но надо сказать, пиршество длилось недолго. Где-то через три-четыре года после войны все правительственные иномарки вдруг вмиг исчезли из Москвы. А вместе с ними и тысячи иномарок, на которых разъезжало начальство средней руки (всякие "Опели-капитаны", "Опели-кадеты", "БМВ" и пр.). Ходил слух - распорядился Сталин. Тогда начинала развертываться огромная политическая кампания против "преклонения перед Западом". И, конечно, на ее фоне катать на западных машинах становилось не к лицу власти.
Если память не изменяет, малость помыкались на ЗИС-101 (была такая здоровенная неуклюжая машина), а затем надолго обосновалась на подоспевших ЗИС-110 - лимузинах просторных, массивных, импозантных. Они многим нравились из-за плавности форм. Эти ЗИСы были флагманами начавшего быстро развиваться отечественного "легковушного" автомобилестроения, нацеленного уже не только на то, чтобы обеспечить средствами передвижения начальство (до войны те самые "сто первые" и "Эмки" - М-1 - возили только "больших людей", и редко-редко их давали в подарок выдающимся деятелям науки и техники). Теперь надо было дать рядовым людям возможность приобрести автомобиль. Стали строить "Москвичи", содранные с "Опель-кадета", и "Победы". Про последние "вождь народов", когда его прокатили на пробной по Кремлю, вылезши, хмуро сказал: "Победа, но небольшая". Еще бы! На такого качества и такого размера машине ему давно не доводилось ездить. А в связи с автомобилем "ЗИС-110" Сталин показал себя мастером социальной демагогии, коим в целом был несомненно. Он отдал распоряжение, чтобы каждый второй из производимых лимузинов передавался в "скорую помощь". И по Москве и другим крупным городам стали разъезжать светло-кремовые шикарные "скорые помощи", чем умягчалось раздражение рядовых людей от езды начальства на тех великолепных авто.
"Сто десятые" служили правительству верой и правдой долго. Охрана катала на них же. А выезды Иосифа Виссарионовича, как известно, осуществлялись на пяти автомобилях. Причем на четырех были занавески в заднем салоне (на охранной - естественно, нет). Занавески - это чтобы враг никогда не знал, где Сталин. Он к тому времени перебрался с переднего сиденья на заднее, как более безопасное. Все эти сведения я узнал от работавшего в конце пятидесятых в Министерстве иностранных дел бывшего охранника Сталина Ивана Сергеевича Плетнева, возглавлявшего в дипломатическом коллективе физкультурную работу. Но вот что удивительно: я отчетливо помнил, что где-то в конце сороковых годов едва не подтормозил проезд "вождя" по площади Дзержинского, перемещавшегося не на пяти, а всего на двух лимузинах. Зазевался, пересекая площадь (никаких подземных переходов тогда не было и в помине), и над ухом загудел клаксон, а прямо перед носом за туманным бронированным стеклом проплыла до боли знакомая усатая физиономия в маршальской фуражке - причем на переднем сиденье. Как просверлили меня несколько пар глаз из охранной машины! Ощущение! Я этот эпизод рассказал Плетневу, прося объяснить. По его мнению, это могло иметь место, но в виде большого исключения. Рассказал такое: раз, выезжая днем в Москву с "ближней" дачи, "хозяин", как его называл Плетнев, "психанул". Велел охране остаться и уехал вообще один! На одной машине! Охрана не имела права остаться - это понятно. Но, как сказал Плетнев, "когда хозяин психанет - останешься". Вот и сидели охранники на даче, потом, связавшись с Москвой, все-таки поехали. "А что было бы, если бы со Сталиным что-нибудь стряслось?" - спросил я. Плетнев был краток: "Всем расстрел. Тут же..."
Бронированные "сто десятые" были могучими машинами - слов нет. Шоферы толковали - весом в восемь-девять тонн. Наверное так, потому что знаю о таком происшествии: у Красных ворот правительственный "ЗИС", пересекая Садовое кольцо, столкнулся с "трехтонкой" - довольно большим по тогдашним понятиям грузовиком. Грузовик, идя по кольцу, ударил лимузин вбок - и тут же отлетел сам. А "сто десятая", не сбавляя скорости, прошла дальше.
Народ-очевидец тогда толковал: мол, как же можно уехать, авария ведь! Не знали мы, наивные люди, что у правительственных машин было правило: если происшествие - ни в коем случае не останавливаться, а наоборот, прибавлять газу! Потому что происшествие может быть подстроено с целью покушения. Только специальную карточку должен был выбросить водитель, с указанием номера своей машины. Спрашивал того же Плетнева: "Выбрасывали?" "Ни хрена, не выбрасывали", - отвечал Плетнев.
