|
Личные отношения двух легендарных, выдающихся конструкторов - Сергея Павловича Королева и Валентина Петровича Глушко, внесших неоценимый вклад в развитие отечественной космонавтики, - были в 50-60-е годы не только плохими, а откровенно неприязненными, порой даже яростно "оппонентскими". Каждый руководил крупным коллективом, был академиком и "основоположником". Королев, как свидетельствуют энциклопедические словари, - основоположник "практической" космонавтики, Глушко - отечественного ракетного двигателестроения. Какая кошка пробежала между ними? С чего начинался конфликт и как развивался? Какие вообще отношения складывались среди капитанов космической отрасли? Об этом мне рассказывали те, кто несколько десятилетий назад был в гуще событий. Прежде всего я встретился с академиком Василием Павловичем Мишиным, который был правой рукой Сергея Павловича Королева, его бессменным первым замом со дня основания завода в подмосковных Подлипках. В 1966 году после трагической смерти Главного конструктора на операционном столе в кремлевской больнице (операция, как считали тогда некоторые авторитетные медики, была плохо подготовлена) Мишин стал его преемником, возглавив ОКБ-1.
- Василий Павлович, у Королева, как известно, были не простые отношения не только с Глушко, но и с другим главным конструктором - Янгелем, а также генералом Каманиным, министром оборонной промышленности Устиновым, некоторыми другими руководителями... Может быть, все дело во властном характере, неуступчивости, неуживчивости Королева?
- Я с этим категорически не согласен. Характер у Сергея Павловича был действительно твердый, можно сказать, и властный, но не он стал причиной несложившихся личных отношений Королева с Глушко, Устиновым, Янгелем... В каждом случае - своя история, и я бы не решился делать какие-то обобщения. Хотя, конечно же, и ревность к славе, пусть безымянной (фамилия Королева стала известна стране только после его смерти), и соперничество, и амбиции играли определенную роль.
Давайте посмотрим, как развивалась коллизия Королев - Глушко. Начиналось все с принципиальных споров по техническим вопросам. Валентин Петрович, например, не верил, что можно управлять полетом баллистических ракет дальнего действия с помощью подвижных (качающихся) камер сгорания. Он категорически выступал за использование газоструйных рулей. Между тем качающиеся камеры обещали неоспоримые преимущества при создании новых ракет. Главным центром двигателестроения в нашей стране руководил Глушко. Переубедить его не удавалось. Пришлось конструкторскому бюро Королева самостоятельно заняться "непрофильным" делом - разработкой и изготовлением рулевых двигателей, управляющих вектором тяги.
В споре победа оказалась на нашей стороне. Двигатели были созданы, установлены на знаменитой "семерке". Эта ракета выводила на орбиты искусственные спутники, космические корабли "Восток", "Союз", летает она в модифицированном варианте и сейчас.
- Однако производственные споры, пусть даже по таким принципиальным вопросам, не обязательно должны приводить к ухудшению личных отношений. Ну доказали Глушко, что оказались правы, дальше-то зачем углублять конфликт?
- Надо понимать, что речь идет не о теоретической дискуссии, это был удар по самолюбию, по престижу Глушко. А он не тот человек, который забывает подобные вещи. И позже разногласия не просто усиливались, а приобрели принципиальный характер. Трещина в отношениях превращалась в пропасть. Это ярко проявилось во время работ над ракетой тяжелого класса, получившей служебное название Н-1. По проекту стартовая масса составляла в первом варианте 2200 тонн, полезный груз - 75 тонн. Глушко отказался делать ракетные двигатели для Н-1. Их изготавливал коллектив, возглавляемый Н. Д. Кузнецовым.
Хочу заметить, что и Королев, и я открыто, жестко выступали против использования весьма опасных для здоровья обслуживающего персонала токсичных видов ракетного топлива - азотного тетроксида, гептила и других. Глушко же неизменно настаивал на применении наряду с керосином еще и ядовитых компонентов. Вот здесь и проходил водораздел наших противоречий: гептил или нетоксичные кислород-керосиновые двигатели. Очень жесткие были столкновения. Я и сегодня, спустя десятилетия, не изменил свою позицию. Есть серьезные основания полагать, что у немалой части солдат и специалистов, работавших на заправке ракет высококипящими компонентами топлива, ухудшилось впоследствии здоровье.
