История с осуждением и помилованием американского бизнесмена Эдмонда Поупа напомнила о судьбе другого гражданина США, бывшего офицера ЦРУ Олдрича Хейзена Эймса, приговоренного к пожизненному заключению без права кассационного обжалования за сотрудничество с советской и российской разведкой. Как он перешел на нашу сторону? Почему? Подробности этой истории рассказал нашему корреспонденту Сергей Дивильковский, который в 1980-1985 годах был сотрудником ЦК КПСС, а во время вербовки Эймса находился в командировке в США.
- Сергей Иванович, как вы познакомились с Эймсом?
- Находясь с 1980 года в Нью-Йорке в должности советника Постоянного представительства СССР при ООН и выполняя одновременно функции посланца отдела международной информации ЦК КПСС, я должен был искать контакты среди информированных и влиятельных американцев. Через одного из них - сотрудника ЦРУ Родни Карлсона - я познакомился в 1982 году с Эймсом, который назвался "Риком Уэллсом, аналитиком разведслужбы при СНБ США", хотя, как позже выяснилось, он работал в ЦРУ.
Все мои дискуссии с "цэрэушниками" так или иначе вращались вокруг проблем советско-американских отношений, их в ту пору резкого обострения и возможных путей выхода из создававшегося опасного тупика.
Меня сразу поразило то, что Эймс проявил себя не очень-то активным сторонником политической линии США. Насколько помню, американскую позицию он защищал только по одному пункту: это касалось какого-то конкретного момента на прерванных незадолго до того советско-американских переговорах по ограничению ядерных вооружений в Женеве. Эймс в деликатной форме выдвинул в наш адрес какие-то претензии, при этом оперировал специфическими терминами и цифрами, к чему я, честно говоря, готов не был. В тот момент у меня впервые возникло желание "передать связь" другому сотруднику посольства. Мне тогда показалось, что Уэллс как бы предлагал себя в посредники на случай, если бы у советской стороны возникло желание сообщить - в обход официальных каналов - Белому дому какую-то новую и доверительную информацию. Чтобы убедиться в этом, нужны были более капитальные, чем мои, знания по существу затрагивавшихся проблем: я ведь был всего-навсего "пропагандистом", а не "разоруженцем", как, например, советник посольства Сергей Чувахин, о котором я и подумал в тот момент.
- Как осуществилась "передача объекта"?
- Мой отъезд из Вашингтона был намечен на февраль 1985 года. Поэтому в один из январских дней я пришел к послу СССР в США Добрынину, подробно изложил ему свои наблюдения и соображения по поводу Уэллса и заручился его согласием на передачу "связи" Чувахину. Одновременно переговорил на ту же тему с людьми, которые, по моим наблюдениям, имели отношение к руководству делами советской разведки в США. И после всего этого сообщил Уэллсу имя и фамилию Чувахина.
- Когда и почему вы ощутили, что американский разведчик "Рик Уэллс" может поработать на Советский Союз?
- Возможно, в тот момент, когда Рик без особой нужды (за язык я его не тянул) на одной из наших встреч принялся излагать мне, профану в этих вопросах, различие между функциями ЦРУ и АНБ США. Наверное, никаких секретных сведений он при этом не разгласил, но получился как бы намек на особую доверительность. Именно тогда я и утвердился в решении безотлагательно уведомить наших чекистов о не совсем обычном поведении моего американского приятеля. Что и было сделано.
Вообще-то я и раньше чувствовал, Эймс считал нашей общей задачей поиск такого решения проблем во взаимоотношениях наших стран, в котором оказались бы учтенными в равной мере законные интересы и требования как США, так и Советского Союза. Такой подход был, бесспорно, намного ближе к нашей тогдашней концепции ведения переговоров, чем к рейгановской позиции "крестового похода" и изматывания СССР гонкой вооружений.
- Жаловался ли Эймс на материальные затруднения, говорил, что располагает конфиденциальной информацией? Видел ли со своей стороны Рик в вас человека, связанного каким-либо образом с разведкой?
- О материальных трудностях Рик мне, насколько помню, не говорил. Напротив, как-то раз, когда мы выходили из ресторана, с гордостью показал на припаркованную неподалеку спортивную ярко-красную - явно не дешевую - автомашину, с гордостью сообщив мне, что это "его колымага", и предложил подвезти до посольства. Я, правда, отказался.
Рик, конечно, знал, что я не имел отношения к советским разведслужбам. Иначе грош цена была бы всей их контрразведке и ему лично, как одному из ее руководящих сотрудников. Да я и не похож был вовсе на профессионала секретных операций.
В порядке анекдота расскажу маленькую историю. Как-то раз мы условились встретиться у центрального железнодорожного вокзала в Нью-Йорке. Я приехал вовремя. Прождал минут пятнадцать, но, так и не дождавшись приятеля, вернулся в посольство. А на следующий день, когда мы стали с ним "выяснять отношения", он сказал: "Ну, Сергей, теперь я точно знаю, что ты не из КГБ: ведь я тебе назначил свидание у "Сентрал стэйшн", а ты поехал к "Виндзор стэйшн" (это вторая крупнейшая нью-йоркская железнодорожная станция, но я не удосужился хорошенько в них разобраться).