Работая в те поры в Министерстве иностранных дел, был свидетелем финала службы "сто десятых". Никита Хрущев, когда обосновался у власти единолично, приказал убрать все эти машины. Ему хотелось ездить на лимузинах поновее, поэлегантнее - к тому времени в заграничном автомобилестроении мода сменилась несколько раз, и на фоне последних марок лимузинов "сто десятый" уже выглядел допотопно. Но не только это восстановило Хрущева против "зисов". Бронировка! Доподлинно знаю, что на одном приеме, "приняв", он кратко забушевал: мол, какого дьявола ездим в социалистической стране на броневиках? От народа спасаемся? Это что о нас люди думать будут?
Встал вопрос - куда девать все эти автомобили? И тут хитроумный министр иностранных дел Громыко подал идею: не в утиль, а в подарок. Лидерам дружественных режимов. В Азии, на Ближнем Востоке, в Африке. И стали наши послы предлагать шикарные машины. Кто брал, кто отказывался. Африканские деятели Нкрума, Туре приняли с благодарностью. Индонезиец Сукарно, насколько помню, тоже. А вот в Египте Насер отказался категорически. С той же мотивировкой, что у Хрущева: как, де, я буду перед народом выглядеть? В общем, разошлись бронировки по белу свету.
А парк роскошных машин отечественного производства не только модернизировали, но и расширили. Появились великолепные "ЗИЛ-113", "ЗИЛ-114", "ЗИЛ-117" (говорили, что это самая дорогая машина в мире, собиралась вручную, на специальном стенде, в специальном корпусе завода имени Лихачева; тот корпус охранялся, как правительственная резиденция, и работавшие там получали серьезные надбавки к зарплате). Появилась еще "Чайка" - конкурент "зилов", сработанный на горьковском автозаводе. Шел разговор, что горьковское заводское и областное начальство надеялось посадить руководителей страны на эту машину. Не вышло. У "Чайки" оказалось некачественное кнопочное переключение скоростей - иногда заедало. Как ни бились - не наладили толком. И стала "Чайка" машиной для высшего, но все-таки второго эшелона начальства. Министров, например. Заведующих отделами ЦК КПСС. Первый же эшелон - члены политбюро - раскатывали на "зилах".
Один мой тогдашний приятель из высокого ведомства, как и я, обращавший внимание на кортежи, наблюдал любопытную деталь, говорившую об упрочившихся иерархических разделениях в элите. На "сто тринадцатых", "сто четырнадцатых" "зилах" - машинах-кораблях - ездила самая-самая верхушка власти. На "сто семнадцатых" - полегче, покороче - не совсем "самая": кандидаты в члены политбюро. На упомянутых "Чайках" - упомянутый контингент. Дальше по нисходящей - вылизанные черные "Волги" с литерами МЩ на номерных знаках (МЩ - высшего разряда спецномер). Затем те же вылизанные черные "Волги" с литерами МОС (второго разряда спецномер). Еще, по его сведениям, был "третий высший разряд" - литеры МОЛ. И, как он говорил, любое перемещение начальствующей персоны вниз-вверх по иерархической лестнице обязательно сопровождалось (причем немедленно) изменениями в описанной деталировке перевозочных средств. От замен литер - до замены транспортного средства. Вот до какой степени было серьезно поставлено!
С "зилами" пришла для тех, кто организовывал их проезды, совершенно новая проблема - скорость! "ЗИС-110" были довольно тихоходны. И медленно разгонялись. Еще бы! Почти десять тонн. "Дозиловские" кортежи двигались медленно. Москва была трудным для быстрого проезда городом. Подавляющее большинство улиц - в булыжнике (даже многие центральные, где кортежи ездили - вроде той же Кировской или Арбата). Имело место невероятное изобилие конного грузового транспорта (деревянные платформы на резиновых шинах). И те кортежи, что упомянул вначале, катили со скоростью вряд ли больше, чем пятьдесят километров в час. А общая скорость машинного движения по Москве была близка к тридцати - так ползали маломощные автомобили и грузовики.
Но "зилы" - совершенно иная история. И в совершенно иной Москве. Масса широких, заасфальтированных магистралей плюс лимузины, способные гнать под двести километров в час. Плюс еще - любители скоростной езды внутри. Особенно в лице Брежнева и Тихонова, последнего предгорбачевского предсовмина. Эти двое выделялись страстью гонять, скорости меньше ста километров в час не признавали (это - по городу!). А за городом - подай полтораста!
У милиции в связи с этим появились тяжкие проблемы. Во-первых, обеспечить такой сумасшедший проезд с помощью светофоров нелегко. Но с этим справлялись - появилась уже телефонная и радиосвязь между постами. Труднее было с милицейскими машинами сопровождения. В брежневские времена, особенно после того, как по машине генсека стреляли, кортежи укрупнились. Леонид Ильич ездил на четырех машинах - "членовоз" плюс охранная, плюс милицейская "глубокой разведки" (шла далеко впереди, расчищая путь) плюс еще какая-то сзади. Плюс возможно еще какие-то. Так вот, трудность заключалась в том, что милицейские и кагэбэшные "Волги" отдаленных сопровождений не выдерживали гонки. У них были форсированные двигатели, над задними колесами положены свинцовые плиты (для лучшего сцепления колес с асфальтом), но все равно держать темп они не могли. "Волга" при ста пятидесяти в час вообще может улететь с дороги, какая там плита ни лежи. Не рассчитана на такое. И пришлось специально для сопровождений закупать иномарки - "Мерседесы". Те выдерживали, но их старались первое время поменьше показывать. Я был в гараже, где они стояли (в отделении ГАИ на Ленинградском шоссе) - ими категорически было запрещено пользоваться для иных целей, кроме кортежирования. Власть еще как-то стеснялась иномарок.
