- Николай Петрович, наш читатель А. Шефер из Саратовской области, как мы вам предварительно сообщали, прислал в редакцию письмо и попросил помочь ему навести справки о родных, сосланных когда-то в Казахстан. Что ответим читателю?
- Мы проверили, у нас материалов на Шефера нет, в Саратове - тоже. Вся надежда на казахстанские архивы, откуда ждем ответа от коллег со дня на день. Сложность в том, что ваш автор - поволжский немец, а немецкие фамилии в русской транскрипции часто искажаются: изменилась хоть одна буква - и человек потерялся в картотеках. Но будем надеяться на удачу.
- А сколько документов в архивах ФСБ носят гриф "Секретно"?
- Почти все. Но рассекречивание идет постоянно. Только в прошлом году мы "открыли" 130 тысяч документов из делопроизводства ОГПУ за 1926 год. При этом тысячу оставили на секретном хранении.
- Кто имеет право доступа в архивные фонды и какую информацию там можно найти?
- Даже такую - сколько, к примеру, шелковых кальсон было изъято при аресте в 1937 году у бывшего главы НКВД Генриха Ягоды. Кстати, чуть ли не 30 штук. А если серьезно, мы допускаем в фонды в первую очередь сотрудников ФСБ. С рассекреченными материалами разрешаем работать исследователям, литераторам. Частые гости на Лубянке - академики Григорий Севостьянов и Александр Фурсенко, профессор Виктор Данилов. Над новыми произведениями у нас сейчас работают писатели Владимир Богомолов и Теодор Гладков. Недавно были американские историки Стивен Коэн и Тэрри Мартин, профессора Сорбонны Николай Верт и Алексей Берелович, немецкий профессор Вагенленер. Отказываем в доступе к документам, лишь когда они касаются гостайны, агентурно-оперативной деятельности или раскрывают тайну личной жизни. Чужой, разумеется.
- Если доступ в архив так строг, как вы можете объяснить огромное количество книг и материалов со ссылками на ваши источники, в том числе и до сих пор хранящиеся под грифом "Секретно"?
- Всему виной - безалаберность начала 90-х годов. Тогда некие инициативные группы, заручившись поддержкой на самом высоком уровне, под вывеской разоблачения роли КГБ в путче, получили право изучить наши архивы 90-91-х годов. Но вместо этого кинулись к материалам 70-80-х годов, главным образом бывшего 5-го управления, которое боролось с инакомыслием. Больше других досталось архивам Политбюро, Общего отдела ЦК КПСС и Центральному партархиву. А ведь там были тысячи документов, направленных с Лубянки! Вот и "гуляют" их копии по книгам и статьям.
- Но ведь публикация документов, содержащих гостайну - угроза безопасности страны, или я ошибаюсь?
- Вы правы отчасти. Потому что это в основном документы 30-50-летней давности и прямой угрозы безопасности в них нет. Зато афишируются имена тех, кто помогал или помогает органам безопасности, а это уже болезненно для любой спецслужбы. Достаточно вспомнить раздутый священником-депутатом Глебом Якуниным скандал в Русской Православной Церкви (РПЦ), многих иерархов которой он обвинил в сотрудничестве с КГБ. Мы не раз говорили тогдашнему руководителю Госархива Рудольфу Пихое, что нельзя публиковать нерассекреченные материалы, но наш голос никто не слышал. Не из-за прибылей ли, получаемых издателями секретов? И если в России на этом много не заработаешь, то на Западе за такие "исследования" платят хорошие деньги. Единственное, что мы смогли сделать в этой ситуации, - лишить подобных авторов доступа в архив. Впрочем, собранного под шумок материала им хватит надолго.
- Родственникам реабилитированных разрешается почитать уголовные дела? Возвращаете ли им фотографии, личные письма?
- Обязательно. Сегодня четыре человека придут в наш читальный зал, чтобы познакомиться с делами. С собой, на память, мы, конечно, материалов дела не отдаем, но семейные реликвии возвращаем. Недавно отправили в Германию фотографию репрессированного в 1941 году немца. К нам обратился его сын и попросил сообщить подробности ареста своего отца. Уголовное дело нашли в Кабардино-Балкарии, куда семья переехала с Дона. Оказалось, что этого простого скромного работягу расстреляли через неделю после начала войны за "контрреволюционную агитацию", по сути - только за то, что он был немцем. Иногда передаем свои материалы музеям. Две недели назад передали в музей П.И.Чайковского в Клину копии некоторых документов из следственного дела на родственника композитора Николая фон Мекка. Российский Государственный военный архив получил от нас грамоты о награждении двух офицеров, подписанные еще Николаем II. Вдове философа Алексея Лосева вернули его архив- полторы тысячи листов, - конфискованный в 1930 году.