- Если говорить о мотивах, побудивших Эймса вступить в тайное сотрудничество с советской разведкой, что, на ваш взгляд, было главным?
- Кажется, у нас в России "ходовой" версией является такая: мол, Олдрич Эймс "продал имевшийся у него товар", позарившись на деньги. Пожалуй, это только малая часть правды.
Эймс после ареста заявлял, что он против упрощений в объяснении того, почему он "пошел на измену". Он утверждал, что был целый клубок причин и обстоятельств, ни одно из которых не следует отделять от других.
Первым на поверхности лежит и вправду тот очевидный факт, что Рик в какой-то момент остро нуждался в довольно значительной сумме денег и, поняв, что может ее получить, выдав русским известные ему секреты ЦРУ, отправился в советское посольство. Но возникают вопросы: почему он сделал это достаточно легко? Почему оказался "морально готов к измене"? Почему даже в тюрьме, отвечая на вопрос допрашивавшего его фэбээровца, что бы он выбрал: ЦРУ или КГБ, если бы ему пришлось начать все сначала, Эймс, не задумываясь, сказал: "КГБ"?!
У меня имеется выписка из рассекреченного в октябре 1994 года доклада генерального инспектора ЦРУ Хитца, в котором "факторы, толкнувшие Эймса к принятию решения заняться шпионской деятельностью", разложены по полочкам в следующем порядке: "Основным фактором... стало его отчаянное финансовое положение... Кроме того, по признанию самого Эймса, в 1985 г. для него перестали существовать некоторые "барьеры":
а) он имел возможность встречаться с советскими представителями с санкции ЦРУ;
б) он знал, что ему не придется скоро проходить проверку на "детекторе лжи";
в) у него произошла переоценка ценностей и изменилось отношение к работе в ЦРУ вследствие продолжительных бесед с советскими представителями;
г) он был убежден, что "правила для других на него не распространяются". Сам Эймс после своего ареста неоднократно, например, в интервью корреспонденту газеты "Вашингтон пост", выделял все же мысль, что "на сотрудничество с Советами он оказался готов в силу сложившихся у него убеждений".
Наверное, и впрямь главной "закваской" его поступка стали все же не забота о деньгах и не желание показать свою "особость", а мысли и чувства, связанные с "большой политикой". Вот его слова на суде: "Для меня стал невыносимым вираж вправо, взятый властями нашей страны в 80-е годы".
Я мог бы сослаться и на целый ряд других опубликованных высказываний Рика, на основании которых можно утверждать, что в политике он стал самым настоящим "диссидентом": человеком, весьма критически относившимся к действиям собственного правительства и ко многим другим реалиям того общества, в котором жил.
- Если корыстолюбие приписывается Эймсу несправедливо, отчего же его гонорары от получателей информации с Лубянки оказались столь велики? Ведь ему заплатили, если верить сообщениям из различных источников, свыше 1,5 миллиона долларов...
- Олдрич Эймс потребовал от Лубянки 50 тысяч долларов, и не более. Все остальное - "инициатива другой стороны". Так что особого корыстолюбия Эймс не проявил. Другое дело, что он любил "пожить красиво", особенно стремился устроить "красивую жизнь" женщине, которую любил, - своей второй жене Марии дель Росарио.
- Начав работать на советскую разведку, Эймс "сдал" около двух десятков высокопоставленных предателей в СССР из различных сфер, включая КГБ, ГРУ ГШ и МИД. Как вы считаете, это в самом деле нанесло ущерб российско-американским отношениям, или поднятая вокруг разоблачения Рика шумиха в США была сплошным лицемерием?
- В реакции США, последовавшей за арестом Эймса в 1994 году, я на первое место поставил бы раздражение от уязвленного самолюбия. Непривычная для творцов "нового мирового порядка" ситуация: не они купили, а у них "увели" крупного разведчика! Пощечина была звонкая, на весь мир.
Следует также иметь в виду и следующее: Эймс объективно мог способствовать срыву крупнейшего стратегического замысла Вашингтона по уничтожению "империи зла", как они именовали Советский Союз. "Колокол" (оперативный псевдоним Эймса для связи с советской разведкой) ведь не только "рядовых" агентов ЦРУ раскрывал в наших рядах, он и так называемых "агентов влияния" и просто агентов вражеской разведки, имевшихся в высоких сферах советского руководства. Однако к моменту раскрытия "крота" в ЦРУ американское руководство прекрасно знало, что в России "процесс пошел" и зашел уже достаточно, с их точки зрения, далеко, и никакие донесения Эймса тут уже ничего не могли изменить. Так что особых причин сердиться на нас из-за поступка Эймса у американских властей не было.
Другое дело - у них появился повод в ответ еще больше унизить вставшую на колени державу, поорав на нее "для острастки" и направив в Москву главу ЦРУ, чтобы добиться от "верхов" (уже ельцинских) обещания "впредь вести себя хорошо" и "не баловать", вербуя американских разведчиков. Это еще один реальный мотив, определивший шумную реакцию в США на провал Эймса в 1994 году.
|