|
Дело замминистра финансов Сергея Сторчака, без сомнения, войдет в историю как едва ли не самый яркий пример межклановых войн. В том, что дело это имеет под собой не правовую, а политико-экономическую подоплеку, не сомневается, кажется, никто.
Позавчерашнее триумфальное освобождение Сторчака стало лишним тому подтверждением. Несмотря на все уверения СКП, что замминистра-де выпустили лишь потому, что расследование завершено, очевидно, что причины оного кроется совсем в ином.
С высокой долей вероятности могу предположить, что в судьбу замминистра финансов вынуждено было вмешаться руководство страны. Именно после этого Александр Бастрыкин “неожиданно” вдруг осознал, что нужды томить чиновника в тюрьме больше нет; хотя еще месяц назад по настоянию СКП срок содержания Сторчака под стражей был продлен до середины ноября на том основании, что он может скрыться, оказать давление на свидетелей и уничтожить улики.
В сентябре, значит, мог. А в октябре — уже кишка тонка…
Освобождение Сергея Сторчака стало полной неожиданностью для всех: и для руководства Минфина, и для Генпрокуратуры, и даже для него самого.
Еще во вторник утром адвокаты замминистра благополучно знакомились с материалами дела и, уходя, условились, что продолжат работу завтра. Однако после обеда все неожиданно перевернулось: следствие резко вдруг сменило гнев на милость и решило выпустить Сторчака, а заодно и его “подельника” — бизнесмена Виктора Захарова.
Примечательно, что в первую очередь СКП сообщил об этом не кому-нибудь, а журналистам. И адвокаты, и сам Сторчак узнали о такой нежданной радости из выпуска новостей. (Алексея Кудрина известие это вообще настигло во время совещания с министрами финансов стран ЕврАзЭС.) Такое чувство, что Александру Бастрыкину срочно потребовалось отчитаться о выполненном задании.
Ничего удивительного здесь, впрочем, нет. С самого первого дня для всех, кто хоть мало-мальски соприкасался с этим делом, было очевидно, что корни его лежат отнюдь не в уголовно-правовой плоскости.
Сторчака арестовали в то самое время, когда его непосредственного шефа — Алексея Кудрина — прочили в будущие премьер-министры. (Дело было еще до окончательной рокировки Медведев—Путин.) Противникам такого назначения кровь из носу требовалось снять главного финансиста с дистанции. Вот тут очень кстати и подвернулись материалы оперативной разработки на его зама.
Момент для ареста выбран был крайне удачно: сам Кудрин находился на другом конце света — в ЮАР. Президенту же, как водится, доложили о том, что доказательств вины замминистра более чем достаточно, и если срочно не схватить его — сбежит, сволочь, за кордон с ворованными деньгами.
(Существует, однако, и еще одна версия. Вслед за Сторчаком арестовали и главу концерна средне- и малотоннажного кораблестроения Игоря Круглякова, против которого уже давно велась конкурентная борьба. Его арест позволял по новой поделить рынок судостроения и забрать пакеты крупнейших предприятий за бесценок. Что, впрочем, ничуть не отменяет и версии политической; одно другому не мешает.)
Однако вопреки ожиданиям Кудрин повел себя на редкость мужественно. Он публично вступился за Сторчака, предложил освободить его под свое личное поручительство и вообще не упускал ни единого момента, чтобы напомнить в Кремле о судьбе арестанта.
Дело дошло до того, что Путин, уставший уже от дрязг своего окружения, поручил председателю Высшего арбитражного суда Антону Иванову — человеку, не аффилированному ни с одной, ни с другой стороной, — самому разобраться в финансовых хитросплетениях: так имелся ли этот злосчастный алжирский долг и должен ли был Минфин его возвращать.
Иванов разобрался. Долг есть. Возвращать должны. Об этом в присутствии Кудрина и Бастрыкина он доложил президенту еще в декабре прошлого года. Выпустили же Сторчака только сейчас. Почему?
Надо сказать, что СКП и спецслужбы, желая сохранить лицо, клятвенно заверяли президента в своей правоте и постоянно просили отсрочку: дайте только время, и взятка будет железно доказана. Параллельно, чтоб наверняка, против Сторчака попытались инициировать еще одно уголовное дело — о незаконном списании кувейтского долга, — но его прекратила Генпрокуратура. (Напомню, что в интервью со мной тогдашний руководитель ГСУ СКП Дмитрий Довгий утверждал, что Бастрыкиным ему было приказано возбудить это дело любой ценой, хотя никаких доказательств в собранных материалах не имелось.)