- Хорошо известный вам Борис Евсеевич Черток, который тоже был замом у Королева, в своей книге "Ракеты и люди" рассказывает о стычках между Королевым и Глушко. Во время приезда в Подлипки Брежнева (тогда еще просто секретаря ЦК) Глушко говорил о "некомпетентных товарищах из ОКБ-1". В другой раз, обращаясь к Гришину, заместителю председателя Госкомитета оборонной техники, Валентин Петрович просил избавить его от диктата Королева при выборе схемы двигателей. Черток пишет, что "разногласия Королева и Мишина с Глушко имели тяжелые последствия для нашей космонавтики". Вы согласны с этим?
- Разумеется. Вопрос лишь в том, на ком лежит за это ответственность. Дело было, однако, не только в наших отношениях с Глушко. В целом вся атмосфера в верхних эшелонах отрасли оставляла желать лучшего. Если бы не многоходовые интриги, подковерная борьба, в которой участвовали не только ряд главных конструкторов, но и Устинов, и партийные "бонзы", страна могла использовать вдвое или втрое меньший промышленный потенциал и добиться больших успехов. Параллелизм и дублирование в космической отрасли дорого обошлись нашему государству.
- Как у вас складывались отношения с Глушко?
- Я никогда не скрывал своего мнения, и это не нравилось Валентину Петровичу. У нас были деловые споры, что, по-моему, не должно влиять на личные взаимоотношения. Открою вам "секрет", который знали многие руководящие работники королевской фирмы. Я ведь тоже нередко спорил с Сергеем Павловичем - жестко, бескомпромиссно, эмоционально. Бывало, после этого мы в течение недели не разговаривали. Когда в этот период надо было решать экстренный производственный вопрос, нас соединяли по телефону секретари. Но это никогда не перерастало в личную вражду. Через несколько дней либо я заходил к Королеву, либо он ко мне, и снова работали вместе, потому что верили друг другу и занимались одним общим, очень важным делом.
Но Глушко ничего не забывал. И хотя в 50-е годы у нас были очень хорошие отношения, потом они испортились. Я расскажу о нашей последней встрече на заводе в Подлипках. После смерти Сергея Павловича Королева я в течение восьми лет возглавлял ОКБ-1. В 1974-м генсек Брежнев с подачи секретаря ЦК КПСС Устинова освободил меня от занимаемой должности (соответствующего документа, кстати, я так и не видел), назначив новым руководителем предприятия Глушко. Когда он приехал на завод, я протянул ему руку, но он демонстративно ее "не заметил". Какое-то время мне пришлось заниматься в ОКБ обычными в таких случаях документами, в том числе актом приема-передачи. Днем я зашел пообедать в столовую для руководящего состава. Сел в сторонке, доедаю котлету. Вошел Глушко. Увидел меня, резко отшвырнул стул, круто развернулся и ушел. На работников столовой жалко было смотреть. Чтобы не создавать им трудности, я попросил в последующие дни приносить мне обед в кабинет. После подписания акта Глушко распорядился вообще не пускать меня на завод. Я даже не смог забрать свои вещи.
- А в чем причина конфликта с Устиновым?
- Вначале он очень много делал для создания в стране ракетной техники, энергично поддерживал Королева, наше КБ. Но со временем масштаб задач стал ему не по плечу. Цена принимаемых им решений возросла многократно. А он не очень разбирался в этой сложнейшей сфере, не хотел брать на себя колоссальную ответственность, рисковать. Бесконечные совещания, согласования... Королев же с каждым новым успешным запуском "набирал очки". Хрущев уже мог позвонить ему напрямую, и это лишь усиливало ревность Устинова, недовольство "слишком много на себя бравшим" главным конструктором. Да, ревность, зависть, опасение получить сильного конкурента - в этом, как представляется, одна из причин изменения отношения к Королеву. Им, как двум медведям в одной берлоге, стало трудно уживаться.
Я думаю, что и Михаила Янгеля Устинов направил к нам в головной институт не случайно - хотел иметь "своего" человека. Потом Янгеля назначили руководителем Днепропетровского ракетостроительного завода и КБ. Он тоже не любил Королева.
Устинов пытался "перетянуть" меня на свою сторону или по крайней мере "убрать" из королевского КБ. Однажды вызвал к себе, на площадь Маяковского, где размещалось тогда Министерство вооружений. Сказал, что подготовлен приказ о моем назначении главным конструктором зенитных ракет. "А Сергей Павлович знает?" - спросил я. Устинов удивился: "Вы же поругались, не разговариваете целую неделю...". Даже это, оказывается, он знал. Но я отказался от заманчивого предложения. Были и другие попытки "приблизить" меня, однако успеха они не имели.