- А случается ли, что люди, читая уголовные дела, вдруг узнают о таких подробностях, о которых лучше бы и не знать?
- Это сколько угодно! И валерьянкой, бывает, отпаиваем, и "скорую" вызываем. Был случай, когда женщина из Подмосковья разыскивала исчезнувшего в войну отца. Она считала его "без вести пропавшим", но по нашим данным выяснилось, что он дезертировал с фронта. Потом его поймали, а он вместе с сообщниками убил бойцов караула и, скрываясь от семьи, разбойничал. В конце концов его арестовали и расстреляли. Представляете, каково это узнать дочери! Встречаются и трагикомические сюжеты, как , скажем, в одном из дел по 1937 году. Молодой мастер авиазавода, изменяя жене, "пошутил", что он пропадает вечерами на заседаниях в троцкистской подпольной организации, готовящей покушение на Сталина. Кто-то из домашних услышал и донес. Парня арестовали, за крамольные мысли дали "всего" восемь лет.
Даже менее драматичные факты вызывают шок, когда , например, люди узнают, что брат доносил на брата, а отчим соблазнил падчерицу. Таких показаний много в делах 30-х годов. Между прочим, прочитав наши материалы, родственники некоторых известных людей попросили без их разрешения никогда и никого впредь с этими делами не знакомить. Так поступили родные братьев Вознесенских, которые проходили по "ленинградскому делу" (один был министром просвещения, другой - председателем Госплана), дети авиаконструктора Туполева, дочь певицы Руслановой, внучка Рютина - одного из лидеров оппозиции Сталина. Зато писатели Андрей Синявский, Александр Солженицын, нынешний министр внутренних дел Израиля Натан Щаранский читали "свои" дела с интересом.
- С "детьми лейтенанта Шмидта" и прочими лжеродственниками известных людей приходилось встречаться?
- Знаком с "приемной дочерью" маршала Егорова, который был расстрелян за мнимое участие в "заговоре военных". Согласно нашим данным и биографическим справкам, таковой у него не было. Мы от души посмеялись, когда одна немецкая телекомпания поторопилась выдать ее за родственницу маршала.
- Мне кажется, занимательных сюжетов из вашей практики набралось бы на целую книгу!
- Душещипательных историй знаю предостаточно. К примеру, в наше ведомство обратился житель Московской области, который разыскивал следы своих родителей, арестованных, по его словам, в Одессе. Мы установили, что отца- работника ЦК ЛКСМ Украины- расстреляли, а мать отправили в лагеря на пять лет. В семье было двое сыновей, которых раскидали по разным детским домам. Освободившись, мать сумела найти только одного ребенка и уехала в Кривой Рог. Другого усыновили чужие люди и дали свою фамилию. 60 лет он понятия не имел, что его брат и мать живы. С нашей помощью семья вновь соединилась.
- А известно ли вам что-нибудь новое о Рауле Валленберге, шведском дипломате, следы его, затерялись, кажется, в 1945 году в СМЕРШе?
- Сейчас по Валленбергу работает межгосударственная российско-шведская комиссия, куда входят и наши сотрудники. Никаких очередных легенд не будет. Валленберг умер в тюрьме. Думаю, еще в этом году главам государств доложат о результатах расследования, тогда мы узнаем официальные выводы. Но то, что Валленберг остался жив, поменял фамилию или его якобы видели в лагере, - досужие домыслы.
- Правда ли, что у вас хранятся материалы на бывших секретарей и членов ЦК?
- На этот счет существовала жесткая инструкция ЦК: как только человек попадал в партноменклатуру, он выходил из поля зрения КГБ, по нему нельзя было "работать". Партия стояла выше комитета. Хрущевым в свое время был озвучен тезис об органах госбезопасности, "вышедших из-под контроля партии". Не было такого никогда!
- Вы храните интереснейшие исторические материалы. Как удается их сберечь, если, говорят, архивным службам не хватает средств даже на борьбу с мышами?
- То, что архивные службы бедствуют,- факт. Но на дезинфекцию и дезинсекцию нам деньги выделяют. А с молью боремся обеспыливанием. Температура в хранилищах не выше 16-18 градусов, чистота- как в операционной.
- И напоследок - вопрос личного характера. Вы осведомлены почти обо всех государственных секретах. Не тяжел ли груз? По натуре вы скрытный человек?
- Был бы другим, здесь бы не работал.
P.S. Тем, кто хотел бы узнать о судьбе своих репрессированных родственников, надо обращаться в областные управления ФСБ, где велось следствие, либо по месту рождения осужденного. В Центральном архиве ФСБ хранятся только те следственные дела, которые расследовались центральным аппаратом ВЧК-МГБ и касались высокопоставленных лиц.
|