Однако время шло, а никаких улик против Сторчака в деле так и не появлялось. Следствие, правда, в обмен на свободу сумело добиться от одного из обвиняемых — банкира Вадима Волкова (кстати, тоже бывшего замминистра финансов) — нужных показаний. Якобы Сторчак намекал ему насчет отката за возврат государственного долга и даже написал на бумажке цифру “10%”. Но никаких прямых доказательств этому нет; ну а на словах говорить можно все что угодно. (Интересно, если я, например, заявлю, что г-н Бастрыкин вымогал у меня взятку за прекращение дела Довгия, станет ли это поводом для ареста председателя СКП?)
Да и сами действия Сторчака совершенно не укладываются в логику обвинения.
Несколько слов о фабуле дела. В 1996 году Минфин продал право требования госдолга Алжира перед СССР некой компании “Содэксим”. Такая практика широко тогда применялась, ибо бывшие наши младшие братья возвращать долги не спешили; лучше синица в руках, чем журавль в небе. Естественно, что переуступались долги не за полную стоимость, а с дисконтом — в данном случае за 30%. В свою очередь, покупатели долга в рамках российско-алжирского соглашения должны были получить потом алжирские товары на эту сумму, продать их, а разницу класть в карман. (Собственно, в этом и заключался их интерес.)
Однако вскоре после этого, осенью 1996-го, алжирская сторона ввела мораторий на все взаиморасчеты с Россией. Деньги “Содэксима” — и не только они, долги-то покупали многие, — зависли.
Переговоры с алжирцами велись 10 лет. Лишь в 2006 году было подписано новое соглашение, по которому каждая из стран бралась отныне рассчитаться со своими должниками самостоятельно. Разумеется, “Содэксим” незамедлительно потребовал деньги на бочку.
Минфин наличие долга не отрицал. Весь сыр-бор вышел из-за его размеров, ведь за 10 лет набежали приличные проценты. (Это еще не считая упущенной выгоды.)
“Содэксим” требовал заплатить ему 53 миллиона долларов. Сторчак — именно он отвечал в Минфине за этот участок и вел переговоры — настаивал на 40. В конце концов сошлись на цифре в 43 миллиона. Но перевести ее не успели; помешал арест.
По версии следствия, Минфин не имел права возвращать эти деньги (при том что сразу после освобождения Сторчака Кудрин еще раз публично подтвердил факт долга). Сторчак якобы ввел правительство в заблуждение, потому как коммерсанты кровно его заинтересовали. Хотя, следуя этой логике, совершенно непонятно, какой смысл было ему сумму долга снижать; наоборот, должен был накрутить по максимуму — чем выше долг, тем больше откат.
Выход Сторчака на свободу означает полное фиаско СКП. Если бы у следствия было в загашнике хоть что-то, кроме выбитых голословных показаний, сидеть бы ему как миленькому до самого суда. (Не могу, хоть убей, припомнить какой-нибудь случай, когда обвиняемого в тяжких преступлениях выпускали на волю до суда лишь потому, что расследование-де завершено.)
Но это еще и очень симптоматичное событие. Очевидно, что недовольство профнепригодностью Александра Бастрыкина подходит к крайней точке. За год своего существования СКП так и не смог стать на ноги, погрязнув в череде скандалов и склок.
В свою очередь, Алексей Кудрин сумел в последнее время набрать немало дополнительных очков, отменно проявив себя в условиях кризиса. Его усердие просто не могло остаться без награды…
Уже вчера успевший постричься Сергей Сторчак вновь вышел на службу, где его встретили радостные коллеги и обилие цветов в кабинете; сотрудники Минфина с самого утра несли к нему в приемную праздничные букеты.
По настоянию осторожного министра от интервью он пока отказывается, но говорит, что долго ждал этого дня и чертовски хочет поработать: кризис — поджимает.
Пока решено, что Сторчак будет появляться в Минфине нерегулярно, работая с документами в основном дома. Параллельно ему предстоит прочитать еще 78 томов “своего” уголовного дела.
Чтение, полагаю, предстоит занимательнейшее…
|