- Получается, что Королев и вы держали оборону одновременно на нескольких фронтах, в том числе серьезные разногласия возникали и с генералом Каманиным, которому подчинялся Звездный городок. В дневниках Каманина есть такие записи: "Мишина надо снимать с работы, и чем раньше, тем лучше". "Королев топчется на месте, мешает другим... тормозит наше продвижение в космос". "Королев всячески будет добиваться того, чтобы "отобрать" космос у ВВС". Из-за чего возникла эта "холодная война"?
- Опять-таки главным образом из-за амбиций. Нередко ожесточенные баталии разворачивались вокруг кандидатур космонавтов, которых нужно отобрать для очередного полета. Некоторые руководители ВВС "продвигали" военных летчиков и очень настороженно относились к гражданским специалистам. Невероятных трудов, например, нам стоило "пробить" в состав экипажа Феоктистова, Елисеева, Лебедева, Кубасова. Даже отправить наших специалистов на подготовку в Звездный было очень сложно. Поэтому когда меня назначали руководителем ОКБ-1, я во время встречи с генеральным секретарем Брежневым попросил только одно: создать при Министерстве общего машиностроения отряд гражданских космонавтов. Надоело без конца упрашивать Каманина. Брежнев дал указание, такой отряд был создан. Мне потом рассказывали, что Каманин был в ярости.
- Много легенд ходит о том, что Королеву якобы "поставляли женщин". Вот и Феоктистов пишет: "Что касается женщин, наверняка они были. Даже существовала подозрительная квартира в наших подлипкинских "черемушках". Иногда происходил какой-то странный и даже смешной обмен двусмысленными репликами с Мишиным за столом во время обеда. Как будто они хвастались друг перед другом победами на любовном фронте". Правда ли это?
- Все это выдумки. Служебная квартира для приезжающих командированных была, это обычная практика. А в отношении женщин ничего подобного за Королевым я не замечал. У него, по-моему, была только одна страсть - работа.
- Расскажите о самых ярких эпизодах, связанных с Королевым, которые остались у вас в памяти.
- Последний раз я разговаривал с Королевым по телефону за несколько дней до смерти. Рассказал о делах и о том, что надоели все эти нападки "сверху". "Вот, написал рапорт об уходе", - говорю. "Они только и ждут от нас таких рапортов, - с горечью ответил Королев. - Порви свою "бумагу" и выброси в корзину..."
Еще один эпизод относится к периоду, когда мы жили с Сергеем Павловичем в одном домике на Байконуре. Как-то он позвонил домой дочери Наташе, чтобы поздравить ее с днем рождения. Но дочь бросила трубку, не стала разговаривать. Сергей Павлович, человек сильный, волевой, сел на стул и заплакал. Никогда не забуду этого... А после смерти Королева я нашел в его служебном сейфе бережно хранившиеся Наташины школьные тетрадки. Передал их Наталье Сергеевне.
Иногда приходит кощунственная мысль: Королев умер вовремя. Еще бы полгода, и его "задвинули..."
После встречи с академиком Мишиным я беседовал и с другими ветеранами космической отрасли. Все подтверждали: неприязненные отношения Устинова, Глушко, Янгеля с Королевым очень мешали делу. Владимир Николаевич Ходаков, работавший заместителем начальника управления Министерства общего машиностроения, рассказал мне, что однажды на большом совещании конфликт между Королевым и Глушко достиг такого накала, что Сергей Павлович вышел из зала, бросив на ходу своему оппоненту: "Засранец". "Сам засранец", - парировал Глушко. После этого они старались без крайней необходимости вообще не встречаться друг с другом, не разговаривать.
И после смерти Королева Валентин Петрович продолжал очень ревниво относиться к популярности первого руководителя ОКБ-1. Спустя много лет (в 1977-м) я попросил Глушко, с которым у меня были очень хорошие отношения (до сих пор храню десятки его "фирменных" поздравлений с праздниками), чтобы он разрешил известному ученому Борису Викторовичу Раушенбаху (работавшему тогда на предприятии) рассказать о Королеве. Без санкции Генерального конструктора беседовать было нельзя, а Глушко согласия не давал. С трудом все же уговорил Валентина Петровича, но после этого он перестал замечать меня. Удивительно, какой силы чувства бушевали в душе этого внешне очень спокойного, невозмутимого человека...
|
