|
Лех Валенса: Наш друг Ельцин
«Ельцин доказал, что русский человек, более того, российский политик и даже российский лидер может быть другом Польши и поляков. На самом деле не кто иной как он демонтировал Советский Союз, подписав с президентами Белоруссии и Украины соглашение о ликвидации СССР в 1991 году. И не побоялся сообщить об этом Горбачеву. С тем чуть инфаркт не случился.
Еще раньше он не побоялся бросить партийный билет. Ельцин был первым российским вождем, который возложил цветы в Катыни и почтил память наших героев. Он дал зеленый свет полякам на пути к геополитической безопасности. Мы благодарны президенту Ельцину. Мало найдется в мире людей, которым поляки обязаны столь многим. Если таких людей и оценивают по достоинству, то чаще всего после смерти. То же самое было и с Борисом Ельциным, хотя даже теперь скептиков, как обычно, хватает. Заслуги Ельцина неоспоримы: для нас, поляков, для нашей части Европы, для всей Европы и всего мира.
Это был человек очень конкретный, он знал, чего хотел, не любил многословия и не застревал на мелочах. Как-то он сказал мне, что мы с ним, пожалуй, немного похожи: оба знаем, чего хотим. И своего добиваемся. Он интуитивно чувствовал и понимал демократию, внутренне он был демократом, хотя мог и кулаком по столу стукнуть. Когда он видел, что нарождающаяся демократия заблуждается, что ее растрачивают впустую, то, не колеблясь, распустил парламент и применил силу. Это высокая цена за демократию - быть может, слишком высокая. Однако в эти решающие моменты в нем брало верх уважение к принципам демократии. Главное - а это не так уж часто встречается в политике, - что его можно было убедить, на него действовали конкретные аргументы.
Мои, пожалуй, он тоже принимал, так как именно с помощью аргументов, иногда припирая его к стенке, я получил его согласие на наше вступление в НАТО и вывод советских войск. Безусловно, он был очень жестким переговорщиком, не сдавал своих позиций с легкостью. К счастью, он умел уступать. В конце концов, он дал себя убедить.
Всем известно так называемое варшавское заявление президента Ельцина. В августе 1993 г. я принимал президента России в Польше. Тогда-то первый и единственный раз Россия устами своего лидера публично признала право Речи Посполитой суверенно выбирать собственный путь во внешней политике и вступать в международные союзы в согласии с нашими государственными интересами. Хотелось бы мне дождаться того момента, когда Россия снова выскажется в том же духе, если учесть, что в настоящее время польские власти не способны договориться с Россией по самым простым, незначительным вопросам вроде экспорта мяса и только обостряют неприязнь.
Нелегко было склонить президента Ельцина к такому символическому историческому жесту. Я использовал много аргументов, старался найти надлежащий подход. Когда казалось, что уже ничего не получится, я перед самым выходом к ожидавшим нас журналистам сказал: 'Ну так как, господин президент, неужели вы скажете всему миру, что президент России что-то запрещает независимой, суверенной и демократической Польше?' И он ничего такого не сказал.
Мало того, он письменно подтвердил и перед камерами сказал на весь мир, что не имеет ничего против вступления Польши в Североатлантический альянс. В подписанном заявлении, в частности, говорилось следующее: «Президенты затронули вопрос о намерении Польши вступить в НАТО. Президент Лех Валенса разъяснил известную позицию Польши по этому вопросу, что было с пониманием воспринято президентом Борисом Ельциным. В перспективе такое решение суверенной Польши, направленное на развитие общеевропейской интеграции, не противоречит интересам других государств, в том числе России».
Это были сильные, хотя сегодня уже забытые слова. Ох, не радовались этому в России! Запад, со своей стороны, эту идею не подхватил, и предоставленная нам возможность в то время не была использована. На Западе явно к этому не были готовы. Обстоятельства то и дело заставали всех врасплох. В России, особенно те, кто был не очень к нам дружелюбен, а таких всегда хватало, пытались отступить от варшавского заявления Ельцина. Сам президент тоже потом метался. Слова произнесены, а со слов-то и начинаются великие дела. Ельцин был человеком чести.
Я хотел бы успокоить тех, кто ищет здесь двойное дно. Моя голова была не крепче головы Бориса Ельцина. Тут я не осмелился бы соперничать. Уверяю вас, я его не споил, как об этом говорили и шептали. Он интуитивно почувствовал, что должен уступить, что такова историческая необходимость. Так что не количество выпитого решило дело, хотя, конечно, вовсе и не помешало! Многие охотно, уже после его смерти, да и раньше тоже, говорили, что у президента Ельцина была слабость к выпивке. Я могу его понять. Многие люди, оказавшись в политике, заканчивали по-всякому, поддавались они и алкоголизму.
Поймите, политика, особенно на таком высоком уровне, как пост президента, - это самый неблагодарный труд. Надо иногда понимать президентов, премьеров. Надо понять и президента Квасневского, что обстоятельства иногда его перерастали и он позволял себе слабость. Человеку на таком посту надо находить какую-то отдушину, оторваться от давления. Это ведь как жизнь на виду у оруэлловского Большого брата, у общества, которое внимательно наблюдает и оценивает.
Алкоголь дает временную, но иллюзорную передышку. Нетрудно оказаться в его власти, поддаться слабости. В этом, по-моему, надо искать оправдание. А если у человека еще и врожденный веселый нрав и тяга к развлечению, то может по-всякому сложиться. С точки зрения истории, достижений - такие вещи значения не имеют. Все мы люди и по-разному справляемся со своими человеческими слабостями. Президент Ельцин справлялся неплохо, а закалкой духа и тела, даже во время болезни, не раз давал этому подтверждение. От ошибок, по сути политических, наверное, не уберегся, но ошибок не совершает тот, кто ничего не делает.
Я планировал еще встретиться с президентом Ельциным. Может, выпить с ним по рюмочке. Мне все казалось, что успею, что наступит подходящее, спокойное время. Оно не наступило, а я не успел. Как официальный представитель Речи Посполитой я прощался с Ельциным в церкви и на кладбище. Прослезился, только когда выражал соболезнования его семье. Мне важно было взглянуть вместе с ним на то, что тогда произошло, спустя годы, уже спокойно, хотя, может, и не без эмоций. При его очень важном участии мы тогда совершили большой скачок к свободе и цивилизации. Это был скачок в новую эпоху.
Спустя годы становится еще более очевидной огромная политическая интуиция Ельцина, благодаря которой он опережал других. Он мыслил надолго вперед. Он не боялся критики, трунил над ней и делал свое дело. Не просчитывал все заранее, хотя был опытным стратегом. Это был крупный и сильный политик. Сегодня таких все меньше. Он был человеком из крови и плоти. Был нашим другом, другом поляков».
Лех Валенса, "Новая Польша", Польша, 08 февраля 2008
|