Есть милицейская трудность - расчищать путь впереди. Когда кортеж летит на ста пятидесяти - ста восьмидесяти километрах в час (как Брежнев дул в Москву из своего любимого Завидова), то впереди путь должен быть расчищен километров на десять. От всяких машин. И ГАИ, мобилизуя колоссальные силы, это делало! К концу правления незабываемого Леонида Ильича кортежи обнаглели. Потому что власть утратила элементарную социальную осмотрительность. Даже социальный стыд, если так можно выразиться. Привилегированность стала выставляться напоказ. Я, к тому времени уже основательно утратив "кортежный азарт", интересовался ими по противоположному чувству - сильной раздраженности. Живя на Юго-Западе и привыкнув ходить пешком на работу, пересекая для того Ленинский проспект, частенько сталкивался с тем, что в ожидании кортежа проспект перекрывали для машин и пешеходов аж минут за пятнадцать-двадцать до самого события. И москвичи должны были торчать на тротуарах, не могли перейти на другую сторону улицы. Тьма гаишников и оперативников КГБ наблюдала за массовой неподвижностью. Как личный мини-подвиг помню: мыкалась возле меня молодая мама с плачущим ребенком в коляске. Отыскал глазами ближайшего оперативника (по поведению легко было определить), подошел и по-божески попросил хоть ей дать пересечь улицу. Оперативник изучил глазами женщину, сделал пальцем кодированный знак гаишнику (поднял вверх указательный) - тот пропустил. Сопроводив!
В достоверности следующего эпизода стопроцентно не уверен, так как нигде в мемуарной литературе о Брежневе (включая воспоминания охранявших его) не встречал. Но рассказали эту историю знающие люди - гаишники. Дело было так: Леонид Ильич, безумно любивший водить дорогие машины, как-то в Завидове исхитрился забраться в "ЗИЛ" и в одиночку, из спортивного азарта, дунул в Москву. Без охраны! Надвинул поглубже соломенную шляпу на лоб, чтобы не узнавали, - и летел! Из резиденции посыпались требования всем по маршруту сопровождать бешено мчащийся "ЗИЛ". Куда там! Сопроводи его на "канарейках" - гаишных "Жигуленках"! Очень выйдет! Так и долетел генсек до Москвы в одиночку. А потом добродушно подсмеивался над охраной: это, мол, мне вас впору охранять, а не вам - меня.
В горбачевские времена кортежи ушли из внимания полностью. Оно и понятно. Раньше-то они притягивали, строго говоря, потому, что событий в стране было - ноль. Застойная жизнь. Скучная. А тут такое стало происходить! Какие на этом фоне кортежи?! Кого интересовали?!
Но все-таки кое-что по части горбачевского кортежа врезалось. А именно: открытая, нарочитая демонстрация мер по охране реформатора. Прежде мы ничего подобного увидеть не могли. Когда по телевидению показывали наших высоких лиц, камеры никогда не фокусировались на охране. Считалось, видимо, политически неправильным подчеркивать "охранный аспект". Это бросало бы тень на основополагающую идею глубокого единения власти и народа. А при Горбачеве - вдруг все наоборот: что ни репортаж, что ни фото - охранники едва ли не на первом плане. Да в каком количестве! И какие напряженные!
Это не могло быть, конечно, случайным. Очевидно, распорядившиеся показывать охрану тем самым хотели дать понять публике, что Горбачев -реформатор серьезнейший. И самоотверженный даже. Мол, его уничтожить готовы враги-реакционеры - отсюда и огромная охрана. Жизнью, мол, рискует человек - имейте в виду! Пару раз слышал даже имя человека, придумавшего столь необычный способ популяризации - Александр Яковлев. Имел он репутацию большого мастера пропагандистских "ходов".
В заключение - об источниках рассказанного. А то ведь можно задаться вопросом: откуда автор, рядовой житель, все это знает? Не придумывает ли? Ничего не придумано. Когда был мальчишкой, отец работал лектором ЦК ВКП(б) - рассказывал. Затем знавал Володю Шамберга, сына заведующего общим отделом ЦК при Сталине. Тоже рассказывал. Позже, работая в Министерстве иностранных дел, наслушался от сотрудников (дипломаты очень интересовались обустройством верхушки - чисто аппаратный интерес). От упомянутого Плетнева узнал много. Некоторое время имел возможность общаться с сыном Андропова, Игорем. Рассказывал. В московских ГАИ, как говорил, бывал - там рассказывали. Ну и наконец, главное - много любопытствовал сам. Как истый россиянин.
Вот так и набралась целая хроника.
|
